Глава 4. Пропавшие дети

В другой ситуации жалостливый Егор даже посочувствовал бы расстроенной мачехе, но после того, что она сделала, прощения быть не может. Подумать только – сказать папе, что он, Егорка, сумасшедший, только потому, что мальчишка видел тех пропавших в лесу детей, чьи цветные, пожелтевшие на солнце и будто кем-то пожёванные по краям фотографии развешаны по всей округе!

Впрочем, папино поведение понятно Егору ещё меньше. Уж отец-то точно разговаривал с той маленькой девчонкой и даже комплименты ей говорил, но почему-то не признаётся и до сих пор делает вид, что ничего подобного не происходило.

Мальчик шмыгнул через тёмный коридор в сторону своей спальни, озабоченный запутанными фактами. Очевидная странность того, что обе лампочки разом перегорели, перестала волновать его неспокойный разум. Пришли воспоминания прошлого года, а вместе с ним и обида на отца, предавшего память матери.

Егор встретил ту девчонку возле ворот своего дома, когда у отца развязался шнурок на кроссовке. Папа наклонился, чтобы завязать шнурок, и отстал от сына. Семья Егорки только-только обосновалась в этих краях, и мальчик никак не мог привыкнуть, что местные запросто здороваются с ним и расспрашивают о жизни, будто давние друзья.

– Привет. Как дела? – улыбнулась миловидная незнакомка, протягивая Егору букет луговых васильков. Несмотря на юный возраст, каждую букву девочка выговаривала чётко и правильно, словно отвечала у доски перед строгой учительницей русского языка. Сам Егор немного картавил, когда волновался, поэтому невольно девочке позавидовал.

Лилово-розовые цветы упёрлись в его смущённое лицо. Какая гадость!

– Э… – заметно смутился застенчивый мальчик и попятился в сторону ворот, делая вид, что приветствия не расслышал. От вдыхания цветочной пыльцы в носу сильно зачесалось, и Егорка еле удержался, чтобы не чихнуть.

Стоял тёплый и радушный июль, наполненный благоуханием пахучих трав и жужжанием деловитых пушистых шмелей. Миловидная девочка была одета в плотный серый комбинезон, застёгнутый на все пуговицы. Егор невольно подумал, насколько жарко и душно ей в этой странной одежде, но потом решил, что наряд предназначен для прогулок по лесу. Кровососущим насекомым будет непросто прокусить толстую ткань, чтобы полакомиться молодой кровью.

Лишь одно было совершенно непонятно: как родители отпустили маленького ребёнка в лес, где водятся дикие кабаны и лисы? Егору гулять по лесу отец не разрешал, а Егор-то явно постарше белобрысой незнакомки.

К вечеру поднялся ветерок. Светлые волосы юной леди были распущены и не падали ей на глаза только благодаря розовому ободку. Егор почему-то особенно хорошо запомнил этот простенький девичий ободок – тонкий, матовый, со смешной завитушкой с одного края.

– Не бойся, – не растерялась девочка.

«А я и не боюсь», – хотел было ответить оробевший Егор, но папа его опередил.

– Добрый вечер, – поприветствовал он смелую путницу, жестом показывая, чтобы Егор отправлялся домой. – Вы здесь одна? Какой у вас цвет глаз красивый!

– Голубой. Мама говорит, ничего особенного. У нас у всех голубые глаза и белые волосы: и у бабушки, и у папы…

Егор не стал слушать дальше их непринуждённую болтовню. У отца была дурацкая привычка восхищаться женскими глазами. Только что стихи не сочинял, подхалим! Егорку это раздражало и смущало, потому что сам он был к женщинам равнодушен.

Наверное, папа и некрасивой длинноногой Катьке комплименты говорил. Конечно, говорил, вот и не уберёг себя от скверной беды: присосалась мачеха к добросердечному человеку, как голодная пиявка. А уж Катькины-то глаза самые обычные – карие, как у коровы Зинки, которая живёт в коровнике у любимой бабушки. Да!

А на следующий день к ним пришёл тот худой и длинный, как жердь, подросток. Он долго трезвонил в звонок на воротах, пока папа ему не открыл. Ну не мог отец об этих детях забыть! Просто не мог!

