– Нормальная тишина. Ничего особенного… – Лео с удивлением вглядывался в восторженно-отрешенное лицо своей, не от мира сего, подруги. Подкинутые ветки задымили с новой силой, потом вспыхнули, отгоняя комаров, на которых никакие «волшебные» мгновения тишины не действовали.

– Да нет, Лео. Это было абсолютно волшебное мгновение. Но я его запомнила. Как жаль, что нет такой волшебной штучки, чтобы – раз! – и это мгновение уже навсегда с тобой. Забыла – достала, посмотрела и снова вспомнила, и очутилась, как бы там, и всё снова почувствовала. Да ведь? – она подняла на него глаза оторвавшись от глади озера, уже подернувшейся лёгкой рябью от прилетевшего ветерка.

– Вот! Я же говорю, ты запросто можешь все самые трепетные чувства мои просто уничтожить. С тобой рядом сердце влюблённого мужика кровью обливается, а тебя восхищает лишь гладь озера. Да ведь?! – насмешливо передразнил он её, сидя на корточках и складывая в сумочку выпавшие вещи. – Вот, возьми сумочку твою, упала, я всё собрал, пока ты мечтаешь тут.

– Ты не понимаешь, Лео. Под этой гладью растут, распускаются и умирают растения. Плавают рыбы в глубине. В тине из икринок вылупляются мальки. Там бурлит жизнь. А оно прячет всё это в себе и так величественно, бесстрастно и покойно надежно сохраняет это всё в себе. Как наука. Она до поры до времени также таит в себе знания, открытия, истины.

– Мм. Сохраняет. Только рыбу тут, говорят, пока не стоит ловить, не исследовали надежно этот вопрос, это так, к слову. И это – просто озеро. Ну и пролетело мгновение тишины, и что? А мы – люди на берегу этого озера. И нам «бесстрастно и величественно» жить невозможно. Это неправильно.

– А в науке тоже можно быть страстным. – запальчиво сказала Стаси, но большой уверенности он в её голосе не услыхал, она растеряно что-то искала в сумочке.

– Лео, а где она лежала?

– Кто?

– Да сумочка же!

– Вот здесь, рядом с тобой. Что-то выпало?

– Выпало… – Стаси несколько раз тряхнула платочком и стала шарить глазами вокруг валуна и даже отгибала рукой траву, росшую под самым основанием камня.

– А что потерялось-то?

– …такой малюсенький свёрточек в фантике из-под конфеты, такой целлофановый фантик, почти прозрачный… его трудно увидеть даже тут…

– Фантик?

– Ну да, прозрачный…

– И что в нём было? – как-то растеряно спросил Лео.

– Почему было-то? Есть. Мой талисманчик такой…. – Стаси медленно подняла голову и встретилась с виноватым взглядом Лео.

– Я наверное его случайно сжег, сор тут для костра собирал,… я не знал. Может быть он ещё сохранился, я сейчас… – Лео взял в руки толстый прутик, чтобы раскидать костёр…

– Не сохранился. Сгорел до тла, как и обещали… – Стаси со странным выражением лица снова повернулась к озеру: «Вот почему ты замерло. Теперь понятно. Сгорел…» – последнее слово она произнесла вполголоса, Лео расслышал.

– Я тебе другой подарю. Какой захочешь, золотой, драгоценный. Этот-то какой был? Деревянный, что ли?

– Уже не имеет значения. И талисманы не дарят, они сами человека находят. Они драгоценны только для него. Это была засохшая маленькая смолистая когда-то зелёная шишечка.

– Стаси, так давай найдём! Их тут…

– Ты не понял, Лео. Это она меня должна была найти. Нашла. И сгорела. Для меня сгорела. Забудем. Значит так надо. Так о чём мы беседовали-то? – задумчиво спросила она пошевеливая костерок, но кроме ярких червячков горящих веточек в нём ничего не было. – А! О тишине озера… и тайнах науки… – Стаси явно хотела отвлечь его внимание от пропавшего талисманчика.

