Ночные размышления в номере гостиницы перед отъездом…
Я с тобой сегодня попрощаюсь,
В сердце снова уношу я грусть.
Вечно я куда-то возвращаюсь,
Может быть, я и сюда вернусь.
Может быть, ах, может быть, быть может…
Так неясен путь мой, а пока,
Может быть, перо своё отложит
Так легко писавшая рука.
Спрячу я бумагу в долгий ящик
И туда же душу на покой,
Буду жить днём только настоящим,
Так же, как живёт любой другой.
Пусть порою в долгом разговоре
Со мной муза так была нежна —
Я сегодня с глупой музой в ссоре,
Никому та муза не нужна.
Ну а сам кому я в жизни нужен?
Кто мне дал тепло души своей?
Вроде бы считаюсь чьим-то мужем,
И вокруг полным-полно друзей.
Только у друзей тепла не ищут,
И не могут дать они тепла.
Потому в душе моей и свищут
Ветры от угла и до угла.
Ну а тем, с кем я искал союза,
Одинокой боли не тая,
Тем была нужна лишь только муза
Иль ни муза не нужна, ни я.
Горек плод моих раздумий трезвых
Без огня в полуночной тиши.
Толку что в исканьях бесполезных?
Толку что в метаниях души?
Тих и пуст мой неуютный номер,
И ни звука в мире за стеной.
Будто здесь сегодня кто-то помер —
Был задушен этой тишиной.
Но о том молчат глухие стены,
Что им в прошлом видеть довелось…
Будь же проклято и вновь благословенно
Всё, что в этих стенах родилось.
Всё уйдёт, назад не возвращаясь,
Так зачем же спорить мне с судьбой?
Я с тобой сегодня попрощаюсь,
И не только, может быть, с тобой.
Снова буду на вагонной полке
Слушать я колёс ритмичный бег,
Путь мой в Нижний будет долгий, долгий,
Может быть, длиною в целый век.
Может быть, ах, может быть, быть может…
Только я пришпорю вновь коней!
В жизни день последний мой не прожит,
Пройдены не все дороги в ней!
Нахлебавшись вволю зимней стужи,
Верю, что капели я дождусь,
Верю, что кому-то буду нужен
И когда-нибудь, к кому-нибудь вернусь.
Пусть наивен я порой без меры,
Но корабль лишь к берегу плывёт.
Нужен берег! Или просто вера
В то, что этот берег где-то ждёт.
Так и я, презрев свои потери,
Сбросив тяжесть всех ушедших лет,
Отправляюсь в путь, и новый берег
Мне подарит сумрачный рассвет.
Созданный моим воображеньем
И душевным каторжным трудом,
Берег будет жизни продолженьем!
Только это будет всё потом…
А сейчас в преддверье расставанья
Горькой чашей сердце полнит грусть.
Я нашёл свои слова прощанья,
И навряд ли я сюда вернусь.
Может быть, другой сюда вернётся,
Тем же обликом и именем прикрыт,
Но руки твоей он не коснётся,
Строк своих тебе не посвятит.
Твоего покоя не нарушит,
Как пытался сделать я порой,
Будет деловит и равнодушен,
Сберегая собственный покой.
Не отметит наши дни рожденья
Позабытым праздником души
И найдёт свою траву забвенья,
Боль воспоминаний заглушив.
Может быть, ах, может быть, быть может…
Предсказать судьбу нам не дано.
Просто я в тиши ночной итожу,
Что недавно было, что давно.
К прошлому невольно обращаясь,
Разговор веду я сам с собой.
Я с тобой сегодня попрощаюсь,
И не только, может быть, с тобой.
Вот и всё. Ну что же, до свиданья.
В соснах дождь ночной отговорил.
Нашептал мне он слова прощанья,
Я ж, увы, тебе их подарил…
18.3.87
Ну, вот и конец моего заточенья,
Тебе я последние песни пою.
Иные ветра и иные теченья
Теперь понесут моей музы ладью.
Я всё только выдумал в номере скучном,
Где ветра привычен мне вой за окном,
Я в нём отыскал все слова и созвучья
И ими заполнил листок за листом.
Как рыцарь Ламанчи свою Дульсинею
Создал из печальных романов и снов,
Вот так же и я сотворил, как умею,
Возлюбленной образ из звуков и слов.
Но образ растаял и кончился вечер,
Рука замерла над последней строкой…
Ну что ж, Дульсинея, до встречи, до встречи…
Мятущему сердцу неведом покой.
