Я осмотрел их и понял, что на узлы влияет и первичное, и вторичное расположение. Мой первичный узел находился в мозгу, и с выбором дополнительных вторичных узлов создастся сеть, которая на пять процентов снизит стоимость заклинаний. Но тот факт, что в мозгу именно первичный узел, давал дополнительный бонус. Каждое вложенное туда очко откроет дополнительную ячейку заклинания. Автоматически появилось знание о том, что каждые два очка, вложенных в интеллект, дадут мне возможность выучить одно заклинание.

Я хотел сразу заняться своими характеристиками, но сдержался, не отвлекаясь от темы. Я должен был разобраться. Если допущу ошибку, всё моё строение пойдёт насмарку, и я сильно сомневался, что у меня появится шанс это исправить.

Установив вторичный узел, я получу новые возможности. Меридианы будут усиливаться каждый раз, когда я буду вкладывать в них очки, но вторичный будет более сильной версией обычного бонуса.

Голова: первичный узел. Дальнейшее расширение невозможно.

Глаза: улучшение зрения. Вероятно, ценные или важные детали будут подсвечиваться цветным контуром. Способность будет возрастать с соответствующими навыками.

Уши: важные звуки станут лучше различимы при концентрации.

Рот: с 10 % вероятностью голос будет производить на слушателя желаемый эффект: успокоение, соблазнение, убеждение при необходимости.

Сердце: вы получите дополнительные 10 пунктов по шкале здоровья за каждое очко, вложенное в телосложение.

Лёгкие: вы получите дополнительные 10 пунктов за каждое очко, вложенное в выносливость.

Желудок: вы получите 25 % устойчивость к ядам.

Ноги: вы получите 10 % увеличение скорости.

Стопы: вы получите 25 % бонуса к равновесию, это снизит вероятность падения или того, что вас собьют с ног.

Руки: ваша грузоподъёмность увеличится на 25 %.

Ладони: ваши способности к ремёслам будут развиваться на 10 % быстрее.

Я помедлил, размышляя о своём обычном игровом стиле, потом потряс головой, принимая тот факт, что это не игра, это теперь моя жизнь. Мне виделось три вероятных выбора: глаза, сердце или ладони. Дополнительное здоровье может быть очень важно, буквально жизненно важно. Однако ремёсла всегда были моей любимой частью любой игры. Да и в обычной жизни я любил что-нибудь мастерить. И базовый курс ремёсел, который мне преподавали в замке барона, освоил с огромным удовольствием. На самом деле выбор был предельно прост: я должен уметь видеть, и любое улучшение в этой области станет огромным плюсом.

Вторичный узел выбран… Подготовка к изменению через 5….4… 3… 2… 1…

Мир снова растворился в агонии. Боль была страшной, на сей раз поразив главным образом мозг и глаза. Они трансформировались, чтобы дать жемчужине максимальный доступ. Я чувствовал, как тончайшие, острые как иглы щупальца разрывают мои глаза на клетки и перестраивают их.

Когда всё наконец закончилось, я потерял сознание, провалившись в благословенное забвение. Уже отключаясь, я заметил последнюю соткавшуюся из дыма фразу:

Поздравляем, вечный, ты достиг 1 уровня!

Всё повторялось снова, мир уплывал от меня и я падал, чувствуя, как в мгновение ока преодолеваю чудовищные расстояния… А потом толчок остановки, будто я свалился прямо с орбиты на тротуар.

Вдруг я проснулся. Фантомная боль от имплантации ещё терзала тело. Я заметался и ударился обо что-то твёрдое, находившееся всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Я открыл глаза, но стояла абсолютная темень, зато в горло полилась жидкость, и во время моих отчаянных движений попала в лёгкие.

Паника вышибла из головы все разумные мысли: очередная перемена стала последней каплей. Я оказался один в темноте, и я тонул.

Я замолотил кулаками, локтями, коленями и головой. Я был внутри чего-то, что окружало меня со всех сторон. Разум завопил, и это разбудило ЕГО.

Где? Куда? Не-е-ет, только не опять! Только не снова в темноту! Не-е-е-ет!!!

Голос в моей голове возник внезапно, но крошечная крупица разума успела заметить, что на сей раз он казался более реальным. Более… здешним, нежели обычно. Как будто он был рядом, а не где-то на краю сознания.

