Вот, раз коза такая цаца,
Нельзя ль на ней мне покататься?
Залезу на спину, ногами
И погоню, руля рогами,
Спина ведь мягкая, из меха.
Вот будет дивная потеха!
И мамка как ушла лишь в поле,
Я, не откладывая боле,
К козе подкрался вмиг украдкой,
Её считая уж лошадкой;
Козы же было имя Роска,
Степенный вид, смотрелась броско:
Ходила в шубе пребогатой,
С огромным выменем, рогатой,
Почти в дугу, кривые ноги,
Гляделась грозно: все с дороги!
Нам молока хватало с мамой.
Вот на козе, на этой самой,
Решил селом всем и промчаться,
Всех удививши домочадцев!
Взлетел я на спину поспешно!
Рога схватил, как руль, конечно,
И завопил: «Вперёд, родная!».
Но головою та мотая,
Пыталась сбросить седока‒то…
Была умом она богата,
В прыжки пустилася на месте,
Потом со мной помчалась вместе
К стене домовой и прижала
Меня к ней больно, чем немало
Мне боли сразу подарила,
Душе что было, ох, не мило…
И вдаль промчалась, обдирая
О стену ноги мне, и рая
Езды не чувствовал в душе я,
Болели ноги, ныла шея,
И вот, не вытерпев мучений,
Свалился я, наездник‒гений…
Вот тут‒то Роска подступила,
Рогами – толк! – меня немило
И, будто мячик, покатила…
Какая ж в ней сокрыта сила!
Рога работали не вяло,
И вон меня всего помяла…
И был бы, видимо, я в коме,
Коль не исчез бы разом в доме!
Так и закончилась поездка,
Урок мне впрок втемяшив веско.
Да, оказалось, ненадолго.
Прошло лишь времени немного,
И мне представился вдруг случай,
Как показалось, самый лучший,
Чтоб покататься… на овечках.
Ах, как взыграло вдруг сердечко!
А жил в соседнем доме мальчик,
Взрослей меня, пред ним я – пальчик.
Он был подпаском всяко лето
И пас овец в раздолье где‒то…
Кнут на плече носил огромный,
И был вдруг в стаде кто нескромный,
И шёл, не все как, вон в сторонку,
Хлестал того кнутом презвонко,
Чем наводил всегда порядок,
И стада вид был сыт и гладок.
И мне хлестнуть кнутом охота!
Не получалось вот чего‒то,
Не извлекались звонко звуки,
Не так росли мои, знать, руки…
А он ко мне милее братца:
«А не желаешь покататься
На овцах, целое ведь стадо?».
«Конечно! – вспыхнул я, – ой, надо!».
Не совладал коль я кнутищем,
Так развлечения поищем!
И выбрав жирного барана,
Я на него запрыгнул рьяно,
Вцепясь в руно его густое.
Друг – на другого, и уж двое
Мы на баранах восседали,
Желая мчаться быстро в дали!
Умом те были не бараны,
Нас не помчали в чудо‒страны,
А занесли вдруг в гущу стада,
И в том была нам не отрада,
Ведь поприжали туго ноги,
И мы слетели… Вот и строгий
Урок нам был – ушат холодный,
Чтоб ум унять наш сумасбродный…
Но мы в затеях не сдавались,
Вдруг вновь идеи вспухла завязь!
Вновь ум в застое был не долог:
Поймать решили перепёлок,
Их многовато было в поле.
Поймать! – была обоих воля.
Комбайн клал на поле всё копны…
И шанс поймать нам был удобный,
Под них скрывались перепёлки,
И к ним несли нас дружно ноги,
Мол, на копну коль навалиться,
В руках окажется вмиг птица!
И не толкли мы в ступе воду,
А на копну бросались сходу
И ожидали предвкушенье,
Что лова будет вмиг свершенье!
Но из‒под ног и из‒под носа
Улов вон в небо пулей нёсся,
А мы с руками лишь пустыми,
Вдогон с словами не простыми!..
Вот так, впустую, вся работа…
Но тут вмиг новая забота:
Залезть комбайну бы в копнитель,
Соломы где пустой обитель!
Солома скроет вмиг с головкой,
И на стерню мы с нею ловко
Потом повывалимся дружно…
Вот это всласть обоим нужно!
Потом, как будто из сугроба,
Мы из копны вылазим оба,
В копнитель лезем дружно снова,
И вновь нам радости обнова!
