Глава 3. Почему зелёные?

Катерина уже битый час ходила вокруг Алексея, заламывая руки. Ей во что бы то ни стало нужно было выведать его секрет. Сегодня или никогда! От этого зависело будущее их с Алексеем брака. Точнее, это был вопрос её личной свободы.

– Ты меня не понимаешь! – театрально вскрикивала она, порываясь вцепиться ногтями себе в волосы.

Едва слышно работал телевизор, но чета Сыромятниковых не смотрела на непрерывно меняющиеся изображения на экране. Оба были заняты выяснением отношений.

– Тише, Катя. Егор спит. Разбудишь мальчика, – устало возразил Алексей, откинувшись на спинку дивана. – Это невыносимо. Ты ведёшь себя, как упрямая истеричка.

– Истеричка?! – Катерина слегка взвизгнула и остановилась напротив мужа, пылая гневом. Алексей невольно залюбовался своей молодой и темпераментной женой: её лицо, обычно бледное, раскраснелось, а глаза, похожие цветом на спелый каштан, метали искры. – Значит, истеричка?!

– Катенька…

– Не называй меня так. Я не маленькая девочка. Я взрослая, я давно выросла! – женщина потянулась к настольной лампе, чтобы выключить свет. Темнота сближает и располагает к доверию. Сейчас или никогда. Терпеть дальше Катерина не в силах.

– Катя, ну что опять не так?

– Ты сказал, что эти капли волшебные, и?..

Комната погрузилась в приятную полутьму.

– Катя, что «и?..»? Ты говоришь загадками.

– Я уже год их капаю, и ничего не происходит! В последнее время зрение даже ухудшилось. Ты меня обманул? Признайся, Лёша! Признайся! Дело не в каплях?

– Возможно, их срок годности подходит к концу.

– Значит, достань мне новые, Лёша, а не просроченные! Неужели это так сложно?! Ты пользуешься уважением в научных кругах, потребуй, чтобы тебе выдали новые! Или ты хочешь меня отравить? Хочешь лишить меня зрения?

– Катя, не говори ерунды! Этими каплями пользуется даже десятилетний Егорка – они безопасны. Меня отстранили от занимаемой должности, ты же знаешь. Кроме того, суд лишил меня права заниматься офтальмологией на долгих два года! Теперь я рядовой статистик в городской поликлинике. Я не могу сделать тебе свежие капли. Меня не допустят.

– Это всего лишь капли.

– Эти, как ты выразилась, «всего лишь капли» – моё ноу-хау. – Алексей нахмурился. – Никто, кроме меня, рецепт не знает. Точнее, меня и ещё кое-кого. Я не могу изготовить для тебя новые капли: это трудоёмкий и длительный процесс. Нужны необходимые ингредиенты, выверенные до миллиграмма, определённые температурные условия, которых в домашних условиях добиться невозможно, термостат, центрифуга, подопытные животные, наконец. Ты же не хочешь лишиться глаз?

– Ты хотел сказать «подопытные люди»? – съязвила Катерина, скрещивая изящные руки на груди, будто закрываясь.

– Не начинай! Я не планировал проводить опыты на людях. Так получилось.

– В чём проблема купить центрифугу с термостатом? А крапива… у нас вся ограда в ней утопает!

– Это яснотка, я же говорил! «Глухая крапива». Она не подойдёт.

– Какая разница?

– Нам нужна двудомная крапива, Катя, и не только она. Какой смысл истерить? Через год я вернусь в наш медицинский центр и продолжу свою работу. Я изготовлю для тебя новые капли, ещё лучше прежних.

– Но я слепну, Лёша!

– Катя, не преувеличивай! У тебя всего-то астигматизм. Тебе даже очки не нужны.

– Ты упрямишься, потому что меня не любишь!

– Катя!

– Ты любил свою Риточку, а меня – нет!

– Катя, что ты говоришь?! Прекрати! Да, я любил свою жену, но это не меняет дела.

– Свою жену?! А я кто? Кто?! Мимо проходящее ничтожество?! Временная замена ей?!