– Да?! И вот это мне очень хорошо знакомо. Тишина там, как же! Я тебя уверяю, что и наука может предать человека, просто убить его. И на эту тему я готов спорить с кем угодно. А с тобой особенно, Стаси! – Лео резко повернул её к себе и притянул, приподняв над краем обрывчика. – Разве можно быть счастливым без этого? – он впился в её губы, прижав её так, что даже и пошевелиться она не могла, и похоже, и не хотела. Сквозь полуприкрытые ресницы он только увидел её закрытые глаза и выпил её всю, насколько воздуху хватило, чтобы не задохнуться в этом порыве восторга и желания.

– Ты дерзкий и наглый.

– Повторяешься. Но я не буду обзывать тебя ледышкой. Никакая ты не гладь озера. В твоём тихом омуте захлебнуться и уйти на дно можно на раз. Да ведь? Стаська! Да я тебе нравлюсь! Зрачки! Опять! И не ври мне, как другу, пожалуйста не ври. Ладно? – он явно иронизировал над ней. – А юноша твой?… Да ладно.. сама же говорила, что не совсем реальный. Выходи за меня, Стаси? – она молчала. – Ты слышишь меня вообще?!

– Слышу. Не кричи, Лео.

– Я не кричу.

– Вот и не кричи. Я не хочу выходить замуж. Вообще не хочу.

– Как это? По-моему, все девчонки хотят. Это очень даже нормально.

– Значит я – ненормальная. И если ты меня для этого сюда вез – поехали обратно. Спасибо за завтрак.

– Стаси, в чём дело? Чего ты вся вдруг так взъерошилась? Мы взрослые люди. Чего ходить-то вокруг да около? И мне вчера показалось…

– Тебе показалось, Лео. Просто показалось. Поехали отсюда.

– Нет, подожди. Ты сейчас разговариваешь со мной, как будто бы я в чём-то виноват…

– Ты ни в чём не виноват, – она мельком улыбнулась ему и тотчас погасила улыбку. – Просто поехали отсюда.

– Ты что? Боишься меня?

– Причём тут «боишься»? На работу мне надо.

– Не ври мне. У тебя сегодня приём с десяти. Не ври. И не ври, что тебе со мной противно.

– Не говори ерунды. Я же сказала, что просто не хочу замуж. Что непонятного?

–Всё непонятно! Ты, то жадно оглаживаешь своё тело в лунном свете, как сладострастная вакханка, то…

– Это не твоё дело.

– Не моё? А чьё? У тебя что, и вправду кто-то есть?! – Лео чувствовал, как его макают, то в ледяную прорубь, то в кипяток, а она внимательно и иронично смотрела на него.

– А что? Это невозможно? Ты единственный такой? Неповторимый?

– Причём тут неповторимый-то? И на единственного не претендую… хотя именно что – претендую! И у тебя же нет никого? Да, ведь? – вдруг добавил он улыбаясь и передразнивая её, пытаясь развеять тучки, собравшиеся складочками на её лбу. Но его улыбка стала медленно сползать, не найдя ответа в её задумчивых и грустных глазах.

– Есть? И кто же он? Да нет, ты же меня разыгрываешь, Стаси? Да? Нет?

– Есть он, Лео. Может быть, он и не совсем реальный…

– То есть как это – не совсем реальный?

– Я не знаю пока. Я же тебе проболталась про свою сказку.

– Ну и? Хорошая сказка.

– Это не совсем сказка.

– Уж не хочешь ли ты мне сказать, что это – быль?

– Хочу. Это не только быль. Это моё кредо. Понимаешь? Я выйду замуж только за того…

– … за кого не жалко отдать жизнь. Я это уже слышал. Он есть?

– Поехали Лео.

– Увиливаешь? Ладно, увиливай. Не хочешь говорить кто это – и не надо. Сам узнаю.

