И вот в один такой вояжик
Я оказался средь ватажек,
Что шли купаться все на речку.
А это радостно сердечку!
И я примкнул к гурьбе с желаньем,
Ведь плавать мог уже не «камнем»,
Но «головастиком» уж точно,
И наяву, а не заочно,
Тем паче, был с велосипедом,
И все за мной ходили следом,
Меня в том гордость распирала…
Но было нам пройти сначала
Чрез реку мост большой, высокий.
И всем пацан вдруг кареокий
Да и скажи затравно сходу:
«Никто с него не спрыгнет в воду,
То всякий сделать побоится».
И вниз с моста взглянули лица…
И отошли, попятясь, снова:
Убьёшься тут за будь здорово…
И надо ж, вот толкнули черти,
Ах, безрассудные всё ж дети,
«А я смогу!» – сказал нахально.
Засомневались все повально,
Но я поддал себе задора,
Вошёл уж в лоно с ними спора
И заявил, хвалясь, надменно:
«В портках я прыгну непременно!».
Все зажужжали, будто пчёлы,
Смешок по ним прошёл весёлый,
Никто не прыгал, мол, отважно…
«А спорим! – вдруг сказал им важно,
Вон охмелев от наглой прыти, —
Но рубль за то мне отдадите!».
Ну, все согласны, в том уверяясь,
Что не пройдёт мне эта ересь.
Во мне вдруг страх, сомненья буря…
Но рубль! И вот, глаза зажмуря,
Я вниз «солдатиком» понёсся,
Зажав рукою крылья носа,
Вода в него чтоб не попала,
И испугавшися немало,
Душа с того ушла что в пятки…
Но я в воде. И всплыл! В порядке!
И дали тихо мне мальчишки
Тот рубль из мелкой мелочишки,
И было им уж не до смеха…
Штаны же высохли, коль ехал.
Ребятам было чуть обидно,
Но больше каждому завидно…
К отходу лето подходило,
И я заботился уж мило,
Идти чтоб в школу на ученье.
И было в том моё стремленье,
Ведь буду скоро перовоклашка!
Штаны готовы и рубашка,
Чернила в чём – непроливайка,
Пред «мелюзгой» стал задавайка,
Букварь с картинками, тетрадки —
И чем писать… Ну, всё в порядке.
Учись и впитывай все знанья
И проявляй во всём старанье.
И мы шесть дней среди недели
В тетрадях перьями скрипели
И буквы громко повторяли,
Сквозь окна пяляся всё в дали,
Где всё азартно и знакомо,
Где не брала средь игр оскома!
А тут… всё палочки с наклоном,
«Чистописанье» что дало нам,
Да не залезть чтоб за линейки,
И в счёте были бы умейки.
И нам учительница сказки
Читала, к ней стремились глазки…
Но все мы ждали непременно,
Когда же будет перемена,
Чтоб побеситься до упаду!
И с нами не было в том сладу.
Как жаль, она коротковата,
Не будешь в буйстве многовато…
И вдруг устроили такую
Себе нечаянно большую,
Что нет такой ввек в расписанье!
Причина – в небе рокотанье
Мотора стало самолёта…
Вмиг посмотреть его охота!
А заходил он на посадку…
Нас сдуло с парт всех по порядку,
Не поддалися уговорам…
А к самолёту мчались скоро,
Крича в восторге, как галчата!..
«Вернитесь! Стойте‒ка, ребята!» —
Призыв учительницы сзади…
Но мы не просто так, а ради
Чего‒то мчались, очень рады,
И все не слушались команды.
Пришлось учительнице с нами
Спешить быстрющими шагами,
Не разбрелись чтоб, как цыплятки.
С мотором было не в порядке
У самолёта? Дядя лётчик
Вокруг ходил… Ну, хоть разочек,
До самолёта прикоснуться!
Потом не чувствовать чтоб куце
Себя среди мальчишек стана,
Пытать что будут беспрестанно,
А как он выглядел, большой ли,
Мог поместиться ли на стойле
Коров колхозных – по размеру,
И были близко ли мы в меру
От этой неба чудо‒птицы,
Орлов прекраснейшей сестрицы?..