– Катя, не начинай! – Алексей Вольдемарович порывисто и неаккуратно поднялся, охнув от острой простреливающей боли в пояснице, отдышался и принялся тревожно метаться по комнате, как волк, запертый в клетке. – Ты всё неправильно понимаешь. Риты больше нет.

– Лёша, скажи мне одно: что ты сделал с глазами Маргариты Львовны? Что?

Его молодая жена Катя была свидетельницей самых неоднозначных и странных событий в его жизни. Она бредила теми поистине фантастическими возможностями, которые открывались при использовании инновационного метода доктора Сыромятникова, точнее, случайно полученного им во время одной из рядовых операций результата. Нет, не рядовой, далеко не рядовой!

Раньше Алексей Вольдемарович отмахивался от страдающей ревностью и любопытством супруги, утверждая, что всё дело в регенеративных каплях на основе крапивы. Ложь? Да, но нужно было что-то говорить. Капли на основе двудомной крапивы тоже работали, но всё было сложнее, намного сложнее! Не рассказывать же Катерине, что он чуть было не угробил ныне покойную жену?

Хотя почему «чуть не угробил»? Разумеется, угробил. Потерял. Риты больше нет. Косвенно, но виноват в её нелепой смерти именно он. И его амбиции.

Сыромятников задумался. Что плохого случится, если он признается жене, что совершил невероятное открытие? Катя всё равно ничего не поймёт, она даже не врач. Неожиданно Алексею Вольдемаровичу захотелось похвастаться – настолько сильно, что зачесались ладони.

Но не вываливать же всё, как есть?

– Я жду ответа, Лёша, – напомнила Катерина, гордо вскинув рыжеволосую голову. Хороша, как же она хороша! Стройная, тонкая, как хлёсткий ивовый прут, и такая же упрямая и беспощадная. – Ты мне соврал. Я всё поняла. Что ты сделал с Маргаритой Львовной? Это были не капли, да?

– Да, Катя, это были не капли, – обречённо произнёс профессор и присел на край дивана, эффектно закидывая ногу на ногу. В уголках его губ появилась самодовольная ухмылка. Рассказать? Катя с ума сойдёт, когда узнает, с кем живёт. – То есть капли, конечно, тоже уникальные… – Пожалуй, не стоит углубляться, и у стен есть уши. Ни к чему любознательной жене знать о его научных изысканиях. Он даже патент до сих пор не получил. Тем более что капли они разрабатывали в соавторстве.

– Расскажи, – приказала Катерина, присаживаясь рядом и хватая мужа за руку. Боже мой, какая же она дотошная!

– Видишь ли, Катя, я и сам до конца не понимаю, как так вышло, но… – Только бы не сорваться и не наговорить лишнего.

– Лёша, я тебя знаю. Твой пытливый ум уже давно во всём разобрался. Случайностей не бывает.

– Да, Катя, случайностей не бывает, но бывает людская небрежность. Моя… Маргарита Львовна, извини, Катя!

– Продолжай, я не сержусь.

– Рита страдала одной из редких форм кератоконуса. Это истончение и деформация роговицы, при которой стремительно портится зрение. Единственное средство, которое могло ей помочь, – это пересадка роговицы, рядовая, в общем-то, операция…

– Из-за последствий которой тебя заставили выплатить астрономическую сумму! – невесело хмыкнула Катерина.

– Не такую уж и астрономическую. И это подстава, я же говорил. Та женщина не могла ослепнуть! Наверняка это происки конкурентов.

– Лёша, не отвлекайся!

– Да, конечно. Ты сама меня отвлекаешь. Понимаешь, Катя, обычно в нашем глазном банке достаточно донорского материала, но в тот день… В общем, мы вынуждены были отправить курьера и позаимствовать материал в одном из моргов. Но в морге что-то перепутали и прислали нечто совершенно не то.

Боже, что он несёт?!