Когда в их гостеприимный дом приехало двое представительных мужчин в полицейской форме, Егор спрятался на втором этаже. Он лёг животом на пол и подглядывал за взрослыми в щель между вертикальными перекладинами, изо всех сил стараясь остаться незамеченным. Полицейские дружелюбно беседовали с отцом о пропавших в лесу детях, но тот лишь растерянно мотал седовласой головой. Вскоре из кухни вышла румяная и вспотевшая Катька в красном переднике. Она равнодушно посмотрела на снимки и лишь пожала худыми плечами. Машина с синей мигалкой уехала, а фотографии так и остались лежать на столе.

– Это же та девчонка! – обрадовался Егор, когда любопытство взяло над ним верх и он спустился наконец к странно притихшим взрослым, растерянно рассматривавшим фотографии.

– Какая девчонка? – Вкрадчивый Катькин тон сразу Егору не понравился.

– Та, с цветами! Пап, помнишь? Ты ещё сказал, что у неё глаза красивые!

Мачеха поперхнулась и закашлялась.

– Какие цветы, Егор? Ты что-то путаешь. Я вижу эту девочку впервые, – тихо произнёс папа, спокойно вглядываясь в раскрасневшееся от волнения лицо сына.

– И пацан, пап! Это тот, который к нам приходил! Пап, ну вспомни! – Егор чуть не заплакал от обиды, тыкая в злосчастные фотоснимки указательным пальцем. – Ты же сам ему ворота открывал.

Отец с Катькой молча переглянулись.

– Егор, я понимаю, что тебе здесь скучно и совсем нет друзей… – начала Катька елейным тоном.

– Я не с тобой разговариваю, а с папой! – резко прервал её Егор, обиженный папиной ложью.

– Не повышай голос на мать! – строго прикрикнул отец.

– Мать? – Егорку словно бешеная кобыла укусила. – Она мне не мать! – визгливо закричал он и громко расплакался.

Позже Егор жёстко корил себя за те неожиданные детские слёзы, но было слишком поздно. Уже на следующий день Катька пригласила к ним в дом детского психолога. По всему было заметно, что мачеха и заносчивая женщина-психолог, похожая на надменную гусыню, очень хорошо знакомы, поэтому умный и осторожный Егор не проронил при разговоре ни слова.

И вот теперь он находился на домашнем обучении, лишённый интернета и гаджетов, зато с направлением к врачу, именуемому взрослыми «психиатром». Странно, что Егорку до сих пор не положили в психушку к душевнобольным детям. На старом месте жительства они с друзьями частенько бегали в одну из таких больниц, чтобы дразнить «дураков». Папа здорово ругался, когда узнал. Так маленький Егор познакомился со словами «душевнобольной» и «психиатрическая помощь».

А теперь он сам «дурак».

Егор уселся на кровать, легкомысленно болтая босыми ногами. Воспоминания о пропавших детях притупили его страхи, и тот, кто жил под кроватью, наверняка сильно этому удивился и передумал обижать неосторожного мальчика. Полная луна перебралась в другой конец оконной рамы и уже почти закатилась за неё.

Наверное, заблудиться в лесу по-настоящему страшно, особенно, когда на небе тяжёлые тучи и луны не видно. А если дождь пойдёт? А волки? Стоит свернуть с протоптанной тропинки и всё – считай, пропал. Но дети пропали летом, в сезон белых ночей, а это немного меняло дело. Егор как-то сразу успокоился.

Он залез под одеяло, уютно укутываясь в него, как в кокон, и почти сразу уснул.

Глава 5. Противостояние

Проснулся Егор в хорошем настроении, что бывало с ним нечасто. Тот факт, что мачехе плохо, внушал смутно осознаваемую надежду на избавление от её ненавистного присутствия. Может быть, она уже собрала свои нехитрые пожитки и уехала? Было бы чудесно! Мальчик сладко потянулся и зевнул. Он лениво отбросил одеяло и спустил босые ноги на пол, потихоньку привыкая к утренней прохладе. Егору нравилось утро. Оно всегда такое тягучее и медленное, как вязкий вишнёвый кисель. Утро приносило с собой новые впечатления и интересные открытия. В окно заглянуло солнце – день обещал быть погожим.