– И что? Ноги ему выдернешь? – Стаси усмехнулась, покачав головой.

– Нет, просто поправлю, чтобы ходил в другую от тебя сторону.

– Самонадеянный и самовлюблённый!

– Что остановилась? Давай, жги дальше… хотя с тебя и так хватит на сегодня – он провёл пальцем по её губам – если ты с ним встретишься сегодня, я ему не завидую. Ты встретишься с ним?

– А вот и встречусь!

– Ну и на здоровье. Будет дураку наука.

– Ты о чём?

– А ни о чём. Друзьями же мы остаёмся, Стаси? Да ведь?

– Да ведь. Остаёмся. Мне пора. Спасибо за кофе и за бутерброд тоже… И за всё остальное тоже. Было интересно, но время вышло. Так, где твоя машина? Ага, вон там, – скороговоркой говорила Стаси, продираясь сквозь кусты вишни, которые нещадно цеплялись за её юбку, как будто были союзниками Лео, который сгребя в охапку джемпер, термос и остатки завтрака в корзину, в два прыжка обогнал Стаси.

– Подожди, не лезь напролом, поцарапаешься вся, иди за мной, – он вывел её на едва заметную тропинку.

Поднявшись на вершинку горки, Лео остановился: «Стаси, подожди. Мы же так и не договорились.»

– Что тебе ещё, Лео?

– Стаси, ну выходи за меня замуж, а? Я буду хорошим крокодилом. – и он засмеялся, призывая и её присоединиться.

– А! Так тебе смешно?! Хорошо. Тогда,… тогда я вообще не буду с тобой разговаривать!

– Стаси! Ну что ты не понимаешь?! Я же не знаю, можно шутить или нет, когда предложение девушке делают? Вот пошутил. Вижу, что глупо получилось.

– А! Так это у тебя шутки такие?! Это всё для тебя просто, это просто… шутовство. Вот что это. Я не думала, что ты совсем уж такой, ещё другом тебя считала…

– Стаси… – Леон откинул в сторону корзину, и Стаси показалось, что там жалобно тренькнуло стекло внутри термоса, и она хотела было поднять брошенные вещи, но рука Лео, вставшего перед ней на колени, остановила её. – Стаси, я без тебя не человек, я без тебя просто шкура крокодилья. Ты прости меня, что я тебя такому подверг… как Лев Толстой прямо… чёрт! Но я не жалею. Пусть так, но честно. Ты мне скажи тоже честно, когда-нибудь ты сможешь смотреть на меня без обиды за этот день? – Лео поднял на неё глаза.

Стаси отвернулась. Буря, бушевавшая в её душе не давала ей возможности собраться с мыслями: «И как он смеет, после всего этого говорить? Он всё разрушил во мне, сжег! И что? Он теперь проклятый что ли? И мне противен? Ничего такого… Но как он смеет?! А если бы я вот так бы рассказала? Или обрекла бы его? Вот где бы он был? На коленях тут же стоял бы? Или развернулся бы и ушел? Ушел бы, конечно же… А мне-то теперь что делать, Господи, Боже Ты Мой? Что теперь?! И сжёг!! Он сжёг!» – Стаси даже не поняла, что она молится, отчаянно взывая к кому-то помочь ей разобраться в её чувствах.

– Стаси, ну что ты молчишь? Я тебе противен стал? Да? Но я ведь не знал раньше, что встречу тебя… такую… Прости меня. Или убей. Всё равно без тебя эту тягомотину-жизнь тянуть неохота, – он внимательно посмотрел ей в глаза и скучным голосом произнес: «Немилосердная ты, да?»

– Лео, да встань ты с земли, у тебя брюки светлые, испачкаешься весь, – Стаси, потянула его за руку.

– Вот так вы все. Тряпку последнюю жалеете, а на человека вам начхать, – Лео медленно встал с колен. – Вот и объяснились, значит. Штаны дороже.