– Ненавижу, когда ты держишь меня за дуру! – Катерина оттолкнула руку мужа, которую бережно держала в своей ладони, и нервно вскочила. Она сердцем чуяла, что муж сочиняет историю на бегу. Не тот он человек, чтобы всё пустить на самотёк. – Мои родители врачи, я выросла в семье медиков и понимаю, что такое плановая операция! Весь необходимый материал готовится заранее. Какой морг?! – она встала спиной к телевизору, чтобы Алексей не смог следить за выражением её лица.

– Почему ты до сих пор не познакомила меня со своими родителями?

– Не отвлекайся!

– Ты права: в морг я не обращался. – Сыромятников шумно выдохнул. – Я пересадил своей жене роговицу среднеевропейского лесного кота.

Неужели он это сказал?

– Что?!

– Кота.

На секунду Катя забыла, как дышать. Это же уму непостижимо!

– Лёша! Ты держишь меня за идиотку? Это невозможно. Какого кота? А реакция отторжения? Иммунный… как его… конфликт? Как вообще можно провернуть такое без посторонней помощи?! А твои подчинённые в курсе?

– Конечно, никто подробностей не знал. Я изъял материал у животного, но не распространялся, что собираюсь делать. Катя, я давно ждал подходящего случая и всё предусмотрел. Я вводил Рите мощные иммуносупрессоры, чтобы не было нежелательных реакций. Моя жена находилась в изолированном боксе под ежесекундным наблюдением врачей.

– Но зачем?! Ты идиот?! Ты же рисковал её здоровьем!

– Понимаешь, это прорыв в медицине, открытие! Я не просто врач – я учёный. Я даже не ожидал, какие грандиозные возможности это откроет для Риты в дальнейшем!

– Угу. Это помогло Маргарите Львовне вывалиться из окна.

– Ты обвиняешь меня в её смерти, Катя? Это бессердечно!

– А где же ты взял лесного кота? Ну, Лёша, ты даёшь! Это невероятно! – Катерина хрипло рассмеялась и снова присела рядом с мужем, положив ладонь ему на колено. – Я должна была догадаться. Она вела себя… так странно. Конечно, я не обвиняю тебя в смерти Маргариты, но согласись, что хождение по карнизу – нетипичное поведение для нормальной женщины. Ещё и без страховки! Или Маргарита Львовна альпинист?

– К сожалению, Рита почувствовала в себе нечеловеческие силы и стала играть со смертью. С годами у неё почему-то совершенно атрофировалось чувство самосохранения. Увы. Видимо, побочный эффект. А кота… это было просто. В зоопарке работал мой хороший друг. Бедное животное хворало, я всего лишь немного помог. Я, надеюсь, ты понимаешь, что это тайна?

– Кот жив?

В ответ Алексей лишь горестно пожал плечами.

– О Боже! Бедный кот! Ты чудовище! А почему глаза Маргариты Львовны стали зелёными? Разве роговица придаёт глазам цвет? Насколько я понимаю, цвет глаз зависит от количества меланина в радужной оболочке?

– Зелёными? О чём ты?

Настенные часы пробили двенадцать ночи, и Алексей Вольдемарович внезапно стал серьёзным. Он приложил палец к губам, призывая супругу замолчать.

– Опять твои шутки? Почему нельзя разговаривать? Всякий раз, когда часы бьют двенадцать, ты сходишь с ума! Не отвлекайся от темы! Глаза Маргариты Львовны были при рождении голубыми! – возмутилась Катерина, недовольно ёрзая. – Я видела её детские фотографии.

– Знаешь, как любила говаривать моя тёща, Ритина мама? «После полуночи правит чёрт»! Сейчас не время раскрывать тайны. Ступай спать, уже поздно, – произнёс мигом посуровевший профессор безапелляционным тоном. Таким жена не любила его и даже побаивалась. В Сыромятникове словно сидело две личности: одна – добрая и покладистая, другая – упрямая и злая. Наверняка именно вторая заставляла Алексея проводить странные и опасные опыты и уже почти уничтожила его карьеру.

– Твоя тёща? А кто тогда для тебя моя мама?

– Я не имел чести познакомиться с твоей мамой. Если ты произнесёшь ещё хоть слово, я за себя не ручаюсь, – прорычал супруг, сжимая руки в кулаки и злобно хмурясь. – Я не шучу. Я устал. Первый час ночи, Катя!

