Как бы ни хотел в первую очередь оказаться Халил у дома и обнять Хадишу, попасть к Карабеку было важнее. Кривой Арсен у мечети встретил, верблюдов в загон поставил. Когда второй азан прозвучал, Халил занимал у входа в мечеть место для намаза.

Хутба заканчивалась. Карабек, читая проповедь, по обыкновению учит мусульман быть смиренными и почтительными, а между слов витает учение о дружбе и единстве. Последняя часть у Карабека всегда на арабском. Значений у каждого предложения много, язык двой ной, хитрый, чувствовать смысл нужно. Большинство сидящих молитвы вызубрили, заучили, а Халил в медресе учил, помнит, как не давались ему поначалу слова, как Сакен-мугалим заставлял его рот открывать и язык мял – пальцы в рот засунет и мнет, мнет… чтоб язык легче, податливей для арабского был.

Карабек так не делал: бесполезно, сказал, если в голове пусто, за язык дергать. Лопату в руки дал и огороды копать отправил. Не понял задания, не выучил – копай у Бибинур-апа. Сидишь, глазами хлопаешь, слова не понимаешь – к Салиме-ханум с лопатой идешь. Пока работаешь, в голове мысли появляются, думать начинаешь. Первый год Халил постоянно копал, убирал, чистил дворы. Зато за следующие три года все ясно стало: и русский, и арабский, и уйгурское письмо, и латынь легко дались.

Вот сейчас Халил сквозь слободу верблюдов вел – русский (Нестором кличут) рукой махал и привет передавал. Русский-то он русский, а говор рязанский. Из Тамбова когда пришли в Акмолинск обозы, все так разговаривали – гутарили, по-ихнему. Феодосий рядом с ним стоял. И его Халил знает, в каждом голенище по блуде^[19] размером со свинокол воткнуто. Он уже по-другому говорит, окает. Значит, с Вологды. Русский на то и русский язык, всех выравнивает, всех одним слоем мажет – обезличивает!

И здесь так же начинается. Тому же Кривцу, помощнику Тропицкого, особой нет разницы: мишари или касимовские, булгарские или иштяки, ногайцы или сибиры, казанлы – все для него татары, даже кызылбашей татарами кличет. А те татары зачастую друг друга не понимают, как они могут одним народом быть? Кривой Арсен, что ночью спас от смерти, – иштяк. По-русски – барабинский татарин, значит. Для казаков или жандармов пустой звук – не задумаются, где эта Бараба и почему иштяк. Потому и проблемы в городе… Вот на этой мысли и Карабек сейчас проповедь закончил – каждого уважать надо, каждого чтить и понимать.

Халил поднялся с колен и, пропуская людей, боком встал у окна. Дождаться надо, пока Карабек с людьми поговорит, а потом выяснить, что сегодня ночью произошло. Откуда Кривой Арсен взялся на Чубарке, как прознал, что Халил там встанет? Китаец в камышах лежит, ивняком закиданный, не сегодня-завтра наткнется кто, дознаются, что за труп, – дорога к Халилу укажет. Нет, как ни хочется услышать Хадишу, сначала – слова Карабека…

– Чай, – мулла скрюченными от старости пальцами не спеша перебирал оранжевые четки, – сначала чай!

Служебная комната мечети, построенная сразу за минаретом, с левого крыла была небольшая: в самый раз помещаются два кресла, столик да коврик под ним. Карабек, сменив праздничный наряд (белая чалма, атласный кафтан с зеленой накидкой, вышитой золотыми узорами) на простую ежедневную одежду, сидел перед Халилом в тюбетее да рубашке, поверх которой был надет серый камзол с короткими, до локтя рукавами, на ногах – шалбары и мягкие ичиги. Еще недавно имам-хаттыб Зеленой мечети говорил своему джамаату проповедь, а сейчас пил чай как обычный старик в чайхане. Халил в очередной раз удивился, как быстро может Карабек сменить облик и превратиться из одного в другое. Только суть остается в нем та же, это как воду из кувшина в кувшин переливать: кувшины разные – вода одна!

