Глава 3. Человек и события

Часть 1

Интересно… сколько уцелело хат, колоколен, церквушек, да прочих строений? Осталось ещё хоть что-то? Поросшие дикой травой, занесённые песком с землёй… Мало кто знает, что там происходит сейчас. И с каждым днём, эти знания падают в лету всё дальше и дальше. Превращают эти прекрасные места, каждый час и минуту, в нечто неизвестное и всё более опасное. В то, что всем хорошо известно под названием Зона.

Кирпичные стены старой заброшенной церкви съедены временем. Расщеплены порывами ветра, льдом и морозом. Подточены долгим осенним дождём и бегущей журчащей водой. Свет солнца, что проникает сюда, никогда не высушит этот пол, доски и стены. Тяжёлый воздух, наполненный влажным смрадом и затхлостью, никогда не просохнет и не выветрится. Влажная взвесь, что неподвижно парит в невесомости в безветренную погоду, переливается на свету бесполезного солнца как маленькие жемчужинки. Но их ни в коем случае нельзя трогать. Могут быть очень опасны. Каждая такая капля – крупинка смертельно ядовитого яда. Находиться без респиратора слишком рискованно. Всего лишь несколько вдохов легко могут стать последними. Но в дождливую, – сильно дождливую погоду, – может и пронести даже без респиратора или противогаза. Но, всё же не стоит. Противогазов много, а жизнь – у всех одна.

Бесстыже оголился скелет и внутренности заброшенного дома. Деревянный брус треснул, загнил и разбух. Шифер лопнул и обвалился. Солома покрыта плесенью. Одичавший без людей ветер, словно разбойник, налетает на комнаты и коридоры. Бушует в шкафах, скрипя и хлопая дверцами. Устраивает внутри хаос и погром. Где-то, в одной из комнат, стоит тёмная лошадка-качалка с понурой головой, белой гривой и хвостом. Коричневое, слегка выпирающее на теле лошади, седло с нарисованной ярко-красной попоной и жёлтой каймою, с кисточками-хвостиками. Тёмная краска на детской лошадке сильно облупилась. Местами проступает посеревшее тело. Одинокий ветер гоняет её и в хвост и в гриву, иногда раскачивая очень сильно. Когда идёт дождь, или бушует гроза, она плачет – из глаз, по её мордашке, стекают и падают капли тоненькими ручейками. Ей больно. Одиноко, и страшно. Страшно от гремящей, перевёрнутой посуды, дребезжащих на полу выцветших и пожелтевших газет, которые тоже растеряли свою храбрость вместе с испуганными, шелестящими страницами раскрытых ветхих книг…

Детская кукла… серая, облезшая. Но такая реалистичная. Местами ещё осталась краска песочного цвета, которая отшелушилась подобно коже. Лежит, похожая на мёртвого ребёнка. Только потерянный искусственный зелёный глаз делает её не настоящей. Превращает в пластиковую холодную куклу. Он валяется рядом, на прогнившем полу…

Пробежал жучок, задел глаз. Тот покатился в сторону. Когда-то ранее в длинных, роскошных, золотых волосах большой куклы, которые превратились во что-то выцветшее и слипшееся от грязи и паутины, ползало нечто, и извивалось. Сначала было одно. Потом их стало много. Мелкие, длинные, с усиками, и без. С мохнатыми лапками и покрывающим все тело ворсом. Ворс жёсткий, колючий, пронзающий до крови, словно металлические иглы. И мягкий в других местах, словно кусок ваты. Лёгкое цоканье твёрдых конечностей о пластик. Жалобное пищание и злобное шипение. Иногда возникающие драки между собой, отчего поблёкший ком грязных и золотых, когда-то, волос, начинал бурлить и неестественно извиваться. Лишь один целый глаз смотрел безразличным взглядом куда-то далеко.

Дальше – обрушенная стена, через которую перекинулись колючие, ядовитые, неизвестные лианы. Их концы тыкались во все щели. Бились в гнилые полы, кирпичную кладку или пытались залезть между брёвен. И рушили. Пробивали, ломали. Распространялись дальше, неостановимые, будто чума. Всё им не имелось и всё было ни по чём.

Вот какая-то зверушка… Совсем ещё ребёнок по человеческим меркам. Не смогла убежать. Прижата к стене. Приколота дюжинными, острыми, тёмно-коричневыми наростами, похожими на ржавые, загнутые арматурины. Язык животного вывалился на бок, голова задрана вверх и оттянута назад. На рту – следы белой пены. Оно долго находилось в сознании. Мучилось, пока не иссякли все жизненные силы. Можно было сказать, что кто-то хотел перерезать ему горло, но это постаралось неизвестное растение.

Животное напоминало косулю, но имело пять конечностей – три передние и две задние и непонятной, ломаной хаотичной формы, тоненькие, как веточки, рога. Такие запутанные, что в них с удовольствием свила бы гнездо какая-нибудь птичка. Скорей всего и птичка будет довольно необычной – двухголовой и трёххвостой.

Толстые стебли зелёного растения-монстра пригвоздили, стянули, и не намеревались отпускать это животное, пока полностью не опустошит его. На светло-коричневой шкурке отчётливо видны следы и подтёки потемневшей запёкшейся крови. Пятна или лужи под ним на полу не было. Растение не могло позволить себе такую роскошь, пустую трату драгоценного нектара в никуда. Оно старалось впитывать всё, не теряя ни единой капли. Подставляла в тех местах свои шиповатые зелёные щупальца, и впитывала красное. Капли постепенно исчезали на стеблях как в губке.