– Прекрати. Причём здесь твои штаны? По-моему, ты мастер из себя страдающего делать. Я уже виноватой стала…

– Ты просто мне ответить можешь на мой вопрос, или нет?

– На какой именно из твоих вопросов?

– Я тебе хоть немного нравлюсь?

– Я не знаю теперь.

– Теперь – это после этого, да? А раньше точно нравился? Да?

– Лео. Отвези меня на работу.

– Сначала скажи, и честно. Всё равно я твою ложь увижу, – он стал совсем мрачным.

– Хорошо, скажу нравился ты мне или нет. Но через два дня.

– Что-о-о?! Через два!? А что они решают эти два…. У тебя что? – он вдруг стал серьёзным. – Сердце правда не свободно?

Из-за чего Лео произнес эту театральную фразу он и сам не понял.

Зато Стаси тотчас ухватилась за соломинку: «Да, несвободно. Мне надо два дня. Посоветоваться».

– Что-о-о? Советоваться? И с кем ты тут собралась советоваться, интересно? И о чём? И с кем ты меня собираешься обсуждать ещё? – очень тренированное и развитое воображение Леона нарисовало ему тотчас целую повесть в его воспаленном от недосыпа мозгу о любви Стаси с соперником, который, разумеется, отступит, особенно, если ему помочь….

– Ты его не знаешь, – холодный голос Стаси был, как ледяной душ.

– Это кого я тут не знаю? По-моему, ты темнишь, Стаська. И кто это такой умелец и ловкач, что даже целоваться тебя толком не научил. Тоже мне… советчик! Он тебе насоветует!

– Не все же такие, как ты? – Стаси опустила голову, раздавленная дотоле неизвестным ей чувством, взорвавшим все её принципы и иллюзии детства, стремительно убегающего от неё прочь.

– Это – какие «такие»? – Лео поднял её подбородок и глянул прямо в глаза, близкие, беспомощные и страдающие, со зрачком закрывшем половину всей радужки.

– Такие, – беспомощно повторила Стаси, – не как ты.

Лео понял, что он ничерта не понимает в этих радужках и зрачках.

– Два дня? Значит, послезавтра ты мне объявишь решение вашего совета? Куда и когда подойти прикажешь? За приговором моим?

– Какого совета? Я сама, вообще-то за себя решаю. И никуда подходить не надо.

– Сама же сказала, что посоветоваться с ним надо.

– Так, Лео. Последний раз прошу, отвези меня на работу, я опаздываю, понимаешь?

– Понимаю. Противен. Пошли, – он крепко поддерживал её под руку, пока шли по каменистой тропинке до машины и ощущал, как колотится у неё сердечко где-то в боку, как у маленькой испуганной птички.

Она сердито села в предупредительно открытую Лео машину, её потряхивало то ли от волнения, то ли от холодной утренней росы, насквозь промочившей ей её беленькие носочки. Лео захлопнул дверь и снова, с тигриной гибкостью наклоняясь, обошел капот «Победы», плюхнулся на сиденье и вставил ключ в замок зажигания.

– Замри! – приказала ему Стаси внезапно.

– Что? Опять твоё озеро утихло?

– Да нет же. Неужели ты не чувствуешь такого дружеского тепла от машины? Запах кожи от сидений… так тепло и уютно, и спокойно. А шум двигателя всё разрушит своим гулом и мощью, взорвёт этот миг тихого тепла, – Стаси снова внимательно посмотрела на него, как будто впервые увидела.

– Ну да. Как и я – грубый солдафон. Да, Стаси? – он почти грубо обнял её и несмотря на сопротивление, чувственно ввергся в её рот, ища, взывая, требуя, наконец ответного трепета.

Но его не было, как будто бы Стаси совсем ушла в себя, и ни малейшего движения губ, которое он вчера явно уловил, сейчас не было. Как у мёртвой. Что-то произошло. А что произошло, Лео не понимал.

