Он пристально всматривался через окуляры в позиции противостоящей ему Красной Армии. Его командный танк следовал позади всех танков, позволяя ему наблюдать всю картину предстоящего сражения. И вот грянул залп из леса, и четыре его машины были подбиты. Вероятно, советский снаряд, пробив броню, попал в боекомплект одного из танков, и страшный взрыв разорвал его. Башня, сорванная чудовищным взрывом, отлетела на десять метров в сторону. Люк башни, кувыркаясь в воздухе, поднялся на высоту метров пятидесяти, а потом упал на крышу позади идущего танка, оглушив экипаж. Другой танк остановился, объятый пламенем: снаряд вспорол бортовую броню и угодил в моторный отсек. Вспыхнуло топливо, и горящие танкисты стали выпрыгивать из машины. Они бросались на землю и отчаянно пытались сбить с себя пламя. Через полминуты грянул ответный залп его танков, и земля вздыбилась там, откуда были вспышки пушечных выстрелов. Разлетающаяся во все стороны шрапнель поражала орудийную прислугу, пушки и всё вокруг. Танки резко увеличили ход, пытаясь сократить время их обстрела с высоты и расстояние до советских окопов. Снова вспышки из леса, и ещё два танка разбиты. У одного Т-IV сползла гусеница: советский снаряд угодил в передний каток и, разорвавшись, снёс его и разорвал гусеницу. Танк потерял ход и беспомощно закрутился на месте. Однако он не потерял возможность вести огонь. Он остановился и выстрелил. Но уже через полминуты советские артиллеристы, внеся поправку в прицел, добили его. Снаряд попал в отделение механика-водителя и легко, словно консервный нож, вспорол лобовую броню и разорвался внутри. Страшный взрыв расколол гитлеровский танк. При таком попадании выживших в танке не бывает.

Уже в течение тридцати минут идёт интенсивный огонь с обеих сторон. Но перевес в силах и в количестве орудий у немцев. Вал их танковой атаки всё ближе подходит к позициям Красной Армии. На поле сражения горят немецкие танки, но всё реже пушечный огонь из рощи у леса. Многие деревья горят и падают. Немецкие танки и пехота подходят к окопам на дистанцию стрельбы прямой наводкой. Советские бронебойщики успешно поражают немецкие танки из ПТРД. Советские солдаты начинают бросать из окопов противотанковые гранаты и бутылки с зажигательной жидкостью, знаменитые коктейли, названные в честь советского наркома иностранных дел Молотова.

Майор Иванов, видя, что ему не удержать позиции больше двух часов, приказывает старшему лейтенанту Ерёмину: «Валерий, у нас остаётся ещё несколько полуторок и подвод-телег. Приказываю вам собрать всех раненых с позиций и увозить как можно дальше, желательно в Сталинград или к Волге на переправу. Враг скоро окажется здесь. Возьмите с собой немецких пленных. Подберите себе столько бойцов из пехотинцев, сколько вам будет нужно для этого. Возьмите также документы о пути нашей части. Доведётся вам выбраться отсюда и увидеть моих, передайте им мои приветы. Вам всё ясно?»

Валерий Ерёмин: «А как же вы, товарищ майор? Я могу остаться здесь на передовой вместо вас».

Майор Иванов: «Нет. Я – командир и остаюсь здесь. Я не имею права бросить солдат в бою. Вы понимаете меня как человек, родившийся у моря, бывший моряк-ленинградец. Капитан тонущего корабля покидает его последним. На суше, как и на море. Торопитесь же. Мы сможем прикрывать ваш отход ещё в течение около двух часов».

Валерий Ерёмин: «Счастливо вам, командир. Даст Бог, может ещё и свидимся».

Старший лейтенант приказывает подогнать семь полуторок как можно ближе к передовой и набирает двадцать бойцов вокруг себя, а затем они бросаются с носилками к окопам собирать и выносить раненых под шквальным огнём немцев.

С учётом перебежек от одного бугорка к другому, ползания по-пластунски это заняло двадцать минут. Валерий отметил несколько поваленных горящих деревьев: за их пламенем они смогут незаметно вывести раненых с поля брани. Раненых много, хотя их периодически доставляли в лес к обозам и машинам в течение всего боя. Много раненых было уже отправлено с позиций в течение дня. Это была тяжёлая и рискованная работа – тащить и выносить раненых под градом пуль и осколков.