Но вдруг, забивши шум комбайна,
И выражаясь чрезвычайно,
Летит в нас голос комбайнёра,
И мы несёмся прочь уж скоро
И в гуще прячемся вон стада…
Вдогон же мчится слов тирада!..
И друг мой в роли вновь подпаска,
А я, бочком‒бочком, с опаской,
Да до села стопы направил,
Ведь нарушитель был я правил,
Спешил я прочь домой в тревоге
По пыльной с сухости дороге
Да чрез деревню по соседству,
И что удрал, то любо детству…
Иду, машу себе руками…
Как вдруг с большущими клыками
Из подворотни – скок! – собака,
И лаять стала, забияка!
Из всех дворов стал лай ответно
Со злобой, очень неприветно,
Порвать желают мне штанишки,
Куснуть и ноги вон парнишке!
Вкруг стая злобно обступила,
Клыки нацеливши немило…
Стал им грозить я кулаками,
Они же злобными зверьками
Понаседали гуще, гуще…
Ну всё, прощай, отрады кущи,
Шаги мои уж, как улитки…
Как вдруг выходит из калитки
С ружьём в руках огромный дядя
И на меня совсем не глядя,
Пальнёт как в воздух! Мигом стая,
Сама себя же обгоняя,
Поразбежалася по хатам
В скулёже, визге пребогатом!
Так и пришло ко мне спасенье.
И к дому было вновь стремленье…
Придя, я в хлев подсыпал проса,
Чтоб не смотрели куры косо
И не сказали мамке хором,
Что всё держу их под запором,
Не открывая на день дверь я.
«Глупышки! Вмиг ощиплет перья
Вам клювом быстро и когтями
Проныра‒коршун, что и сами
Уж не пойдёте на свободу», —
Сказал им так и к козам ходу
С ведёрком дал, испить водицы
Чтоб им, как дал домашней птице.
А те, увидевши с ведёрком
Меня вдруг, в рвении высоком,
Повырывали мигом колья
И, враз почувствовав раздолье,
Рванулись с блеяньем к водице,
Чтоб жадно ею насладиться!
Летели быстро, будто пули!
Меня и с ног вон постолкнули…
И то увидел вновь деданька.
«Эй, мать! – бабуле он, – ты глянь‒ка,
Вон внучка вновь столкнули черти!
Я прекращу издёвки эти…
Нож наточу вот оселочком,
Не дам глумиться над внучочком!».
Бабанька снова в уговоры,
Хоть были все они не скоры…
Я ж, коз прибив на новом месте,
Травы где было больше, к чести,
Корзинку взял, топорик в руки,
Да не с веселья или скуки,
Пошёл в лесок сшибать пенёчки,
Сбирать в нём веточки, сучочки,
Мол, запылает жарко печка!
Стук! Стук! – топориком. Сердечко
Да вдруг как ёкнет изумлённо!
Вмиг в голове аж мыслей тонна:
Сидит тихонечко комочком
Зайчонок‒детка под кусточком…
Я паражён такой картиной.
И осторожненько корзиной
Да и накрыл его моментом,
Ах, испытав восторг при этом!
Забыв корзину и топорик,
Принёс зайчонка в свой я дворик,
Душе дав радости, сердечку,
И поместил его под печку,
Загородивши вход дровами.
Вот будет радость мне и маме!
Оно бы долго так и было,
Ведь я ходил за ним премило,
Давал я веточки с осинки,
Носил и сочные травинки,
И молочка давал всё в миске,
И он, отбросив напрочь риски,
Ходил по дому уж свободно,
И было чудом это, модно,
Ведь заяц жил в дому, но дикий!
И был в ребятах гвалт великий
И зависть, тоже чтоб иметь бы
Такое, хоть бы с действом ведьмы!
Но вот однажды – неудача! —
Оставил дверь открытой… Плача,
Я не нашёл зайчонка в доме
И был от этого, как в коме:
Зайчонок выскочил, дал дёру…
Хоть зареви коровой, впору!
«Ну, успокойся, мил‒сыночек,
Примчал зайчишка под кусточек,
Сидит под ним спокойно, тихо
И ждёт, мамаша что, зайчиха,
Вдруг отведёт под сень приюта,
Где много ласки и уюта…
И будут с мамою все детки
Питаться травкою, грызть ветки…».
Я потужил, конечно, с горя,
Но ведь свободному и воля!
Жалел потерю, ясно, друга,
И было в том, конечно, туго.
