Глава 2. Что-то странное

Часть 1

– Вышел я сегодня из дому, как обычно, пораньше. Взял хлеба белого буханку старенькую. Он хоть и зачерствел, но с трудом могу угрызть со сладким горячим чайком ранним прохладным утром. М-мм… – протянул Ведомир, довольно прикрывая глаза. Вдыхал носом, словно чувствовал этот хлебно-чайный аромат. – Вкуснота и лепота. Са́мо то, – подмигнул Евгении, слегка улыбнулся и положил руки на стол. – Термос старенький, ещё от отца достался. Эх, вот вещь, уже больше двадцати лет тепло держит. Греет не только чай и кофе, но и душу. Последнее, что от отца уцелело. Даже фото, и те все сгнили… Чаю заварил чёрного крепкого, из пыли что в пакете осталась. Листа в нём давно не видел, а купить… В общем, пока чайную пыль пью, и радуюсь. Сложил всё в сумку балоневую, узорчатую, красно-синюю. Прихватил удочку, да ведёрко пластиковое, и пошёл, значица, порыбачить. Эх, девоньки-и… – томительно и сладостно произнёс Ведомир. – Люблю рано утром, когда ещё только светает, да кроме доярок и петухов шум в деревне никто не учиняет. Такая ж ведь красота, а? После ночи, никем не тронутая, и сама ещё от сна не отошедшая… Иду дальше. Потихоньку спускаюсь по тропинке, что к воде уходит. На озере – никого. Тихо так, непривычно… – Ведомир отвёл взгляд куда-то в сторону, словно что-то вспоминал или хотел вспомнить, но у него это плохо получалось. Огромные пробелы в памяти, что всплывали, яркими белыми квадратами и прямоугольниками, были ширмой, которая заслоняла что-то очень ценное. Важное для его души и сердца. Но довольно не молодой разум отказывался воспроизводить те моменты, словно были чем-то эксклюзивным и недоступным простому человеку. Хотя, за деньги всё было возможно. Ну или почти всё. Его разум требовал подписку. Как подписка на газету «Правда» для взрослых, и «Пионерская Правда» для молодого поколения, за которую брали определённую небольшую плату раз в месяц. Но для него и других, даже такая подписка была огромной роскошью. Но иногда всё-таки брал. Оформлял подписку в память о своём сыне, которого давно с ним нет.

«Эх, закончилась и его подписка… подписка на жизнь», – размышлял с грустью про себя Ведомир.

– Ты что приуныл, призадумался, а? Дядька Ведомир. Ты бери, ешь, булки то. Я что, просто так из дома притащила? – Марина придвинула тарелку с зарумяненными плюшками поближе к мужчине. Выплеснула из железной кружки его недопитую колодезную воду, и налила из кувшина коровьего молока.

– А? Да-а… – с грустью произнёс и выдохнул. – Спасибо, Маринушка, спасибо. – Он отошёл от непонятного забвения воспоминаний давнего прошлого. Возможно, они были не самые приятные. Но ведь не все же? Обязательно должны быть и хорошие. Он в это верил.

– Кончилась давно моя подписка на молодость. А продлить никак не представляется возможным, э-эх… Голова совсем уже не та, что раньше.

Взял плюшку, поднёс поближе. Прикрыл глаза и нюхал, глубоко затягиваясь приятным, сладковато-ванильным ароматом домашней сдоби.

– Эк-х, – Евгения крякнула, стоя у стола, – чудак ты Ведомир, мозги твои совсем до дыр, уже того…

– Ага, хоть и старше ты его. Ну, давай, а то что, пользуешься нашим гостеприимством, хлеб да чай, а весть сказывать уже и позабыл, мозговий сыр? – Маринка улыбнулась ему по-доброму, но глазками то говорила: давай, речь подавай, а то отберу из рук плюшки и каравай.

– Вот вы гоштя как, значит… прожефать не даёте… – старался быстрее умять плюшку, запивая большими глотками молока. – В общем, девоньки, красавицы вы мои ладные, да возрасту непокладные, – начал он, а женщины прямо засмущались, заулыбались. В уголках рта появились скобочки-морщинки. Глаза смущённо-весёлые, в лёгком прищуре, старались смотреть куда-то в сторону. Избегали сладких слов из ладных губ гостя.