Как только все раненые были уложены на ветки, покрывающие пол кузова полуторок, Валерий оглянулся на позиции и наступающие немецкие танки и пехоту. К его горлу подошёл ком, а на душе лёг тяжёлый камень: он понимал самопожертвование тех, кто оставался здесь уже навсегда. Грохот взрывов, стрельба и свист пуль и летящей шрапнели были непрерывными. На отдельных участках советские солдаты предпринимали попытки контратак.

Он увидел, как политрук Евгений Иванченко поднялся из окопа с криком «За Родину! За Сталина!» и повёл в рукопашный бой группу солдат на прорвавшихся на этом участке гитлеровцев. Он скосил трёх фашистов автоматной очередью из ППШ-41, а когда патроны закончились, он бросился на гитлеровца, вооружённого винтовкой с примкнутым штыком. Политрук увернулся и отбил прикладом своего автомата выпад немца: штык воткнулся в землю. А затем он выбил «Маузер» из рук фашиста. В это время подоспевший на выручку сержант Иосиф со всего размаха нанёс сокрушительный удар остро заточенной короткой сапёрной штыковой лопаткой по голове немца, целясь ниже края его каски. Страшный удар пришёлся по верхней челюсти, снеся её вместе с вышибленными зубами, а лицо фашиста моментально залила кровь. Немец схватился двумя руками за лицо и упал на колени. Ещё один взмах сапёрной лопаткой, и сержант со всей силы втыкает её глубоко внутри между лопаток гитлеровца, разрубив ему позвоночник. Одновременно двое фашистов бросаются на него с винтовками наперевес, целясь примкнутыми штыками в его грудь. Сержант пытается выдернуть лопатку из поверженного немца, чтобы защититься, но она застряла в разрубленном хребте фашиста. Его положение безнадёжно. Но теперь уже политрук приходит на выручку своего спасителя: он выхватывает ТТ из кобуры, вскидывает руку, и гремят два оглушительных выстрела. Два сражённых гитлеровца падают прямо к ногам изумлённого сержанта.

«Спасибо, товарищ политрук! Вы меня выручили, а точнее сказать – спасли», – тяжело дыша благодарит Иосиф.

«И вам тоже, товарищ сержант, моё большое спасибо! Тоже выручили меня. Ах да, я помню ваш вчерашний поучительный рассказ про «спасибо». Говорю «спасибо», как вы просили», – отвечает на благодарность политрук.

«Лихо вы их сразили. Словно в тире!», – восхищённо добавляет сержант, рядом с ухом которого пролетели две пистолетные пули, спасшие его от неминуемой гибели.

«А вы научите меня после боя столь же виртуозно владеть лопатой, как только что сейчас продемонстрировали?», – пошутил политрук.

«Непременно научу, товарищ политрук!», – отвечает улыбнувшийся сержант.

Лишь с третьей попытки, наступив сапогом на залитую кровью спину фашиста, сержанту удаётся выдернуть сапёрную лопатку из него.

В эту же секунду он чувствует сильный удар в руку и вскрикивает от боли: немецкая пуля попадает ему в локоть правой руки и пробивает её насквозь.

Отбив вражескую атаку, политрук подбирает с земли свой брошенный автомат и приказывает всем возвращаться в окопы, где меняет диск для продолжения боя.

Политрук перевязывает руку сержанту и приказывает ему уходить с позиций вместе с другими ранеными: «Наши машины с ранеными вот-вот отправятся. Догоните их, а когда подлечитесь, придёте к нам на выручку».

Машины с ранеными стали выбираться с прифронтовой полосы, петляя среди деревьев. Преодолев лесополосу, они устремились в Сталинград. Они должны были проскочить через деревню.

Но три немецких танка прорвали фланг советской обороны и ударили в обход. Видя вдали клубы пыли за несущимися на полном ходу полуторками, уходящими в сторону Волги, они открыли беглый огонь с максимальной дистанции. Снаряды взрываются то слева, то справа от степной дороги и подпрыгивающих на бугорках полуторок. Под обстрелом Валерий приказывает шофёру развить самую высокую скорость, но танки по-прежнему рассчитывают добиться попаданий с такой предельной дистанции. Наконец колонна машин с ранеными солдатами по просёлочной дороге влетает в деревню, чтобы как можно быстрее проскочить её. Но танкисты, видя вдали в бинокли мелькающие за избами и сараями полуторки, не прекращают азартно вести огонь. Теперь их снаряды поражают избы, курятники, сараи, колодцы. Один за другим вспыхивают деревянные дома и постройки. Один из снарядов поражает прямым попаданием полуторку, и она объята пламенем. В другие полуторки попадают осколки, но они не сбавляют хода. Две последние машины объезжают горящую полуторку: увы, там некого спасать. Через полминуты машины пролетают деревню и скрываются в клубах дорожной пыли.

