«Приковала вниманье дорога…»

 
Приковала вниманье дорога —
Стелет сказочные миражи…
У неё их в запасе так много,
Ты, дорога, мне все покажи.
 
 
Останавливаться не желаю,
К миражу, словно птица, лечу!
Но мираж ослепительный тает,
И, в бессилье сжав руль, я молчу…
 
 
О, когда-то в мираж я поверил,
Думал, счастье он может мне дать…
Я не знал, что мираж так неверен
И способен внезапно предать.
 
 
Жизнь моя – это та же дорога,
И любовь – лишь далёкий мираж.
Не достигнуть его мне порога,
Впереди уж последний вираж…
 

Письмо

 
Ну, здравствуй, гордячка-рижанка,
Луч солнца в преддверии ночи,
Далёкая Таня, Татьянка,
Ну, здравствуй, не хмурь свои очи.
И, право, сердиться не надо
На глупые строки мои,
Быть может, ты им и не рада,
Ну что ж, ты меня извини.
Пишу, потому что скучаю,
И день ли встаёт над землёй —
Без радости день я встречаю,
Ведь я не увижусь с тобой.
Приходит ли ночь чередою —
Она тяжела так же мне,
Ложусь лишь с надеждой одною,
Что ты мне приснишься во сне.
Ты снишься мне часто, как прежде,
И я благодарен тем снам,
В которых склоняюсь я нежно
К твоим чуть раскрытым губам.
Ты с трепетной лаской рукою
Моей вновь коснёшься щеки,
Прижмусь я к ладони щекою,
И ты не отнимешь руки…
Ну что я, довольно об этом.
Такой поэтический вздор
К лицу лишь влюблённым поэтам,
А я лишь всего фантазёр…
У нас на пороге уж осень
Под золото красит листву,
И серенький дождичек косит
В стога налитую траву.
Висит пеленою над Бором,
Шумит и шумит так надсадно,
Что ж, август кончается скоро,
И лето ушло безвозвратно.
Уж дышат сентябрьским морозом
Росистые ночи с туманом,
Летят облака караваном,
Ветвями им машут берёзы.
Шесть дней я провёл в Васильсурске
Средь белых берёз и осин,
Над Волгой – красавицей русской
Бродил средь дождей я один.
Как всё ж в предосеннюю пору
В деревне уныло, тоскливо,
И время ползёт так лениво,
Как будто телега на гору…
Сейчас к «жигулям» привыкаю,
Уж дважды машину помял,
На днях же, на мост наш въезжая,
В талоне «дыру» схлопотал.
Хожу на работу, ем, сплю я,
А жизнь стороною идёт,
Ведь я не живу – существую,
Во мне только память живёт…
 
 
Татьянк, в моей просьбе, хоть тресни,
Но всё ж мне ты не откажи:
Ты помнишь ваш памятник песне?
Так вот, там цветок положи
Ты по моему порученью —
Ведь песни я тоже любил,
Особенно «Песню прощенья»,
Жаль только теперь позабыл…
Да, кстати, на днях вот идея
Мне в голову как-то пришла:
Ты помнишь русалку иль фею,
Что горестно слёзы лила
Там, в парке, у вас над каналом,
Где вместе с тобой я гулял
И где для тебя пьедесталы
Старательно я выбирал?
Ты помнишь там дуб перевитый,
Готовый в канаву упасть?
Так вот, тот «дубочек» спили ты,
Тогда на пенёк сможешь встать!
И будет твой образ стоячий
Шикарен средь тамошних луж!
(Ведь я – «издеватель собачий»
И «язва» в придачу к тому ж…)
 
 
Ах, это лишь глупые шутки.
Но память упорно хранит
Всё, вплоть до последней минутки,
И чем-то ещё дорожит.
Ты помнишь те милые сказки,
Что я о цветах рассказал,
И вечер, что тих был и ласков
И сказки мне те нашептал?
Тускнели вечерние краски,
А я без умолку болтал.
Но самую чудную сказку
Я только себе рассказал…
Сбылась вдруг мечта идиота,
Как долго я этого ждал —
Ты рядом со мною! Не кто-то,
А я твою руку держал!
 