– Спустился значит, иду. Озеро уже недалече, через пять минут виднеться будет. Трава не очень высокая по сторонам, но зелёная такая, и птички ранние поют, щебечут, сердце ди́вается, ох-х… – через несколько секунд лицо мужчины резко сменилось с блаженно довольного на перепуганное, растерявшееся. Не понимал, что происходит. Раскрыл свои глаза широченно, и водил ими, налево-направо, на Евгению и её дочь. Да только смотрел не на женщин, а куда-то далеко, сквозь них и дальше дома. И моргать не моргал. Пожелтевшие белки глаз с красными прожилками покрылись блестящей скорлупой влаги. Хлопнул пару раз открытым ртом, как немая рыба, и наконец-то продолжил:

– Но приборчик то мой, всегда со мной, его уж точно не проведёшь… Простенький, но надёжный, беспороговый звуковой дозиметр. Он как заурчит, затренькает ни с того, ни с сего, я аж подскочил на тропинке как козлом боднутый. Головой влево, вправо… А ничего не вижу.

– А чего ж ты там увидеть то захотел? Глаза твои пенсионеры… – выразилась баб Женя и негромко хохотнула. – Твой прибор измерительный, как твоя головушка, что наш сыр в холодильнике.

– Ох ну и бабы, – констатировал Ведомир. – Вам бы только смеяться да позабавиться над одиноким стар… мужиком. Не старец я ещё, не надо вот этого вот. И главное вас фиг поймёшь, толи и вправду вы шутки шутите, толь защитная реакция вашего организьму заиграла.

– Женский организм – загадка!

– Точно-точно!

Констатировали женщины.

– В общем, правее, метрах в пяти, как ты сказала – «глаза мои пенсионеры» заприметили слишком высокую траву. Аномально высокую. – Ведомир сделал упор на последнюю фразу, произнёс довольно серьёзно. – Прям такую, что… у-ух! – показал собранными в кулак пальцами и как-то неловко и резко дёрнул рукой вверх, в небо, отчего что-то хрустнуло и Ведомир с гримасой боли на лице схватился за локоть.

– А-ай, ч-чёрт… дёрнуло меня, – потёр и медленно согнул-разогнул больное место.

– Вот тебя и дёрнуло, лицо аж передёрнуло! – а женщины всё в шутку оборачивали.

Мужичок посмотрел на них с укоризной, но промолчал.

– Ну я и думаю… «Фонит» там что-то слишком сильно. Приборчик так потрескивает… и как-то волнами импульсирует, словно сердце бьющееся. Страшно мне стало. Холодок пробежал по всему телу и закололо на кончиках пальцев. А ещё страшнее становится от мысли лезть в это радиоактивное пятно. Отпрянул назад я девоньки от греха подальше. Стою. Вроде поутих прибор то. Но ещё на всякий пожарный попятился на пару шажков. Ну её, эту аномальщину. На всякий случай чтоб кожа и нос не покрылись ожоговыми волдырями и не отвалились от радиации… Ещё на работе своей смекнул – если слышишь этот звук, сра-а-азу нужно тикать отседова. Но ч-чёрт… как же не узнать и не посмотреть, что там такое, да почему? Ведь откуда здесь, сейчас, радиация? Аварии то на нашей станции не было, и не будет, даст бог. Ведь то, как её строили… – Ведомир недобро переменился в лице. – Ладно, что-то я не в ту степь погнал, это ж вообще военная тайна.

Приборчик то мой, может просто забарахлил, да и всего-то. Но почему ж тогда забарахлил? Что-то же должно там быть, непонятное. Я пока что ещё живой, и помирать не собираюсь! Поживу, дай бог, ещё пару десятков лет, а может и поболе, хех. Не так уж я и стар. Как Юхубовищ – «суперстар»! – довольно заулыбался, откусывая от плюшки новый кусок.