Из вспыхнувших изб выбегают люди, в основном женщины, дети и старики. Мужчин призывного возраста в деревне не осталось после последнего весеннего призыва. Те, кто мог ранее уйти из деревни, давно покинули её. Теперь и все те, у кого сгорели дома, вынуждены покинуть её, взяв самое необходимое, став беженцами, чтобы не оставаться на пепелище.

Валерий знал, что, захватив позиции, немецкие танки рванут в беззащитную деревню. Сведения пленных о дислокации немецких частей были переданы в штаб, и теперь он с надеждой всматривался в небо. Но наши самолёты по-прежнему не появлялись, и надежды на удержание позиций таяли с каждой минутой.

Ещё около часа продолжалась битва у леса. Немцы, не считаясь с потерями, упрямо наступали. Наши бронебойщики почти в упор били из длиннющих противотанковых ружей по немецким танкам. На подступах к окопам происходили многочисленные контратаки красноармейцев и рукопашные, штыковые бои с криком, бранью и матом. Немецкие пехотинцы врывались в окопы, последнюю линию обороны, где яростный бой не прекращался. Двадцать пять горящих немецких танков безжизненно замерли на поле сражения, и от них высоко вверх шёл густой и чёрный дым при безветренной погоде. Все советские орудия были подбиты. Горел и лес возле последней линии окопов. Повсюду вперемешку с немецкими солдатами лежали погибшие красноармейцы. Но силы у красноармейцев и войск СС были слишком неравными. Исход боя определил значительный количественный перевес сил немецко-фашистских войск.

Оберштурмбанфюрер СС Шольц связался по рации из командного танка с генералом фон Виттерсгеймом и доложил о взятии русских позиций, а также о найденном убитом русском командире. Генерал спросил про потери и узнав, что из 43 танков уничтожено 25 машин, сказал с сарказмом: «Поздравляю вас, Шольц! Наконец-то, вы одолели врага, уступающего вам в силах в несколько раз. У русских было только пять орудий перед боем, а у вас 43 танка. Вы заплатили за каждую русскую пушку пятью танками. Если бы этот русский майор остался жив, то мне следовало бы поздравлять его, а не вас. В двух боях с уступающим вам в силах противником вы потеряли 47 танков за какую-то деревеньку. Ещё одна такая Пиррова победа, Шольц, и у меня не будет танков, чтобы взять Сталинград! Я вас тогда пересажу с танка на велосипед и будете штурмовать Сталинград верхом на нём. Выдвигайтесь к деревне и займите её. Мои части подойдут к вечеру».

Через час оберштурмбанфюрер СС Шольц с восемнадцатью танками и марширующей пехотой вошёл в сожжённую деревню. Лишь несколько построек уцелело после танкового обстрела. Все немногочисленные её жители ушли прямо перед их приходом.

Шольца разъедали противоречивые чувства. С одной стороны, он был рад тому, что остался жив после боя. Его танк был замыкающим в танковой атаке, поэтому все снаряды русских приняли на себя танки его подчинённых экипажей, которые были впереди. Он же, находясь в хвосте наступающей цепи танков, вёл разведку, обнаруживал вспышки выстрелов замаскированных русских пушек, передавал данные об их расположении другим экипажам и сам вёл огонь по ним с дальних дистанций. Поэтому его танк не получил никаких повреждений в сражении. Он выполнил боевую задачу (и это было главным для него), взял русские позиции, пускай и с собственными большими потерями. Он первым из всех немецких частей вошёл на территорию Сталинградской области и захватил её первый населённый пункт. Это была заявка на получение звания штандартенфюрера СС или «Железного креста» I класса, о котором он грезил. С другой стороны, его раздражали постоянные едкие нападки, критика и сарказм генерала фон Виттерсгейма.

«Русские упорно защищаются, и не моя вина, что так много потерь в наших войсках. Сталинград – это важнейший для русских город, носящий имя их вождя. И в дальнейшем на подступах к нему бои примут ещё более ожесточённый характер», – думал он.