 
О, если бы только ты знала,
Как надо для счастья мне мало!
Тогда б ты перечить не стала,
Но ты ведь не знала, не знала…
 
 
Ты помнишь… Ты помнишь… Я помню.
А ты позабудь, я прошу.
Я память, как чашу, наполню
И сам же её осушу.
А ты позабудь наши встречи,
Всё, всё позабудь! Зачеркни
Последний волшебный тот вечер
И Риги полночной огни!
Над прошлым пусть плачет тальянка,
До боли дорога ясна.
Спокойной же ночи, Татьянка,
Скажи мне: «Счастливого сна…»
 
 
Ну что же, писать я кончаю,
Всё ясно обоим бы вроде…
Ты мне не ответишь, я знаю.
Прощай же, Татьянка…
Володя.
 

«Где-то на грани сна…»

 
Где-то на грани сна
Мысли бредут куда-то…
Память сошла с ума —
Спутала сроки и даты.
 
 
Синяя высь ясна,
Вихрей весенняя замять,
«Нет, то пришла не весна —
Осень», – твердит мне память.
 
 
Вьюжной зимы вечера,
Вальсы, что годы умчали…
«Нет, это было вчера,
И не придет всё сначала…»
 
 
Вижу ль ромашковый луг
Или бескрайнее поле…
«Ах, всё обман, мой друг,
То пред тобою море…
 
 
С белою пеной волна,
Мягкий и ласковый вечер,
Видишь – идёт она
Прямо к тебе навстречу
 
 
По тёплым волнам босиком,
Спеши же в её объятья…»
Мой сумасшедший дом —
Память, моё проклятье.
 

Деревня

 
Ещё вчера сюда я приезжал
Послушать шёпот августовской ночи,
А нынче тополь уж совсем опал,
И день сентябрьский стал ещё короче.
 
 
Унылая осенняя пора,
Сухой травой шуршит мышь полевая…
Под звездопад мечтал я лишь вчера,
А нынче дождик землю поливает…
 
 
Повисла над деревней тишина,
В ночи ни звука – ветка не шелохнет…
Вчера душа теплом была полна,
А нынче, словно жёлтый листик, сохнет…
 

Тополёк

 
Когда-то, строен и высок,
В лесу рос этот тополёк,
Но был еловым тот лесок,
И тополь в нём был одинок.
 
 
Тянуться к свету он устал
И постепенно сохнуть стал,
И вскоре час его настал —
С порывом ветра он упал…
 
 
Вот так и я среди людей,
Как будто тополь средь елей,
И нет любимой средь друзей,
Идёт уныло смена дней.
 
 
Сказал «прощай…» я летним дням,
Приходит осень в гости к нам,
Гуляет ветер по полям,
И время сохнуть тополям…
 

«Как быстротечен жизни час…»

 
Как быстротечен жизни час,
И чьи-то дни уж сочтены…
Одни страдают из-за нас,
Из-за других страдаем мы.
 
 
Вся жизнь страданием полна,
Так в чём её великий смысл?
Для всех предел – лишь тишина,
Где замирает даже мысль.
 
 
И всё же каждый что-то ждёт,
С надеждой ловит чей-то взгляд,
Мечтой, сомнением живёт,
Порой случайной встрече рад.
 
 
Но знаю я, что лишь одна
Достойна чуда той любви,
Что душу всю возьмёт, до дна,
И станет «храмом на крови».
 
 
Как высочайший дар небес
Приходит к одному из ста
Наградой казнь. Голгофы крест.
Судьба распятого Христа.
 
 
Проходит день в мельканье лиц,
Гляжу на мир поверх голов —
Как много кур в нём вместо птиц
И большеротых петухов.
 
 
Да, мир упорен и жесток,
И с обнажённым сердцем в нём
Ты будешь вечно одинок,
Пока не станешь… петухом.
 
 
И всё же я страданий крест
Не поменяю с их судьбой.
Ведь всё, что в этом мире есть,
Любовью создано одной.
 