В последнее время Егорка частенько оставался дома один, и это не могло его не радовать. Вот если бы ещё и пароль от папиного ноутбука раздобыть, то жить стало бы вдвойне веселей, но, увы, выход в интернет был для Егора недоступной роскошью: доктора не рекомендовали перегружать тревожный детский мозг ненужной информацией.

Отец работал в городской поликлинике в нескольких километрах от дома и уезжал рано утром, а Катька с некоторых пор где-то училась. Где и на кого конкретно училась нелюбимая мачеха, мальчику было всё равно. Для неё даже машину купили, чтобы проще было добираться. Нет бы на электричке ездить, как обычные женщины – негодяйка автомобиль захотела! А разве она заслужила? От неё же пользы ноль, одно расстройство! Совсем папа голову потерял!

Скорей бы взрослые поругались. Может быть, уже? Ведь не просто так Катька ночью ревела. Егор злобно усмехнулся и поспешил в ванную чистить зубы. Он вприпрыжку пробежался по узкому коридору второго этажа, напевая себе под нос что-то весёлое. В доме стоял аромат свежесваренного кофе и ванили. У мальчишки болезненно свело желудок: безумно захотелось есть.

Отец говорил, что Катька хозяйственная и хорошо готовит, но принимать приготовленную ею пищу Егор отказывался наотрез. Они уже почти год жили вместе, но мальчик оставался верен себе. Наверное, в его юную душу вселился бунтарский дух. В конце концов отец сдался и периодически готовил для упрямца сам, чтобы тот не умер от голода. Егор и сам кое-что умел, например, пожарить яичницу и сварить сосиски, правда, часто ленился и перебивался колбасой и конфетами. Катька делала вид, что ничего не понимает, и всегда оставляла завтрак на столе. Глупая!

Репетитор приходила в районе десяти, а пока можно было рассекать по дому в пижаме. Егор обожал то блаженное и безалаберное время, когда был предоставлен сам себе. Он включил кран, корча рожицы в зеркале. Если сегодня он один дома, то и Катькину стряпню можно попробовать: всё равно никто не увидит. Она наверняка что-то испекла: уж больно вкусно и соблазнительно пахло. С этой запретной мыслью Егорка вышел из ванной.

Откуда-то снизу раздавался приглушённый женский голос.

– Чёрт! – выругался разочарованный мальчишка, приседая на корточки и прислушиваясь. Похоже, сегодня расслабиться не получится: Катька дома!

– Нина, я так больше не могу! – жаловалась она кому-то по телефону. – Я ужасно себя чувствую! Он меня не любит!

Кто «он»? Неужели папа? Егор облизнул пересохшие от волнения губы.

– Я уже всё перепробовала, но этот маленький негодяй упрямится и никак не идёт на контакт! Он меня ненавидит! Я и так, и эдак, но ситуация не меняется. Хуже всего, что я сама чувствую себя лишней. Но разве я виновата, Нина?! Разве это я виновата?! Мне искренне жаль, что его мать погибла, но…

Нина? Уж не та ли Нина, которая задавала Егорке провокационные вопросы и хмурила густые брови, будто знает о нём что-то важное? Психолог? Ну и ну. Заинтригованный Егор неосторожно опёрся на хлипкий шкафчик для обуви. Раздался чудовищный грохот. Папин рыбацкий сапог свалился вниз с глухим хлопком, от звука которого сердце в груди мальчишки остановилось.

– Блин! – Он в ужасе отполз в сторону. Растяпа! Так глупо проколоться и обнаружить себя мог только дурак!

– Егор?

Хуже и не придумаешь! Оставаться в доме вдвоём с Катькой было худшим наказанием.

– Егор, иди завтракать, я пирожков напекла. С картошкой, как ты любишь. – Катька опять сделала вид, что всё в порядке.