– Ну и чёрт с тобой! Я буду спать на втором этаже. Не хочу находиться с тобой рядом!

– Истеричка.

– Лживый пёс! – бормотала себе под нос взбешённая Катя, быстро поднимаясь по деревянной лестнице. – Роговица? С каких пор роговица влияет на сумеречное зрение? А на скорость реакции? Создатель женщины-кошки. Ну и ну.

Она уже давно поняла, что Алексей постоянно хитрит и опять чего-то недоговаривает.

Узкий и недлинный коридорчик, ведущий к спальне Егора, был заботливо освещён двумя светильниками в форме пузатых ангелочков. Мальчик боялся темноты. Маленький Егор весь был соткан из страхов и тревог.

Темнота. Катерина мягко ступила ножкой в меховой тапочке на полосатый коврик и, замедлив темп, поравнялась с первым источником освещения. На стене появилась её воровато крадущаяся тень.

– А почему у мальчишки глаза зелёные? Чёрт! – Внезапная догадка пронзила мозг Кати, а во рту стало сухо. Она судорожно сглотнула. – Так вот от чего те загадочные таблетки, которыми отец исправно кормил сына! Успокоительные пилюли останавливали обращение ребёнка в зверя, и поэтому мальчик-кот панически боялся темноты?

Кажется, Катя максимально близко подобралась к разгадке мучившего её на протяжении нескольких лет вопроса. Она включила фонарик на телефоне и дёрнула за шнурок первого бра, потом другого. Погрузив узкий коридорчик в непроглядный мрак, Катерина счастливо улыбнулась.

Как бы выманить из детской пугливого пасынка? Посмотреть на его реакцию и поведение, вглядеться в глаза.

Она зашла в комнату и включила свет, отыскивая в комоде альбом со старыми фотографиями. Алексей притащил его сюда вместе с другими своими вещами. Раньше ей казалось, что супруг, повсюду возивший за собой картинки из прошлого, сентиментален и смешон, но сегодня посмотрела на ситуацию другими глазами.

Она быстро набрала знакомый номер.

– Папа, я знаю, что ты не спишь. Он пересадил ей роговицу среднеевропейского лесного кота! Помнишь, я говорила тебе про неестественно зелёный цвет глаз Маргариты? Да. Ну, да. Не роговицу? Откуда я знаю? Пап, не кричи на меня! Ну как я приду?! Сейчас первый час ночи! Папа! Папа! Я не виновата! При чём здесь я? Я даже не врач!

Но ответом ей были лишь короткие гудки. Отец снова наорал на неё, переходя все границы дозволенного. Когда-то она наивно верила, что правильным и послушным поведением вернёт однажды потерянную отцовскую любовь: познакомилась с Лёшей, который был старше её на целую жизнь, вышла за него замуж и еженедельно выпытывала у мужа его профессиональные тайны. И всё это только ради папы, грубого и неуважительного человека, помешавшегося на трансплантации глаз.

– Сумасшедший! – всхлипнула Катерина и… горько разревелась. Она плакала, сама не зная почему: то ли из-за того, что почти разгадала загадку, то ли от обиды на оскорбившего её родителя. Папа в словах не стеснялся, а ошибок никогда не прощал. Теперь, когда она, словно ищейка, взяла след, ей нужно быть внимательнее. Если она снова поведёт целеустремлённого отца по ложному пути, старик сровняет её с землёй. Впрочем, «старик» был всего-то на пару лет старше Катиного мужа. – Самодур!

Даже глотая слёзы, Катя не переставала думать. Коты по своей натуре любопытные. Если плакать чуть громче, он наверняка придёт посмотреть, кто тут. Катерина коварно ухмыльнулась, размазывая слёзы по щекам. Вспоминая обидные и несправедливые слова отца, рыдать нетрудно. Когда-то она вполне успешно играла в детском театре – да, она выступала в роли снежинки. Ну и что? Это почти то же самое, только теперь всё по-взрослому, и на кону её свобода.

Егор, Егор, так ли ты прост?