– Как Юхубовищ ты только седой и сморщенный становишься, какой ещё из тебя «суперстар»! Через десяток лет, если доживёшь, станешь не «суперстаром», а супер старым. Только эта дорога тебе и светит, о Ведомир, житель свободного деревенского народа! – женщины тихонько рассмеялись да подмигнули друг дружке.

А мужик времени даром не терял. Пока они разговаривали и хохотали, он набивал свой рот и желудок, да старался съесть как можно больше.

– Ты давай-давай, впустую поменьше трынди, а то мы видим, что пока только булки исчезают и уровень молока в крынке понижается.

– Да, а сказ не сказывается!

–Угу, – запил сладковатым молоком, вытер курткой с губ белую полоску. – На всякий случай достал я свою аптечку которую всегда с собой в нагрудном кармашке ношу. «Аишная двушечка», цвета спелой моркови. Открываю, достаю из её четвёртого отсека один из пары маленьких пенальчиков с Цистамином. Похож на большущую, просто жуть, пилюлю. «Радиозащитное средство №1» – так написано на крышке аптечки. Одна половина этого тюбика красная, другая белая. Бахаю сначала один пенал, шесть таблеток. Затем второй, тоже все шесть, для пущей уверенности. Заодно пару таблеточек «радиозащитного средства №2», из белого пенала отсека номер шесть, что б уж точно, наверняка. Чайку попил, подождал ещё с дюжину минут, чтоб растворилось да в организм попало. Аптечку на место в кармашек вернул. Сложил обратно термос в сумку, оставил с удочкой на земле, чтоб не лезть со всем этим непонятно куда. Мало ли, что там…

Ведомир сглотнул подкативший к горлу большой ком.

– Делаю я значит, шажок за шажком, аккуратно ступаю. Под ноги смотрю, траву высоченную разглядываю. Стебли будь здоров – огромные, сочные. Нечай, как весна давно закончилась и лето стоит не первый месяц. К середине трава вообще по колено стояла, да толщиной больше моего пальца, во! – показал дамам здоровый указательный палец. – А в самом центре – скелет человеческий… – Ведомир испугался и притих, заново переживая увиденное. Голос его подрагивал.

– Ох, Господи Иисусе, да что ж это такое… – почувствовав слабость в ногах и во всем организме, обе женщины уселись на лавку за стол.

– Это ещё что… Скелет тот, не взрослого человека был, а… – Ведомиру это слово очень не хотело даваться, – ребёночка, значит, скелетик то.

Марина от шока еле слышно завыла, сильно сжимая рот ладонями. Поглядела испуганными глазами то на Ведомира, то на свою мать. Женя заохала, зацокала языком, покачала головой. Весёлый настрой у обоих как ветром сдуло.

– Не очень крупный, подростковый. Я конечно не эксперт, но глаза мои ещё не ослепли. И лежал он на боку, будто спал. Ножки в коленях слегка согнуты. Ручки – тонкие косточки. Пальцы-спички под головкой, на землице как на подушке. Такой гладкий, идеальный скелет… чистая кость, аки полированная добела. Я на секунду подумал, что он не настоящий. Что это всё – не настоящее. Толь шутка, толи… я даже не знаю. Но когда увидел расходящиеся в разные стороны из-под скелета небольшие тёмные трещины в земле, что едва видны за высокой колышущейся травой, то понял, это всё по-настоящему. Из разломов энтих, шёл гул. Негромкий, тяжёлый такой, монотонный. И частицы вылетали, светящиеся, то ржаво-красные, похожие на песок, то золотые. Неописуемо красивое зрелище, девоньки. Очень красиво. Трудно словами передать. Но от звука того затошнило. Замутило сильно, ещё и труханул не слабо… В общем, убёг я оттуда.

– А где вещи твои? С тобой их не видно, – поинтересовалась Евгения.

– Дык, там со страху и осталися. Надо сходить туда ещё раз, забрать вот.

– Так, – строгим уверенным голосом начала Евгения. Взяла и крепко сжала за руку Марину. Слегка подёрнула на себя, чтобы та на неё посмотрела.

– Мариш, не пужайся, что мы, скелетов каких не видели? Это ж не привидение. Его и сжечь, и закопать можно. А вот дух… Это да, это страшно. Супротив него и не сладишь пинком каким, или факелом…