В животе у Егора предательски заурчало. Он резво вскочил и бросился к себе в спальню. Мачеха явно издевалась. Пирожки с картошкой утром?

– Егор, ну за что ты меня так ненавидишь? – Кажется, Катька опять захныкала. Так ей и надо!

Егор злобно насупился и полез в платяной шкаф. Там предприимчивый мальчишка ещё вчера спрятал упаковку круассанов. Как знал! Есть хотелось невыносимо. Пирожки с картошкой? Это же удар ниже пояса! Обычно мачеха варила на завтрак каши, которые Егор не любил, а теперь подловить его решила? Подло! Всё-таки насколько эта Катька хитрая и наглая!

Раздался стук в дверь. Какая настырная! Никак от неё не уйти, нигде не спрятаться!

– Я уезжаю, Егор. Пирожки на столе, сметана в холодильнике. Веди себя хорошо и никому не открывай. В десять часов придёт репетитор, помнишь? Но у неё свой ключ. – Рыжая заглянула в его комнату, приветливо улыбаясь.

Можно подумать, Егор без неё не знал, что делать! Отец категорически запрещал ему выходить из дома без должной необходимости, а уж ключей от ворот у «сумасшедшего» Егора не было вовсе. Мальчишка жил здесь, как в тюрьме. Даже у всех этих репетиторов были свои ключи, а у Егорки не было! Где же справедливость?!

– Уезжай, куда хочешь. Лучше насовсем! – буркнул он максимально недружелюбно.

– Вообще-то это мой дом, Егор! – В Катькином голосе послышались металлические нотки. Разозлилась. Очень хорошо! – Твой отец вынужден был продать квартиру, чтобы возместить ущерб женщине, которую он искалечил. Я вас с папой пожалела и разрешила жить здесь со мной, поэтому требую к себе уважения.

– Ты врёшь. Мой отец не виноват, а ты… ты… Нет у тебя ничего! – Егора затрясло от злости, – Ты прилипла к моему папе, как пиявка!

– Пиявка?! – Катька покраснела, – Да как ты смеешь, маленький мерзавец?! Это мой дом. Мой! И мне надоело терпеть твои выходки!

– Твой? Значит, я от тебя сбегу! Ненавижу тебя, дура! – выкрикнул Егор прямо в ненавистное Катькино лицо, воинственно сжимая кулаки. Ему захотелось ударить мачеху, но мальчик слишком боялся отца. Тот говорил, что женщин бить нельзя.

– Знаешь, а и иди. Я ворота открытыми оставлю. Пусть тебя волки сожрут, как тех детей! – Катька ехидно усмехнулась, тряхнув рыжеволосой гривой. – Достал ты меня! Что ни день, то твои истерики! – Кажется, мачеха совершенно успокоилась. – Сам ты дурак! – И она вышла вон, громко хлопнув дверью.

Волки съели?! О чём она? Какая ужасная смерть! Когда волки нападают на несчастную жертву, они сначала окружают её, обступая плотным и тесным кольцом, а потом вожак даёт стае команду, и все впиваются в беззащитное тело острыми клыками, начиная заживо его рвать. Это больно и страшно.

Раньше папа часто читал Егорке книги перед сном про лес, про охотников, про приключения, а сейчас даже пожелать спокойной ночи не заходит. Наверное, мстит за то, что сын его новую жену не принимает. Или просто занят? В любом случае виновата Катька.

Наконец-то она показала своё истинное лицо! Жаль, что папа не видел.

Кстати, а откуда Катька знает, что детей растерзали волки? Егор не успел подумать, как ноги сами вынесли его прочь из комнаты и привели в сторону лестницы.

– Почему ты говоришь, что их съели волки? Они же просто пропали, и их не нашли! – крикнул он в спину мачехе, уже накинувшей на себя модное пальто. Та собиралась уходить. – Волки не могут съесть человека целиком.

Катька медленно повернулась и запрокинула голову, разглядывая любознательного пасынка с нескрываемым удивлением. Взволнованный Егорка тревожно смотрел на неё со второго этажа, облокотившись на перила. В своей плюшевой пижаме с принтом синего кита на груди он выглядел мило и беззащитно.