Я люблю жизнь такою,
какая она есть…
(Из итальянской песни)
Не надо спорить вам с судьбою,
Ах, ваша честь,
Я жизнь люблю всегда такою,
Какая есть.
И я судьбы не выбираю —
Что дал мне рок,
С тем я живу и умираю
Среди дорог.
Но прах мой пылью не затопчет
Чужой сапог,
Взойдёт над пылью у обочин
И мой цветок.
И дочь моя, в начала лета
Плетя венок,
Среди других вплетёт и этот
Простой цветок.
И всех цветов вдохнув настоя
Густую смесь,
Она полюбит жизнь такою,
Какая есть…
Сентябрь 1986 – июнь 1987
Болезнь… Предчувствия…
Вот и всё. Отпели соловьи,
Отзвенела роща золотая.
О тебе, о счастье, о любви
Оборвалась песнь моя простая.
Оборвалась… Так и не успел
Долюбить, допеть о том, что мило.
Песни лучшей я своей не спел —
Что же делать? Жизни не хватило.
Гаснут угли. На исходе силы.
Остаётся только прах, зола.
Милая, недолго своим милым
В нашей жизни ты меня звала.
Ну так что же? Значит, не судьба.
Жизнь, как песня, так же не сложилась.
Но ведь это всё же жизнь была,
И в груди живое сердце билось.
Жёлтый лист губами теребя,
Осенью бродить средь листопада,
Слушать шелест синего дождя —
Ах, как мало человеку надо!
Милое лицо в ладони взять,
Утонуть в прозрачной ласке взгляда,
Дочке сказку на ночь рассказать —
Ах, как много человеку надо!
Много… Мало… Всё теперь одно.
Зря пустых надежд я не лелею.
Ничего мне больше не дано.
Жизнь кончается. И всё уходит с нею.
Синий дождик… Пляшущий вагон…
Жёлтый лист… Твой грустный взгляд далёкий…
Стук колёс… В пути тревожный сон…
Свет звезды, печально одинокий…
Я своё оттосковал,
Отбродил,
Беды все отбедовал,
Отлюбил.
Отгулял, отцвёл, отпел,
Отплясал,
Моей жизни отшумел
Карнавал.
Только снег лежит в полях
За окном,
Жизнь промчалась на рысях
Колесом.
И остался я во всём
Не у дел,
Даже свой построить дом
Не сумел.
Не достиг того, что мог
И хотел,
А теперь подвёл итог,
Песню спел.
Не нашёл путей своих
И дорог,
Горький вымученный стих —
Мой итог.
Эпилог под жизнью всей
И черта,
Видно, я не понял в ней
Ни черта.
А что понял – всё уже
Ни к чему
И не нужно ни душе,
Ни уму.
Одиночество в ночи,
Тишина…
Даже боль, и та молчит,
Сатана.
Я своё оттосковал,
Отлюбил,
Чей-то шумный карнавал
Мне не мил.
Больше мне не суждено
Песен петь,
Мне осталось лишь одно —
Доболеть…
Я беглый волк в бескрайнем поле,
Мои ввалилися бока.
На что свобода мне и воля,
Когда кругом одни снега?
Когда кругом гола пустыня,
И только ветер в ней сквозит,
И в жилах кровь сильнее стынет,
И всё лишь гибелью грозит.
На что свобода мне в пространстве,
Где нечем жить, нельзя дышать
И где в безумном постоянстве
Я должен лишь бежать, бежать…
И нету сил уж сердцу биться,
И всё бессмысленней мой бег…
Упасть бы наземь и забыться,
Уткнувшись носом в мокрый снег.
Меня никто искать не будет
В цепочках путаных следов,
Волков отстреливают люди,
От стай отбившихся волков.
Давно ушел и я из стаи,
Голодной, злобной и большой.
Что будет дальше?
Я не знаю.
И только поле за душой…
26.12.86
Тянет к последнему шагу.
Тянет на гибельный край.
Боже! Прими доходягу!
Реквием, Моцарт, играй!
Пой мне, орган, напоследок,
Выверни душу, орган!
Кто ты, безумный мой предок,
Мне свой отдавший изъян?
Кто ты, в мой разум вложивший
Чёрный безудержный бред,
Чёрту на Пасху пропивший
Души идущих вослед?
Кто ты, меня подводящий
К горькой последней черте,
Страшной черте, не щадящей
В жуткой своей пустоте?
Ну же! Лишь шаг! И исчезну!
Кончится бремя моё.
