Глава 8. Нашлись

Утром воскресенья, когда вся семья садилась завтракать, папа всегда включал телевизор, чтобы посмотреть новости. Вот и сегодня он последовал этой давней традиции и переключился на местный канал. Диктор, молодая темноволосая женщина, взволнованно лепетала в микрофон что-то нечленораздельное, но Егор её не слушал. От удивления он забыл, что не питается стряпнёй противной Катьки, и схватил с тарелки приготовленный ею блинчик. Дело в том, что в новостях показывали тех самых пропавших в прошлом году детей, живых и вполне упитанных.

Неужели нашлись?

– Сегодня утром Виктор и Анастасия Христофоровы были обнаружены в пригороде провинциального городка Л*. На первый взгляд, дети здоровы. Полиция проводит расследование… Но пока вопросов больше, чем ответов… Да… э-э-э… ну… Да. Извините… Мы вынуждены… э-э-э…

Картинка расплылась, и по экрану побежали помехи.

– Что-то с антенной, Лёша? – отрешённо спросила Катерина.

– Не знаю! – буркнул Сыромятников, явно не настроенный на беседу.

– У этих детей… глаза зелёные. Странно, да, Лёш? – Мачеха криво улыбнулась. – Или это цветовые искажения?

– У неё же были голубые глаза, – зачем-то встрял в разговор Егор, имея в виду маленькую нахалку, которую встретил возле ворот. – Ты ещё сказал, что у неё глаза красивые, папа. Ты всегда говоришь это тем, у кого голубые глаза.

– Это уже не первый раз, когда пропадают дети, – снова заговорил телевизор, но изображение до сих пор не восстанавливалось. – А потом они находятся, но… э-э-э… ничего не помнят. Совершенно ничего… извините.

– У меня какие-то нехорошие подозрения, Лёша, – медленно произнесла Катерина. Одновременно с её словами в дальнем окне, выходившем на ворота, замигали синие проблесковые маячки. Две полицейские машины неспешно приближались к дому Сыромятниковых с вполне определённой целью.

– Чёрт! – выругался профессор, вытирая пот со лба.

– Лёша? – Катька приподняла одну бровь. – Я чего-то не знаю? – Она выглядела растерянной. – Что ты натворил?

– Это подстава, Катя! Я непричастен, ты же знаешь! – Алексей Вольдемарович в панике запустил пальцы в свои коротко подстриженные волосы, – Зачем мне воровать детей? Я работаю врачом-статистиком в поликлинике! Да даже если бы не статистиком… Зачем мне их воровать?

– Разве я говорила про детей, Лёша? Почему ты заговорил о детях? – Монотонный голос Катьки напоминал интонацию робота.

– Катя, ты же моя жена! Ты же меня знаешь. Я не виноват! – Отец чуть не плакал. Егор никогда не видел его таким.

– Я пойду, встречу их, – обречённо кивнула Катерина. – Егор, иди к себе.

– Нет! – Липкий страх пополз по спине Егора холодной змеёй. Неужели папу арестуют? Слово в подтверждение тревожных мыслей сына, тот безвольно уронил седовласую голову на грудь и выглядел подавленным. – Папа, тебя арестуют?

– Иди к себе! – раздражённо рявкнул отец. В его глазах стояли слёзы.

Егор испуганно вскочил и побежал вверх по лестнице, хлюпая носом.

– Доброе утро, Алексей Вольдемарович! У нас ордер на обыск. В доме есть ещё кто-нибудь кроме вас с супругой? – донеслось ему в спину.

– Да, мой десятилетний сын на втором этаже.

– Думаю, ему лучше спуститься.

– Позвольте, разве против меня возбуждено уголовное дело?

Егор настолько растерялся, что совершенно не соображал, что происходит. Словно во сне, тёплая Катькина ладонь легла на его плечо и мягко направила мальчика в сторону лестницы. Он не понял, как оказался за столом, но, когда минут через пятнадцать разглядел в руках одного из сотрудников полиэтиленовый пакет с маленьким розовым ободком со смешной завитушкой у одного края, его душа не выдержала.

– Папа не виноват! Не виноват! Он пхосто сказал той девочке, что у неё кхасивые глаза! – завопил он что было сил, картавя от волнения.

– Красивые… глаза? Хм… Запротоколируем. А когда он ей это сказал?

Полный укоризны взгляд бледного как смерть, отца, когда на того надели наручники, обжёг маленькую Егоркину душу до самого позвоночника. Хотя есть ли у души позвонки? Вряд ли. Папа часто рассказывал мальчику о скелете человека, но о душе никогда не упоминал.

Кажется, глупый Егор опять всё испортил. Отца куда-то увезли.

– Да уж… – задумчиво резюмировала Катька, присаживаясь на краешек стула. Выглядела она нарочито бодро.

По телевизору пела дородная тётенька в синем платье. Она старательно выводила высокие ноты, отчего в ушах Егора что-то неприятно зачесалось. Остывшие блинчики, сиротливо лежавшие на тарелке, уже стали засыхать. Воскресенье было безнадёжно испорчено.

– Откуда у папы вещь той девчонки? – спросил Егор, с трудом сдерживаясь, чтоб не разреветься. Он настолько расстроился, что готов был кинуться мачехе на шею, но та не спешила утешать пасынка.

– Детский ободок нашли в нашем подвале, в инструментах Алексея. Кажется, твой отец – преступник. Впрочем, это и неудивительно при его неуравновешенном характере, – отрешённо произнесла Катерина. – Какой кошмар, – добавила она, всплеснув изящными руками, и пустила слезу для наглядности.