А потому мы жались кучно
Всё к самолёту, но поштучно
Нас окрик сдвинул всех обратно,
Что всем, конечно, неприятно…
От полевого стана бодро
Носили с чем‒то дружно вёдра
Механизаторы, и лётчик
Из них сливал уж то в бачочек,
На самолёте что, и вскоре,
На наше скорбнейшее горе,
Мотора было тарахтенье,
Винта усилилось крученье…
И самолёт взмыл от стернины,
И в неба вклинился вершины!
И улетел куда-то в дали…
А мы руками вслед махали,
Вон не жалея голосочка!
И нас обратно, будто квочка
Цыпляток водит за собою,
Вела галдящею толпою
Опять учительница в школу,
Уж не подобная уколу
В своём строжайшем назиданье,
А вдруг открывшая нам знанье,
Как самолёт летать так может,
Какая сила держит тоже
Его среди высот небесных,
И мы в познаньях сих чудесных
За парты сели в школе скоро,
Но тут – Ура! – вся наша свора
Звонок услышала и мигом
Домой помчалась с визгом, криком,
Крутя руками, как винтами,
Мол, самолёты мы и сами!
Прочь разбегались куры с криком,
Собаки в лае все великом!..
А у учительницы рыбкой
Лица плескалася улыбка,
Когда вдруг вспомнила вопросик,
Что задал носик ей‒курносик:
«А может ли взлететь корова,
Крутя хвостом за будь здорово,
Как быстрый винт у самолёта,
Ушей вон в стороны отлёта,
Его, как крыльев? Может? Может?»
И все вопрос как тот умножат:
– А бык, а лошадь, поросёнок?
– Да нет, не хватит их силёнок,
Они на то тяжеловаты…
И долго длились бы дебаты,
Да вдруг вспугнул их всех звоночек,
Они под визг и гам, смешочек,
Как из гнезда, и упорхнули,
Домой летели, будто пули!
Несли восторженнейше знанья
И жизни новые познанья.
Счастливым путь в ней пусть вам будет
И добрым ввек, росточки‒люди!
Уж, глядь, покрылась осень снегом…
Вон отошла пора телегам,
Вокруг уж властвовали сани,
И светлый день не с самой рани,
Пыль не взобьёшь уж на дороге,
В снегу тонули тяжко ноги,
Полей, садов жизнь замирала…
Но дети! Дети без забрала
Зимы встречали вид суровый,
И вид их был с того здоровый,
На щёках красные малинки
И голосочки без заминки
Отрадно птичками порхали
И мчались радостнейше в дали
Неугомонным, звонким эхом…
И игры все с отрадным смехом!
И всем тепло, лишь пар клубится…
И всех салютовые лица!
На льду, на горках, в чаще леса —
Где только нет дитя‒повеса!
Жаль, длятся дни коротковато
Зимой, печалятся ребята…
Зато ночей для сна щедроты
Дают спать долго, без заботы
Вслед за сумерничаньем длинным,
Порядком выданным старинным,
Когда приходит в гости кто‒то,
И говорить уж всем охота
Всё о житье‒бытье насущном
Во тьме, в контакте сём не скучном,
Карманы семечек погрызши,
Что шелухи горшков аж выше!
Под огонёк лампёшки тусклой,
Горящей слабо, без нагрузки,
Ведь электричества нет в хатах,
Зато в броне тьма вся и в латах —
Вот так сидят, ведут неспешно
Свой разговор… Уйдут, конечно,
Речей уж коли нету темы
И дрёме вспыхнувшей дилеммы,
Идут в тьме, часто спотыкаясь,
И крепких слов с того мчит завязь…
Звучит отборная же нега,
Коль нет ещё покрова снега,
А коль уляжется степенно,
Идти в ночи уже отменно,
Он льёт свой свет вокруг волшебно,
И завязь слов уж не потребна.
Но вот каникулы! И дети,
Подобно космоса комете,
Несутся вдаль опять стремглавши
И не хотят ни щей, ни каши,
Друг с дружкой было бы общенье,
Ведь в нём им вечно наслажденье.
Их там и сям бывают стайки,
А речи – звуки балалайки!
Колоколов же перезвоны…
У них свои во всём законы,
Понятья чёткие и мненья,
С их губ слетает без стесненья
В глаза кому‒то правда‒матка,
Тому хоть это и не сладко
И перед всеми посрамленье,
И от ватаги отстраненье,
Боль нанося тем и не зная,
Что губит так атака злая.