От его и своих собственных криков я начал сходить с ума. Продолжая метаться, я вдруг почувствовал, что окружающая жидкость стала куда-то утекать, а бледный свет обозначил края того, что было передо мной.

Я запустил пальцы в ставшую вдруг видимой щель, принялся с силой проталкивать их внутрь и не остановился даже тогда, когда сорвал ноготь на указательном пальце правой руки, защемив подушечку в щели. Просто не мог остановиться, проталкивая пальцы всё дальше и поскуливая от боли.

Наконец щель оказалась достаточной, чтобы я смог нормально ухватиться и начать отчаянно толкать, налегая на то, что стояло между мной и светом. Через несколько секунд мышцы напряглись и стали рваться. Боль разлилась по спине, плечам и даже по бёдрам, а я всё толкал, заставляя преграду подаваться.

Возникло ощущение скольжения, раздался звук разбивающегося камня, и преграда наконец подалась. Сначала чуть-чуть, а потом рывком, от которого плита слетела и врезалась в ближайшую стену с грохотом, отдавшимся в крохотной комнатке гулким эхом. Я вывалился из ящика, в который был заточен. Колени ударились о каменный пол, и я рухнул на него с потоками жидкости, в которой до этого находился.

Я скрючился дрожа, мокрый до нитки, и лишь отчаянно мечтал, чтобы это закончилось. Меня раз за разом выворачивало тягучими спазмами, а когда вся жидкость наконец вышла, я втянул тёплый зловонный воздух и заорал от боли, ужаса и несправедливости. Скорчился в позе эмбриона, подтянув колени к груди, обхватив их руками и зарывшись лицом во влажную темноту. Я лежал, дрожа, размазанный пережитым так, как не бывало с самого детства, и тихо плакал.

Мне казалось, что прошло всего несколько секунд, на самом же деле минуло не меньше получаса, когда появившийся звук вернул меня из забытья. Я с трудом поднял голову, чувствуя, как жжёт от слёз глаза. Грудь ходила ходуном, я задыхался, но попытался собраться с силами и заставить себя осмотреть комнату, в которой оказался.

Она была длинной и узкой. Ящик, в котором я был заточён, оказался саркофагом, тут и там располагались стеллажи с оружием, которые я помнил по прошлым снам. В стенах были небольшие ниши со светильниками, которые загорелись с моим появлением.

Обычно в подобных нишах располагались жертвоприношения, но эти были пусты. Я огляделся, но рядом никого не было. Не было также ни оружия, ни доспехов.

Осматривая комнату и пытаясь заставить мозг работать, я сделал ещё один рваный вдох и узнал зал призыва. Всё было затянуто паутиной, на всех поверхностях лежали горы пыли, а искусная резьба, обычно украшавшая зал, была просто покрыта слоем грязи.

Я заставил себя разогнуться и, чуть пошатнувшись, встал. Присмотревшись и стерев грязь с ближайшей стены, понял, что помню эту часть барельефа. Обычно она была над стойкой с кинжалами, и я видел её во всех снах, которые помнил. Одинокий странник в доспехах защищал людей и убивал тварей.

Может, звучит глупо, но для меня эта картина всегда много значила. Страх на лицах людей давал место надежде, а фигура, так похожая на меня, помогала им. Глядя на неё, я чувствовал себя героем. Картина давала мне силы, показывала, к чему стремиться. Но в этом месте она была изуродована, а фигура – лишена лица. Длинные царапины избороздили камень, поверх было намалёвано что-то тёмное. Я всхлипнул, подходя ближе, и вдруг ощутил запах.

Как будто нос был до этой минуты выключен. Внезапно я понял, что так пахнет всё вокруг, и всё вокруг вымазано этой субстанцией. Дерьмом. Что-то, а скорее, целая орда каких-то тварей, загадила экскрементами и пол, и стены, и все поверхности в моём холле, и вероятно, занималась этим годами.

Я тихо выругался и тут же услышал за спиной какой-то звук. Обернувшись, я обнаружил, что звук, скорее всего, идёт из проёма, открывавшегося в коридор. Некогда там была каменная дверь, ведущая наружу, к деревне или городку, теперь на её месте обнаружился загаженный тоннель, уходивший дальше в темноту.