– Откуда узнали? – увидев немой вопрос в глазах Халила, проговорил Карабек и сразу же ответил: – Алимбай тебя видел. Пока ты в Спасске торговал, новость и до нас дошла.

Халил маленьким глотком отпил чай.

– А какое дело Алимбаю до меня?

– Кто ж товары в Спасске сдает, а в город пустых верблюдов ведет? А? – Карабек достал из кармана камзола чехол с очками. – Арсен три дня дежурил, ждал. Алимбай про китайца сказал. Я хотел узнать, что за китаец такой. Узнал.

В очках Карабек стал похож на ученого-астронома из древности. Одной рукой четки перебирает, другой бороду гладит, от самого подбородка до груди пальцами ведет, как чародей сказочный.

– Никакой он не китаец! – заявил Карабек и достал из другого кармана фотокарточку. – Вот, смотри.

Халил взглянул на протянутую ему фотографию. С нее, сидя возле искусственной салонной пальмы, смотрел Асана-сан в военной форме. Внизу на вензеле было подписано: «Фергана. Ротмистр Асанов В. Х. 1904 г. Салон Стужева А.».

– То есть он китаец, конечно, – исправился Карабек, – но служит у царя. И ты в городе был ему не нужен.

От удивления Халил открыл рот, вертя фотографию в руках. Асанов – ротмистр? Так вот откуда русский без акцента. Вот почему не торговался, а торопился в Акмолинск. Но откуда Карабек это знает?

– Хаджи… И это Алимбай сказал?

Карабек, прекратив перебирать четки, поправил очки, затем молча приподнялся в кресле.

– Я стар уже, – выпрямляя спину, ответил он, – давно живу в этом городе… Очень давно… И ко мне разные люди ходят. Все знать тебе сейчас лишнее. Про Асанова никому не говорил?

– Кривой Арсен предупредил, – Халил никак не мог уловить смысл слов Карабека, – да и кому говорить? Но из управы обязательно спросят про него.

– Спросят, – загадочно подтвердил Карабек, – должны спросить. Ты про дорогу мне расскажешь? Про груз? Тебя Тропицкий почему выбрал?

Халил все честно рассказал, без утайки. Как встретился с уездным начальником в пекарне, как без помощников ушел в Бухару, как познакомился в караван-сарае то ли с японцем, то ли с китайцем – ротмистром Асановым, как пришлось его брать с собой.

Про обратный путь Карабек слушал особенно внимательно. Задавал вопросы, особенно когда Халил рассказывал про остановки и груз.

– Чувалы, – задумчиво ходил по небольшой комнате мулла, – два чувала. А что в них?

Халил пожимал плечами.

– И Асанов именно их взял, а не ящики с тканями. Интересно… На чувалах печати какие?

– Вроде Коканда.

– Все верно, – так же думая о чем-то своем, сказал Карабек, – кокандских ханов печати стоят.

Когда Халил рассказывал про чомолаковцев, Карабек интересовался их оружием.

– Такое же новое, как Иманов получил. С одного склада, значит. Понятно…

На рассказе про Алимбая замолк. Затем неожиданно произнес:

– Алимбай всю правду сказать не может. Сам, скорее всего, многого не знает. Но в Акмолинске гроза собирается, что-то назревает. – Мулла провел ладонями по седой бороде. – Уходить надо тебе с Хадишой на Джамалеевку. Там отсидись. К тебе могут сунуться, когда гроза начнется. Ты теперь всем нужен.

– Да кто сунется? – не сдержался Халил. – Какая гроза? Что происходит?

– Асанов этот никакой документ при себе не держал? Не показывал? – не обращая внимания на слова Халила, твердо спросил Карабек. – Кроме этих чувалов ничего не вез?