«Всё пережито, прожито. Усталость…»

Не жаль мне лет, растраченных напрасно,

Не жаль души сиреневую цветь,

В саду горит костёр рябины красной,

Но никого не может он согреть…

С. Есенин

 
Всё пережито, прожито. Усталость
В моей душе, как будто ваты ком.
Мне всё равно, что мне ещё осталось,
Мне всё равно – придёт ли что потом.
 
 
И пусть бредут ещё куда-то годы,
Куда? Зачем? Мне это всё равно.
Осенним золотом украшена природа,
Но равнодушно я смотрю в окно.
 
 
Мне надоела эта позолота,
Тепло и синь почти июньских дней.
Стоит октябрь. С ума сошла погода.
Я жду унылых затяжных дождей.
 
 
И пусть снежинки в хороводе белом
Уронят наземь тихую печаль…
Все позабыто, в прошлом, отзвенело,
И ничего в ушедшем мне не жаль.
 
 
Не жаль мне лет, что мимо пролетели,
Не жаль любви своей – уж не суди.
Всё заметут январские метели,
Над всем поплачут серые дожди.
 
 
А я устал. Устал. И понапрасну
Во что-то верить сердцу я не дам.
Сгорел дотла костёр рябины красной,
Пора прийти осенним холодам…
 

Саулкрастовский филин^[2]

 
Расскажи, саулкрастовский филин,
Снова сказку ты мне в тишине.
Ночь к рассвету близка, бьёт четыре,
И ни звука не слышно в квартире,
Отчего же не спится вдруг мне?
 
 
Помнишь ночи, те длинные ночи,
Что с тобой проводили вдвоём?
Ты, пушистенький серый комочек,
В темь таращил зелёные очи,
Я же молча писал за столом.
 
 
За окном диск луны поднимался,
Серебром заливая пейзаж…
День настал, я с тобой попрощался
И уехал. А ты – ты остался,
Молчаливых ночей моих страж.
 
 
И тебе, саулкрастовский филин,
Суждено век в пыли пролежать,
Не расскажешь ни сказки, ни были,
Все давно о тебе позабыли,
Всем давно на тебя наплевать.
 
 
Средь людей не ищи ты кумира
И в ночи никого не зови.
С первых дней сотворения мира
Это участь пустых сувениров
И сгоревшей ненужной любви…
 

«В ночь упёрся свет фар, как пророчество…»

 
В ночь упёрся свет фар, как пророчество,
Тьму с дороги в кюветы гоня,
И несётся моё одиночество,
Неприкаянность мчится моя.
 
 
Где конец этой гонки отчаянной,
Долгожданной стоянки огни?
Кто мне скажет с любовью нечаянной:
«Подожди, ты устал, отдохни…
 
 
Погляди ты в глаза мои пристально,
Руку дай – я с тобой погрущу,
Ты мне нужен, родной мой, единственный,
Никуда я тебя не пущу…»
 
 
Но рокочет мотор вновь пророчисто,
Призывая забыть суету.
Вновь садится за руль одиночество
И уносит меня в темноту…
 

«Снова сердце своё растревожил…»

 
Снова сердце своё растревожил,
Возвратил, что ушло так давно.
Сколько лет без тебя я уж прожил…
Сколь ещё мне прожить суждено?
 
 
Я вернусь к тебе снова с дождями,
С опадающей жёлтой листвой,
И осеннего ветра устами
Прошепчу: «Что случилось с тобой?»
 
 
Загрустишь, вспомнишь наши прогулки,
Белый вечер над гладью речной,
Звук шагов, так пугающе гулкий
В узких улочках Риги ночной.
 
 
Вновь мой ласковый голос услышишь,
Будто рядом с тобой я иду,
И тогда ты, возможно, напишешь:
«Приезжай, я давно тебя жду…»
 
 
Не дождусь я тех слов…
 

III. Качающийся шар

Октябрь 1974 – октябрь 1976

«Головы моей качающийся шар…»

 
Головы моей качающийся шар,
Словно колокол в ночи, звучит набатом
И зовет, как на беду, как на пожар,
Но не слышат люди тех раскатов.
 
 
И никто на помощь не спешит —
Каждый занят сам собой иль делом,
И напрасно колокол гудит
В этом мире людно-опустелом…