Неуверенно шагнув вперёд, я пригнулся и заглянул в тоннель. Он был метра два в высоту и полтора в ширину, с плотно утоптанным земляным полом. Из стен проглядывали корни и камни, спереди брезжил слабый свет. Я подался назад, снова услышав из тоннеля этот звук. Такое прерывистое щёлканье, как будто что-то стукнуло по камню, а затем – тихое стрекотание. Оно становилось всё громче, звуки накладывались друг на друга.

Я заметался по комнате, силясь найти хоть какое-нибудь оружие. Подбежал к стеллажам у задней стены, но обнаружил, что они пусты, как и те, что были возле моего саркофага. Я отчаянно искал, но все стеллажи в комнате оказались пусты, как и ниши под лампадами, а кроме них тут были только горы мусора. Мусора, который при близком рассмотрении приобрёл слегка знакомые очертания.

Я сделал пару торопливых шагов и, стараясь сдержать отвращение, запустил руку в одну из куч. Плотная корка под рукой подалась, пальцы скользнули глубже, пока не нащупали что-то твёрдое, и я немедленно вытащил это наружу. Это оказалась кость, сантиметров десяти в длину, но изогнутой формы, на одном конце выщербленная засечками, глубоко врезавшимися внутрь. Что-то на одной из зарубок хрустнуло и подалось под моими пальцами; поняв, что это, я с отвращением выронил находку.

Это была челюстная кость, лишённая части зубов и сама иссеченная десятком укусов, обезображенная путём, проделанным через чей-то пищеварительный тракт, прежде чем упокоиться здесь.

Но лишь осознав, как невелики некоторые из оставшихся зубов, я потерял контроль. Это была детская челюсть. Я отвернулся, жалкие остатки самоконтроля покинули меня – и меня вырвало. Я тщился выплюнуть всё, что когда-либо съел, вот только желудок, казалось, был наполнен исключительно плацентарной жидкостью, в которой, как всегда, рождалось моё наполненное маной тело.

Потом, корчась, вздрагивая и продолжая отплёвываться, я обвёл мутным взглядом комнату. Десятки и сотни куч лежали под горами грязи, и я понял, что кто-то хорошо попировал на огромной горе трупов. Даже маленьких беспомощных детей не пощадили, раз даже это крохотное тельце оказалось здесь.

Звук из тоннеля стал громче, привлёк моё внимание, и я обернулся. Меня трясло, голова кружилась, желудок снова попытался взбунтоваться. Во рту было сухо от страха, но вскоре страх выжгла злоба, поднявшаяся из самого сердца.

Они их выпустили… Они дали им сожрать детей… Они убили их всех… Нет… Нет… Только не детей…

Впрочем, стоило первой твари появиться на пороге комнаты, как голос отдалился и умолк. А через секунду разразился такими воплями, что они эхом отдались у меня в голове. Судя по тому, как замедлилась тварь, я был почти уверен, что она тоже его слышала.

У неё был чёрный блестящий панцирь с ярко-красными полосками, разбегавшимися от массивной головы. Они окаймляли массивные жвала, которые пощёлкивали по обеим сторонам широкой пасти, и истончались дальше по телу, которое терялось из виду в темноте. Десятки ног, твёрдых, с острыми когтями, то и дело цокали по чистым пятачкам на камнях.

Тварь приподняла половину туловища, почти сравнявшись со мной по росту. Я обнаружил, что мне противостоит сороконожка, выросшая до гигантских размеров и охочая до человеческой плоти. На меня уставилось четыре красных глаза. На её спине отчётливо виднелось некое подобие седла со свисающими стременами, и я постарался не думать о создании, которое может ездить на этой твари верхом.

Сороконожка с влажным клёкотом зашипела и принялась волнообразно раскачиваться из стороны в сторону, медленно подбираясь ко мне всё ближе.

Поздравляем! Навык «Гипноз драха» не сработал!

Ваша злость и опыт прошлых битв позволили вам проигнорировать врождённый навык «Гипноз драха».

Я почувствовал, как растягиваются губы, обнажая оскал, и из самого горла вырвался низкий рык. Но не успев подумать как следует (или подумать вообще), я кинулся вперёд и схватился за жвалы по обе стороны рта твари. Ошарашенная внезапной атакой, она попыталась сдать назад, но я оказался быстрее и крепко схватился за хитиновые выросты, вдавливая их внутрь. Я чувствовал сопротивление мышц, пытавшихся сжать жвалы, хотя всё тело рвалось вперёд.