– Нет. Все, что было, на хамамах грузили. Часть ящиков осталась. При себе, кроме халата и туфлей, не было ничего. Чалму и то мою взял.

– Сегодня груз Тропицкому отдашь, – размышляя, продолжал Карабек, – а будет про своего человека спрашивать, скажи, что в Спасске остался. Раз чист ты, то отпустит. А нет…

В этот момент в дверь постучались, и в комнату заглянул невысокий, одетый в белый легкий костюм человек, держащий в руках круглую летнюю шляпу с узкими полями. Большелобый, с живыми, немного навыкате глазами и модными нынче усиками (подбритыми у губы), он был похож на сома.

Мулла кивком дал понять, что заходить можно. Поздоровавшись с Карабеком, человек в белом протянул руку Халилу.

– Садвакас. Учитель в школе. А вы?

– Халил. Караванщик.

Садвакас с интересом разглядывал Халила.

– Тот самый караванщик, значит! Ну-ка, ну-ка, я вас получше разгляжу! Красавец! Выжил, значит!

Халил, услышав последнюю фразу, сжал кулаки, напрягся.

Садвакас, словно поняв, что допустил оплошность, стал говорить еще быстрее, поглядывая то на муллу, то на Халила:

– Дорога дальняя. Я бы точно не выжил. Вы же видите, как я одет. В таком костюме и шляпе дальше Каркаралинска навряд ли доеду. А в холод и подавно. Карабек-хаджи про вас много рассказывал. Позвольте, – он, заметив лежащую на столе фотокарточку, взял ее в руки, – это же фотография, которую мне сэр Томас из Тоттенхема передал. Карабек-хаджи, помните, он еще сказал, чтоб я вам ее показал и про Халила напомнил? Значит, прав был сэр Томас, этот военный человек был опасен!

– Был? – переспросил Халил.

– Ну, раз вы здесь, – рассмеялся учитель, – значит, был!

Час от часу не легче, подумал Халил. Карабек недоговаривает, из города советует уехать. Учитель тоже без остановки болтает. Еще какой-то сэр Томас появился. Шел в мечеть с одним вопросом, уходит – с целым ворохом.

– Впрочем, – Садвакас провел по лбу платком, – не слушайте меня. Карабек-хаджи в сто раз умнее, и слушать надо его. А вас, Халил… Вы женаты, кстати? Вот если женаты, то обязательно жену с собой берите, у нас завтра вечером в училище спектакль. Называется «Волны счастья». Придете? Я в город ненадолго, на неделю всего приехал. Вы должны быть и посмотреть. Будет очень интересно!

Карабек снова сел в кресло и перебирал четки – все, что нужно, он узнал от Халила. Чувалы с кокандским сургучом необходимо отдать Тропицкому. Забирать их опасно, да и что с ними делать. Не сэру же Томасу, действительно, отдавать. Садвакас – человек от бога, поэт. Обмануть его, как ребенка, можно. Сказал ему англичанин, он и поверил… Эх… Лет тридцать бы скинуть сейчас, чтоб как тогда, когда мечеть строили, мог бы генерал-губернатору на его издевательский указ: «Строить мечеть разрешаю. Но без минарета» в лицо сказать: «Ты церкви свои без крестов строишь? Народ не гневи… Гроза будет!» А сейчас… Сейчас гроза неминуема, говорить уже никто не хочет… И никто уже не слышит друг друга!

– Халил! Тебя же Хадиша ждет! – невзначай напомнил Карабек караванщику про дом. – А мы с Садвакасом еще посидим. Если что, Арсен тебя позовет!

Попрощавшись с муллой и Садвакасом, Халил вышел из мечети и быстрым шагом направился к верблюдам. Через минут десять, пройдя по Большой Татарской улице, он будет дома, откроет зеленые резные ворота и наконец-то обнимет Хадишу.