Бездна для тех только бездна,
Кто не сорвался в неё.
Грех вам о падших молиться,
Глуп и бессмысленнен плач —
Я же единый в двух лицах:
Жертва и сам же палач.
Сам я всё выбрал и сделал,
Свой приговор соверша,
И надругалась над телом
Гнусного предка душа.
Глупый – тот мне не поверит,
Умный – меня не поймёт.
Только упавший измерит
В бездне паденья полёт.
Только бездомный и нищий
С горькой заплечной сумой
Капельку смысла отыщет
Даже и в смерти самой.
Я не шучу, не играю,
В здравом уме и не пьян.
Тянет к последнему краю
Страшного предка изъян.
Весь пьяный бред моих стихов
И все свои шальные страсти
Я променять без слов готов
На маленький кусочек счастья.
На светлый дом и в нём очаг
С теплом семейного уюта…
Ах, сколько лет промчалось так,
В напрасном ожиданье чуда.
Но чуда нет и дома нет,
А очага-то уж – тем боле.
Есть горький след ушедших лет,
Душа, уставшая от боли.
Есть одиночество – канва
Всех дней труда и дней разгула,
Есть просто грустные слова,
Что в утешенье я придумал.
И даже в смутных грёзах снов
Мне не найти кусочка счастья…
Лишь только пьяный бред стихов
И мир, разорванный на части.
Стол металлический, краской окрашенный,
Лампа над ним – край плафона отбит —
Существованья убогого нашего
Символ мой стол да поломанный быт.
Рай мой панельный в домишке заплёванном
В микрорайоне, что Богом забыт,
В этом мирке, мне судьбой уготованном,
Замкнут, как круг, весь убогий мой быт.
В нём ни любви, ни тепла, ни взаимности —
Вход в наши души крест-накрест зашит,
И к отношеньям простым до наивности
Свёл нашу жизнь раздавивший нас быт.
Днями недель, друг на друга похожими,
Время из жизни бесстрастно бежит,
Теми ж заботами, теми же рожами
Нас окружает сожравший всех быт.
В этом мирке, крышей к полу придавленном,
Я, словно гвоздик, по шляпку забит,
И озираюсь я волком затравленным
В красных флажках, что развесил мой быт.
Злобой напрасной белки мои зырятся,
Мыслью одной, словно током, прошит:
«Вырваться! Вырваться! Вырваться! Вырваться!!!»
И не могу.
Держит намертво быт.
Мир мой неустроенный,
Странный, глупый мир.
Из углов построенный
Брошенных квартир,
Из осколков памяти
И обрывков снов,
Зыбкий, на фундаменте
Стынущих песков.
Мир мой, мною созданный
Из туманных грёз,
Весь по слову розданный
Шелесту берёз,
Весь по капле пролитый
В сереньких дождях,
В песнях, в рощах, в боли ты,
С радугой в полях.
Весь неладно скроенный
И нескладно сшит,
Мир мой неустроенный
На ветрах дрожит.
В бурях сотрясается,
Рушится во мгле,
Но не рассыпается
И живёт во мне
То песчинкой малою,
То звезды огнём,
То водою талою,
То ночным дождём.
Гнутый, мятый, молотый,
Катанный, как блин,
На куски расколотый,
Но во мне един.
Бог и царь в том мире я
И его же раб,
В беспредельной силе я
И безмерно слаб.
Что хочу с ним сделаю —
В пряные луга
Простынёю белою
Расстелю снега
И в полночной ярости
Погоню метель,
На пороге старости
Зазвоню в капель.
Дождь пущу по свету я,
Грустный листопад,
И устрою лето я
Так же невпопад.
Но ни в яром августе,
Ни в метельном сне
Нет на сердце радости,
Нет покоя мне.
Скучным мелким дождичком
Сеют облака,
Режет острым ножичком
Душу мне тоска.
Держит мёртвой хваткою,
Тянет сок из жил
Мир мой, чтоб украдкою
Я ему служил.
Чтоб псалмы и пения
Волком выл во тьму,
Чтоб ночные бдения
Посвящал ему.
Жрёт голодным поедом,
Только хруст в костях,
Не умчаться поездом,
Тройкой на рысях.
И живу я узником
Средь его снегов,
Нет иных союзников,
Нет иных врагов.
В полном одиночестве —
Я и весь мой мир.
Я умру, и кончится
Его гнусный пир.
Друг на друга скалимся,
Мы – враги-друзья,
Вместе мы преставимся:
Весь мой мир…
И я.
О проекте
О подписке