Солнце только начинало спускаться к горизонту, когда в деревню въехала штабная машина генерала фон Виттерсгейма. Шольц поприветствовал его выкриком «Хайль Гитлер!» и подробно доложил о результатах боя.

Генерал фон Виттерсгейм: «Ладно, Шольц. Я понял. Отдыхайте. Завтра нам должны подвезти горючее для танков и боеприпасы. Нас хотят усилить моторизованной дивизией. Это, безусловно, хорошая новость после сегодняшних ваших больших потерь. Вы пленных допросили?»

Оберштурмбанфюрер СС Шольц: «В наши руки попали двенадцать раненых и контуженных солдат. Они мало что знают о планах русского командования и позициях их войск. Есть пленный лейтенант. Но он без сознания: взрывом у него оторвало руку. Если позволите, я допрошу его, как только он придёт в себя».

Генерал фон Виттерсгейм: «Хорошо. Жаль, что полдеревни выгорело: не будет ночлега в избах для всех солдат. Это вы её сожгли или русские?»

Оберштурмбанфюрер СС Шольц: «Мои танки преследовали колонну уходящих машин, обстреливая её. Мы подбили одну машину. Огонь распространился на деревянные постройки».

Генерал фон Виттерсгейм: «Было что-то ценное в подбитой машине?»

Оберштурмбанфюрер СС Шольц: «Нет. В грузовике мы нашли дюжину сгоревших русских солдат. По всей видимости, они были ранеными, и их пытались эвакуировать».

Утром следующего дня к оберштурмбанфюреру СС Шольцу доставили пленного советского лейтенанта. Левой руки ниже локтя у него не было, а грязный, пропитанный кровью бинт был намотан на обрубке руки. Измученного лейтенанта шатало от потери крови, под его глазами были чёрные круги.

«Покажи на карте укреплённые районы, окопы, минные поля, артиллерийские позиции, дислокацию войск и танков, а также склады боеприпасов. Если твои показания будут правдивы и будут соответствовать данным, полученным нашей авиаразведкой, твою руку подлечат, а ты и твои раненые товарищи останутся жить», – сказал оберштурмбанфюрер СС Шольц.

«Я знаю только про мою позицию у реки и моста, где вчера был бой. Про другие линии обороны и склады мне ничего не известно», – ответил лейтенант.

«И не надо. Наши лётчики и без тебя их хорошо видят. Андреас, расстреляйте его за домом. А остальных пленных русских заприте в хате и сожгите. Нам они не нужны», – приказал Шольц стоявшему рядом обершарфюреру.

«Фашистская сволочь! Ты сам скоро здесь сдохнешь. На Волге, в Сталинграде вам всем придёт конец. Сталинград вы никогда не возьмёте. Мы разобьём вас здесь. Сталинград вам не по зубам, как и Москва в 1941 году!», – ответил лейтенант.

Оберштурмбанфюрер СС Шольц встал, вытащил «Вальтер» из кобуры, подошёл к лейтенанту и ударил рукояткой пистолета по раненой руке: «Сталинград мы возьмём и проведём парад по его руинам. А потом назовём поверженный город в честь фюрера Германии Адольфа Гитлера. Вам, всем русским, мы выкопаем здесь могилу, а тебе уже осталось жить меньше минуты».

Двое солдат схватили лейтенанта под руки и вывели на улицу. Спустя полминуты раздались два выстрела.

Затем эсэсовцы подошли к избе, в которой находились пленные советские солдаты, и стали закрывать ставни и дверь. Вылив канистру бензина на стены, они запалили избу со всех сторон. Огонь быстро распространился в сухую, безветренную погоду, и скоро весь дом пылал. Из него раздавались отчаянные крики, а потом горящие люди стали выпрыгивать из окон и прогоревших ставен. Но вокруг дома стояли эсэсовцы и стреляли в тех, кому удавалось выбраться из дома. Оберштурмбанфюрер СС Шольц вышел из дома и, взглянув на лежащего расстрелянного лейтенанта, пошёл смотреть на пылающую избу.

«Люблю я смотреть такие зрелища», – промолвил Шольц подошедшему обершарфюреру.

«Я тоже, герр офицер», – ответил обершарфюрер.