– М-мой папа хороший, – заикаясь, возразил Егор. Веки его больших, ставших изумрудными глаз, опасно покраснели. – Он никогда никого не обижал. Он хороший. – Мальчик громко всхлипнул.

– Откуда ты знаешь, что хороший? Что ты о нём знаешь, Егор?! – Кажется, у Катьки начиналась истерика. – Всякий раз, когда часы били двенадцать ночи, он превращался в сущего дьявола! Не разрешал мне разговаривать, хамил и угрожал!

– Значит, папа – чёрт? – От внезапной догадки Егору стало трудно дышать.

– Что? – Катька медленно подняла полные слёз глаза на говорившего ерунду мальчишку. – Егор? – вскрикнула она вдруг, захлёбываясь от восторга. Её возбуждённое состояние мигом передалось и пасынку.

– А? – Он вскочил словно ужаленный и ловко отпрыгнул в сторону.

– Стой. Не бойся. Что у тебя с глазами? У тебя что-то с глазами, Егор. Подойди сюда. Боже мой, он всё-таки сделал это! Я столько времени сомневалась, Егор! Твой папа – гений. То есть преступник, конечно, но гений! О Боже! Но как он это сделал? Это же… невозможно!

– Что? Что сделал? – Егор ничего не понимал. Катька достала из кармана халата маленькое зеркальце и торжественно вручила его мальчишке. Тот мельком взглянул на себя и завизжал от ужаса. Радужная оболочка глаза стала ярко-зелёной, а зрачки… они приобрели какую-то совершенно невероятную щелевидную форму. Карманное зеркальце выпало из ослабевших рук Егора на пол.

– Егор, аккуратней, разобьёшь, – пожурила его мачеха, заботливо поднимая с пола упавшую вещицу.

– Что это? Почему? – Мальчик принялся судорожно тереть глаза ладонями, задыхаясь от ужаса.

– Тихо-тихо, не переживай. Егор, слышишь? Так нельзя! У тебя сейчас астма от паники начнётся. Дыши нормально! Эй! – Катька с силой затрясла его за плечи, пытаясь привести в чувство, но мальчишка обмяк в её руках, теряя сознание. – Егор! Ты куда?! Нет, это уже никуда не годится! Эй!

Катерина подхватила потерявшего сознание ребёнка на руки, заботливо устроила его на диване, подкладывая под безвольно расслабленные коленки подушку, слегка похлопала ладошками по холодным щекам. Кровь приливала к побледневшему лицу слишком медленно. Нужно найти нашатырь, но чуть позже. Желая похвастаться, Катя набрала телефонный номер отца.

– Папа, завтра я приведу к тебе настоящего мальчика-кота, – произнесла она с гордостью и повернулась к Егору вполоборота. Пришедшие в своё обычное состояние глаза пасынка смотрели на неё внимательно и настороженно. – Папа, почему ты всегда меня ругаешь?! Папа! Хорошо, я приведу его сегодня вечером. Только нашатырь найду.

Из трубки на бедную Катерину лилась отвратительная, почти нецензурная брань… впрочем, как и всегда. Она отстранила от себя телефон и резко выдохнула. Всё-таки отец – сумасшедший. Добровольная изоляция превратила его в параноика.

Ощущение, что на неё смотрят, заставило Катерину повернуться. Внимательные, вполне человеческие зелёные глаза Егорки глядели на неё с изумлением.

– Мальчик-кот? – прошептал он одними губами.

– О, Егор, ты уже пришёл в себя? Замечательно. Кажется, мне нужно с кем-то посоветоваться. Очень прошу тебя помочь. Расскажи обо всём, что знаешь… моей маме. – И Катька сложила ладони в молитвенном жесте.

Глава 9. Девять месяцев без сознания?

Мать целовала повзрослевшего и возмужавшего Витю солёными от слёз губами. В который раз она мусолила щёки сына, назойливо хватая того пальцами за уши. От нее несло перегаром. Виктор попытался отстраниться.

– Мама, ты пьёшь? – Он брезгливо поёжился.

– Почему пью? Не пью. Просто радость! Радость-то какая, Витенька, Настенька! – Мать заботливо обняла белобрысую Настасью, которая отвечала на поцелуи заметно охотнее брата. – Вы снова дома. Нашлись! Я уж, было, думала…

За время их отсутствия уютный дом превратился в неопрятный сарай: кругом валялись картонные коробки и грязные тряпки, а мебели заметно поубавилось. Под столом стояла пустая бутылка —вряд ли из-под лимонада.

– Ой, вы же голодные! – вплеснула руками мать. – Пойдёмте суп есть.

– Нас покормили, мам, – нахмурился Витя.

– А я буду, – заявила Настя.

– Да, Настенька, пойдём, моя хорошая, – обрадовалась женщина, суетливо разглаживая свою юбку.

– Я к себе пойду, – сообщил ей сын, стыдливо отворачиваясь. К счастью, мать не возразила.

Виктор молча прошёл к себе в комнату, ужасаясь тому, насколько всё стало ветхим и пыльным. Если мать пьёт, она вполне могла продать и часть его личных вещей. Только бы компьютер не трогала, там же вся его жизнь! Один из школьных друзей Вити признался как-то, что отец-алкоголик отдал его крутые беспроводные наушники продавцу палёной водки только ради того, чтобы опохмелиться. Неужели та же участь постигнет и Витю? Не хотелось думать о матери плохо.