И что при этом характерно,
Не знают, это что прескверно,
Наоборот, тому все рады,
И унижения тирады
Всё льют и льют, как из ушата,..
Вот бессердечные ребята!
И закрепляются так клички,
Аж до серьёзной сходу стычки!
И долго прозвище живуче,
Бедняжку этим тяжко муча…
Я это знал и всё боялся,
Такой язвительности брасса,
И избегал, как мог, напасти,
Оно даёт одно несчастье
И взгляд обиженного тучей…
Вот был со мной однажды случай,
Вон несуразный изначально,
Что мог окончиться печально.
Каникул зимних было время,
И всё мальчишеское племя
На горках время проводило,
И было весело всем, мило,
И всех сияли в счастье лица!
Да вот же надо вдруг случиться,
Во время этой что услады
Мне отнести гостинец надо
Преаккуратно в узелочке
Для дяди Петиной, вишь, дочки.
Мороз на улице трескучий…
И нет защиты, знамо, лучшей,
Как в шаль укутать потеплее,
Идти в ней будет и милее —
Так мне маманька заявила
И вмиг укутала премило,
Лица не видно, только глазки,
Иди теперь, мол, без опаски,
Не отморозишь, точно, нос‒то…
И так разумно да и просто.
Иду, иду себе дорожкой,
Гляжусь укутанной матрёшкой…
И оставался путь уж малый,
Как впереди визг, крик удалый!
То на мосту галдят ребята…
Ну, будет критики расплата,
Что я в платке иду девчачьем!
А путь чрез мост и не иначе.
Ой, осмеют меня, конечно,
Все дружно, громко, бессердечно…
И я, не быть в душе чтоб ране,
С дороги в снег свернул заране
И, скрытый реченьки кустами,
К ней ринул быстрыми шагами,
От спешки весь залившись потом…
Своим она и поворотом
Спасла от грязного позора.
Сижу и жду: уйдут, мол, скоро,
Вот тут чрез мост я и пройдуся
Походкой важною, что гуся, —
Таков мой вид был неуклюжим.
Ну, уходите, ну же, ну же…
Они ж, назло как, в играх пике,
В азарте‒сказке, в звонком крике!
Так ждать их можно бесконечно…
И я решаюсь вдруг беспечно —
Вот обману вас, знайте, братцы! —
По льду чрез речку перебраться,
Хоть был ещё он страшно тонок,
Держать кой‒что и нет силёнок.
И я ступил на лёд опасный…
Ах, как в своём решенье классный!
А лёд трещал и прогибался…
Но не сменял пути я галса,
А затаив дыханье, тихо
Ступал, проваливанья лиха
Чтоб избежать… А в нём вмиг крышка
Мне будет, точно… Стой, мальчишка!
Позор толкал же безрассудно:
«Иди вперёд!» ‒– шептал занудно…
Лёд, как слюда, прогнулся даже,
Но я уж был вовсю отважен!
Ползком закончил путь чрез речку.
Ах, как же радостно сердечку!
Заулыбался вмиг невольно
И, сам собою уж довольный,
Свой путь закончил я задами.
А мост звенел всё голосами!..
Так избежал я посрамленья.
С тех пор маманькины стремленья
Мне повязать платок встречали
Отпор ей в самом уж начале.
И в шапке я ходил преважно,
И ощущал себя вальяжно:
Мужик я гордый, не девчонка,
Среди ребят смеялся звонко!
И вот я прибыл к дяде Пете,
Вcё ж не попав в насмешек сети;
Родня меня чуть не признала;
В снегу налипшем был немало,
Вон пропахав по бездорожью
Весь от макушки и к подножью,
Как снеговик, вдруг оживевши,
О, может, оборотень, леший,
Чем напугал его я дочку.
Узнали лишь по голосочку.
Меня, одежду на печь дели:
Просушка будет пусть, мол, в деле,
А мне и было это кстати,
Чтоб через мост, чур, не шагати,
А вот уйдёт день, потемнея,
Тогда и буду я смелее:
Ребята с тьмою разбредутся,
Не буду вмиг смотреться куце.
Всё так по‒моему и было,
Шёл по дороге вспять я мило,
Весь вновь укутанный, как шарик,
О проекте
О подписке