В Сталинграде старший лейтенант Валерий Ерёмин прибыл в расположение советского командования и передал спасённых раненых в госпиталь. Он доложил подробности боя у реки. После его сообщения о прорыве немцев на этом участке фронта и передачи данных о немецких позициях, наше командование решило нанести бомбовый удар по прорвавшимся немецким танкам. Несколько авиаэскадрилий пикирующих бомбардировщиков Пе-2 и штурмовиков Ил-2 вылетели в этот район. Не найдя в указанных районах позиции немецких войск, они приступили к активному поиску. И удача не отвернулась от них. Один из пилотов увидел идущие по степи немецкие грузовики и цистерны в количестве десяти машин. Без прикрытия с воздуха такие цели были лёгкой и желанной добычей для пикировщиков и штурмовиков. С первого захода удар по немецкой колонне нанесли Пе-2. Их выход на цель был таким стремительным, что немцы не успели даже рассредоточиться и покинуть машины. Вокруг грузовиков стали взрываться бомбы, поражая их ударной волной и осколками. Оглушительный взрыв на степной дороге прогремел как раскат грома чудовищной силы: один из лётчиков добился прямого попадания фугасной авиабомбой в грузовик со снарядами для танков. Сотни снарядов сдетонировали разом. Огромное и ослепительно яркое, оранжевое пламя мгновенно поглотило колонну. Следом вспыхнул и взорвался грузовик с цистерной, который вёз топливо для танков. Лётчики наблюдали это невероятное зрелище результатов своего удара, а затем радиоэфир заполнили их восхищённые возгласы и радостные поздравления. На дороге не осталось целей для повторного удара второй волны штурмовиков, лётчики которых наблюдали огненное зарево на расстоянии. На дороге, где шла колонна немецких грузовиков, бушевало огромное пламя огня. Сделав ещё один круг над разгромленной в пух и прах немецкой автоколонной, наблюдая результат успешной атаки, старший авиагруппы приказал: «А теперь, мои парни-герои, ищем в степи танки и пушки».

Выполнив боевой разворот, пикировщики и штурмовики выстроились и широким фронтом цепью пошли на поиск новых целей. Они пролетели над рекой и увидели место вчерашнего сражения: сгоревшие танки, разбитые пушки, дымящиеся воронки. Внезапно у леса один из лётчиков замечает плохо замаскированные немецкие танки и громко кричит в эфир: «Вижу вражеские танки. У леса, слева от нас, ориентир на 10 часов».

Вся группа выполняет резкий боевой разворот, перестраивается и ложится на боевой курс. Теперь первой идёт волна из штурмовиков. Они снижаются до кончиков макушек деревьев и идут на бреющем полёте. Но из леса по ним открывает огонь немецкая зенитная артиллерия. Снаряды разрываются над ними вдали, и старший группы штурмовиков кричит в эфир: «Захаров и Коноваленко, за мной, разворот на 20 градусов влево. Атакуем зенитки у леса. Сначала реактивными снарядами, потом пушечно-пулеметным огнём и затем бомбами. Всем остальным – бить по танкам».

В момент разворота в Ил-2 Захарова попадает вражеский 20-мм снаряд и разрывается в моторном отсеке. Штурмовик вспыхивает как свеча и круто взмывает вверх, уходя от обстрела. Но горящая смесь авиационного керосина и масла попадает в кабину пилотов. Языки пламени лижут фюзеляж. Высота небольшая, чтобы экипаж мог прыгать с парашютом. Самолёт с разбитым мотором по инерции планирует какое-то время, объятый пламенем. Через мгновение Ил-2 превращается в летящую горящую форсунку, затем втыкается в одиноко стоящую берёзу и ломает её. Крыло отлетает, и самолёт врезается в землю. От удара детонируют бомбы.

Два Ил-2 выпускают один за другим РСы и открывают ураганный огонь по немецким зениткам из пушек и пулемётов, мстя за погибших товарищей. Немецкие зенитки замолкают под градом ракет, снарядов и пуль.

Тем временем вторая группа штурмовиков беспрепятственно выходит на дистанцию стрельбы по танкам, и Ил-2 выпускают противотанковые реактивные снаряды, а затем добивают оставшиеся немецкие бронированные машины противотанковыми кумулятивными авиабомбами. Следом по немецким танкам бомбовый удар наносит вторая волна из Пе-2. Все цели поражены, лётчики возвращаются домой на аэродром, но радость победы омрачает гибель двух боевых товарищей в Ил-2.