Тварь напала: острые когти врезались мне в ноги и в живот. Но она была слишком медлительна, и жвалы распахнулись слишком широко. Раскинув руки, я рванулся вперёд, не обращая внимания на пронзившую тело жгучую боль и представляя несчастных детей, которых эта тварь сожрала. Надавив изо всех сил, почувствовал, что панцирь слегка подался под пальцами, а потом раздался оглушительный треск.

Вырывая жвалы, я с силой крутанул оба запястья, и меня обдало потоком крови и слизи. Тварь испустила почти неуловимый слухом вопль и заметалась, силясь отступить, но я подобрался ближе. Выпустив из левой руки кусок хитина, я ухватился за вырост головного панциря и воткнул зажатый в правой руке острый обломок в морду сороконожки. Почувствовав, как хитин подаётся и крошится под моим ударом, усилил нажим.

Я кричал от боли и ярости, а тварь шипела, корчилась и пищала в ответ. Её тело невообразимо выгнулось, и мы повалились наземь. Сороконожка обвилась вокруг меня, ноги царапали и разрывали мою плоть, тварь пыталась спастись. А потом я почувствовал, как что-то лопнуло, и сопротивление прекратилось: моё импровизированное оружие вошло наконец в мозг. Тварь конвульсивно дёрнулась, ещё больше раздирая нанесённые мне раны, потом затихла и упокоилась с миром.

Я вытащил осколок жвала, а потом вонзил снова и провернул, выпотрошив твари черепушку. Отскочил и пригнулся: здравый смысл покинул меня, уступив ярости. Через несколько секунд я понял, что тварь больше не сопротивляется – и повалился навзничь. Потом ощутил, как медленно содрогается труп, и откатился, чтобы прижаться спиной к стене.

Там я и лежал, пытаясь отдышаться, истекая кровью и дрожа, потому что каков бы ни был аналог адреналина в этом искусственном теле, но он явно подошёл к концу. Я поднял дрожащую руку, сжимая загаженный обломок жвалы, и, наставив его на дохлую тварь, пробормотал:

– Я даже не знал… кем он… был!

Стоило последнему звуку лететь с губ, как в тоннеле возник новый звук, немедленно привлекший моё внимание. В молчаливом ужасе я целую секунду просто наблюдал за появлением монстров, а потом появилась третья тварь, и четвёртая, распластавшаяся по стене, как паук.

На спине у последней сидела ещё одна мелкая пакость и сверлила меня ненавидящим взглядом крохотных глазок. Она была не больше тридцати сантиметров в холке, но длинные лапки цепко держались за седло той твари, что ползла по стене. Наездник велел скакуну забраться в самый дальний от меня угол и там засесть – вне зоны моей досягаемости.

Высвободив одну руку, он вытащил откуда-то небольшую свистульку из палочек тростника и заиграл на ней, как на флейте. По залу разнеслись странные тонкие звуки, а две оставшиеся твари разделились и стали приближаться ко мне с обеих сторон. Меж тем в зале появлялись всё новые гады: ползли по стенам, шли по полу и даже по потолку. Их было столько, что я сбился со счёта. Стены казались живыми из-за копошащейся чёрной массы, и пусть каждая была меньше той, с которой я бился, их всё равно было слишком много…

Я обессиленно огляделся. Разум по-прежнему был преисполнен жгучей злобы, но я слишком хорошо представлял себе свои шансы. Это не помешало левой рукой осторожно подобрать вторую жвалу. Я с трудом поднялся – всё тело было покрыто стремительно остывающей кровью – и в упор уставился на омерзительного мелкого всадника.

– Че-е-еловек? – прошептал тот, и голос его едва слышался за звуками сотен когтей, скребущих по камню и грязи.

– Угу… – пробормотал я, сделал глубокий вдох и сплюнул сгусток крови на пол между нами.

– Умри-и-и! – бросил он, выдув ещё серию нот на своей свирели.

Твари подступили ближе, и я принялся за дело: колол, пинал и даже кусал их, пока они разрывали меня на части – кусок за куском. Последнее, что я почувствовал – как мелкая тварь, всего десяти сантиметров в длину, вгрызлась в рану у меня на животе и принялась пробиваться через неё вверх, внутрь моей грудной клетки.

Вы умерли…