Лианы опутывали ноги, обтягивали всё сильнее… Сдавливали, продирались сквозь шкуру и плоть, добирались до кости. Тыкались в рёбра, пробивали и заполняли собой всё внутреннее пространство. Обхватывали внутренние органы – лёгкие, сердце, печень. Даже кишки с говном. И ели. Питались, постепенно сжимая внутренности всё сильнее с каждой минутой, пока не останется ни капли питательной влаги.

В течении пары недель из области живота они пробирались прямиком в голову, где иссушали гниющий серый мозг. Пробивались через глазницы, засасывали в себя остатки жидкости из глазных яблок. Рога, естественно, не трогали. Неживые костяные наросты, без малейшей капли источника жизненных сил совсем не интересны уже довольным, блестящим от лоска и достаточно толстым, тяжёлым шипастым лианам.

Какое-то время им было тяжело просто шевелиться, не говоря уже о том, чтоб куда-то ползти и снова искать себе кого-то в качестве нового пропитания. Они забывались и задрёмывали. В этот момент не представляли явной опасности. Но всё же если их разбудить, и в этот момент они будут достаточно голодными, то… можно нажить себе больших неприятностей. И выбраться из этой гадости живым может не получиться уже никогда.

Часть 2

Вечерело. Из села Рассоха (село Иванковского района Киевской области) вышли двое сталкеров. До аварии в нём проживало четыреста шестнадцать жителей при ста восьмидесяти восьми дворах. После того как на ЧАЭС бахнуло, людей эвакуировали в село Колонщина Макаровского района. Рядом с селом стоял пункт санобработки радиоактивной техники, которая участвовала в заданиях по ликвидации последствий аварии на станции. Вся эта техника была сильно подвергнута радиационному облучению и подлежала захоронению. Её складировали в южной части села. Некоторые машины были закопаны, другие же остались как есть. Много молодых ребят-ликвидаторов во время службы в Чернобыле после страшной трагедии отдали своё здоровье и жизнь ради спасения Союза, в котором они жили и многонационального народа с родными и близкими людьми. Никто тогда не делил себя на украинцев, казахов, или русских. Все были братьями. Эти ребята, чей труд и самопожертвование навсегда останется в наших сердцах и памяти, очень бы хотели, что б так оставалось всегда.

Среди техники, которую складировали в Рассохе, находились и вертолёты: Ми-8, Ми-6, машины инженеров и химразведки, колёсные бронетранспортёры и плавающие, гусеничные, эвакуационные ремонтные бронемашины и много других автомобилей.

По различным сведениям, стоимость всех машин, находящихся в Рассоховском могильнике в 1986 году по тем ценам составляла где-то 46 млн. долларов США. А размах самого могильника достигал порядка 20-ти гектар. Колоссально огромное пространство, которое превратилось в скопление пустых мёртвых скелетов металлических машин. Они спасли от неминуемой угрозы не только Советский Союз, но и всё человечество. Постепенно, после «нулевых», велись работы по утилизации техники.

Состояние домов в селе было плачевным. Во многих на то момент, в конце «нулевых», не было ни окон, ни дверей. Веранды сломаны и выбиты. А что с ними сейчас – и представить страшно. В конце «десятых» пожары полностью уничтожили то, что осталось от села. В наше время посмотреть каким была Рассоха, увидеть наличие домов и каких-либо построек, скорее всего возможно только на фотографиях, в архивных фото и видео материалах.

Но было и чудо. Только оно находилось не здесь. В другой деревне, северо-восточнее к Чернобылю. В Залесье. Оно считалось самым большим селом в Зоне. До аварии в нём проживало почти полторы тысячи человек. Много домов, много улиц. Красивый дом культуры с четырьмя колоннами, что подпирали перегородку высоченного потолка. На фасаде треугольной крыши располагался узорчатый рисунок с Серпом, Молотом и Красной Звездой. Великолепный орнамент находился посередине и делил собою четыре крупные цифры: год 1959-ый. За колоннами красовались высокие, длинные, узорчатые деревянные окна и дверь. Внутри, по центру, когда-то висела большая роскошная люстра, а сцену украшали узорчатые белые колонны и вывеска под полотком. На бордовом прямоугольном полотне было написано: «Хай живе коммунiзм – свiтле майбутне всього людства». Сейчас же полотно изменило цвет на пыльно-ржавый, а стены и потолок покрылись плесенью, с которых кусками отваливалась штукатурка. Деревянные окна раскрыты на распашку. Половина стёкол выбиты.

После катастрофы в селе ещё проживало двадцать самосёлов. К сожалению, последний житель Залесья ушёл из жизни пару лет назад. Несмотря на то, что это деревня находилась очень близко к Чернобылю, уровень радиации постепенно пришёл в норму. Но самосёлам не разрешалось что-либо сажать в своём огороде и потреблять в пищу, собирать грибы или фрукты. Вряд ли они соблюдали эти наставления. Иначе как бы вообще смогли жить? А сейчас, когда «фон» в норме, собирать грибы и сажать огороды уже и некому.

Заброшенная детская площадка со ржавыми лесенками и горкой. Пустая, без стёкол, красная ржавая «пятёрка», или «семёрка»… уже и не разберёшь. Сняли абсолютно всё – стояла без колёс, фар, сидений, обшивки боковых дверей. Даже капот и крышу багажника – и то сняли. Как-то раз сталкеры бывали там, в конце лета. Они запомнили кое-что. Такого во всей Зоне, где они проходили, больше не видели. В Залесье до сих пор цел памятник советскому солдату, который являлся единственной достопримечательностью. Сзади памятника на длинном постаменте была надпись большими белыми буквами на фоне Георгиевской ленты: «НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО». Всё это время, до наших дней, за памятником ухаживали люди… Но как обстоят дела на 2024 год, неизвестно.