– Но без этого тоже, ведь, жизнь тусклая и пресная? А, Стаси?

– Ты просто пользуешься своей силой сейчас. Вот и всё, – она всё это говорила, как будто всё это происходило не с ней, как будто она отсутствовала и ничего не чувствовала.

– Силой?! Ну, тогда, конечно! Поехали!

Ехали молча. Около поликлиники Лео остановил машину в тени берёзы, которые и тут, как и высокие сосны тоже, специально оставили при постройке Города, для лучшей маскировки сверху.

– Как же я узнаю свою судьбу, Стаси, если ни приходить, ни встречать тебя мне нельзя? Он что, такой суровый? Так ты всё равно скомпрометирована. Извините, не заметил, раздавил. А я – это просто запасной аэродром? Да, ведь? С которым вот так, в окне… Нормально. Ценю практицизм. У тебя с ним взаимно, хотя бы?

– До свидания, Лео, – Стаси сделала попытку выйти из машины.

– Не позорь. Дай выйду из машины и дверь Вам открою, повелительница душ. Могла бы и заранее предупредить, что настройщик диапазонов имеется.

– Ты сейчас пошлишь. Это недостойно, Лео. Спасибо за два прекрасных мгновения и за завтрак.

– Постой, тут тебе ещё и на обед осталось, я сегодня в столовку не приду, дела срочные, а он пусть облезет угощать мою… девушку.

– Я ничего не возьму.

Стаси.

– Ещё как возьмёшь! Не хочешь же ты, чтобы я тут тебя привсенародно поцеловал и силой ещё? Или хочешь?

– Хорошо. Я возьму, возьму, – она схватила маленький пакетик с заднего сиденья и взялась за ручку дверцы

– Сидеть! – почти рявкнул Лео. – Будь уж так добра, я же прошу: «Не позорь меня. Я ещё в состоянии открыть дверь женщине, хоть и бежит она от меня, как черт от ладана».

– И ничего я не бегу.

– Ну-ну. Можно в щёчку?

– Лео, твои шутки….

– Шутки? Ладно. Я заеду за тобой вечером.

– Нет. не надо.

– Почему?

– У меня сегодня…

– Обхода по вызовам нет, дежурства нет, – услужливо подсказал он ей

– Я же говорила… у меня сегодня сви-да-ни-е. Вот! – выпалила она.

– Да?! Всё-таки он есть. Странно. А я было уж задался вопросом: а был ли мальчик? И не дуришь ли ты меня, как последнего дурака? Значит был. Стаси, но мы – друзья?

– Да, Лео, да. Езжай уже, люди смотрят

– Да плевать мне на всех. Когда мы увидимся? Я приглашаю тебя на завтрак и завтра тоже. Давай так: он вечером, а я утром. Утро вечера мудренее, если что так. Хотя завтра же выходной? Жаль.

– Хорошо, хорошо, завтра, – Стаси торопилась уйти от любопытных глаз, а он, как нарочно тормозил, болтая, и не торопясь складывал ей в большой бумажный пакет абрикосы, пирожные и бутерброды из корзинки, прикрытой салфеткой, комментируя всё это.

– На, держи, всё собрал. Термос я кокнул, брать нечего. Обниматься не будем?

– Спасибо и до свидания, солдафон! – прошипела Стаси, выходя и опираясь на его руку.

– Ну, прости. Не каждый день по морде дают. Растерялся, – подав ей руку, он галантно приложился к ней поцелуем, желая только одного, чтобы «тот» увидел сейчас, как Стаси то бледнеет, то краснеет от его галантности. Но в окне поликлиники торчала лишь голова Варвары Степановны, регистраторши.

– Стаси? – вдруг громко окликнул он её.

– Ну, что ещё?

– А я тебя замороженной куклой не обзывал, кстати. Да, ведь? – и расхохотался на всю улицу.