Потом уж зажил я обычно,
Во всё суя свой нос привычно…
Коль далеко ещё до школы,
Все посетить леса и долы,
Ручьи, поля, холмы, овраги,
Сады, набравшися отваги,
Бахчи, где дыни и арбузы,
От них ведь нету ртам обузы.
А попадёшь за парту школы,
Как козы, сядешь на приколы,
Тогда учёба всё, уроки…
Прощай, овраги все глубоки,
Бахчи, сады… Ну а пока же
Свою энергию покажем!
Сосед деданьки – то неплохо! —
В саду имел посев гороха,
Со мною внука‒одногодка,
Гляделся тихо что и кротко,
Как все, по улице не бегал
И был на вид одна лишь нега…
Вот раз чрез дырочку забора
Завёл с ним сладость разговора
О том, горох‒де, видно, вкусный,
Не то, что лист жевать капустный,…
Он тут же с этим согласился
И замурлыкал, будто киса…
«А у деданьки нет гороха…» —
Сказал ему, не скрывши вздоха,
Хотя и видел где‒то, вроде,
И рос тот вширь на огороде…
А мальчик добрый был, не скряга,
Вмиг в нём явилася отвага,
Он предложил: «Как ночка сажу
Поразбросает, сделать… кражу!
Ведь ночь для кражи – чудо‒время!
Мы понадёргаем беремя,
Перетаскаем в сад к вам дружно».
Я согласился, раз так нужно.
Как день накрылся темнотою,
Горох таскали мы гурьбою,
Ведь так желал мой мил‒дружочек;
Гороха вырос, аж стожочек!
«Вот, ешь теперь за обе щёки!».
Мой был ответ души глубокий,
И я его привлёк в объятья:
«Теперь с тобою мы, как братья!».
Раз дело сделано, в постели
Мы тайно тихо улетели…
«Смотри, сосед, какое чудо,
Не обошлося здесь без блуда,
Горох, вишь, вытоптал, аж тропку,
Сам уложился в груду‒стопку,
А почему – вот нам задача…».
Для нас же в том была удача,
Что «сам» горох переместился,
И каждый с дедом был, как киса…
«Давайте, милые внучатки,
Его и ешьте без оглядки,
Пусть будет сладким он вам блюдом,
Раз сквозь забор прошёл он чудом…».
А у самих, у глаз, смешинки…
У нас же вздрагивали спинки
От смеха тайного, шпионски,
Что наказанья нету розги,
И смех на привязи держали…
А деды уж об урожае,
Уйдя от нас, затолковали…
Мы ж восседали, будто крали!
Потом, набив горохом брюхо,
К малинке каждый, будто муха,
Примчал, возрадуясь отрадно,
И вид смотрелся наш парадно!
Здесь было нам совсем не грустно,
Малинка ведь – отрада, вкусно!
А солнце коль поддало жару,
К ручью примчались мы на пару,
И прыгнул каждый, как солдатик!
Ручей в жару был, как канатик,
Что привязал к себе нас туго,
И мы за то любили друга.
Он в зной мельчал, струился еле,
Вот потому мы и смелели
В нём полоскаться, как в корыте,
И было много детской прыти!
По дну ходили мы пешочком…
По берегам, сидя рядочком,
Сидели смирненько лягушки,
Как на заваленках старушки,
И лупоглазили наивно…
В ручье ведь тоже им всем дивно,
Вот ждали очереди тихо,
Чтоб сигануть в ручей прелихо!
Они купаться любят тоже,
Ведь им ручей отрады ложе.
А мы, зажав ладонью носик,
Друг к другу мчим уже вопросик:
«Шырну‒нырну, где окажуся?» —
И кувырком‒нырком, как гуся,
На дно ручья уже стремимся…
Потом выныривает лисья,
Не угадал другой что места, —
Ах, он пройдоха, ах, он бес‒то! —
Физиономия премило…
И вновь загадок уйма пыла!
И так по очереди каждый,
Чтоб обмануть другого с жаждой.
А надоест, ужей поймаем,
Они ручей не минут краем,
На шее их сомкнём, как бусы,
Ведь не страшны ужей укусы,
Форсим, как будто мы девчонки.
Смех над ручьём несётся звонкий!
Накрутим их и на запястья,
И вновь мальчишеское счастье!
Вот, мол, какие мы особы,
И по макушки рады оба!
Летят воды друг в друга брызги,
И оттого сильнее визги,
Весь взбаламутили ручей‒то…
Ах, чудо милое ты, лето!
Ты радость душ, блаженство тела,
Тебе себя вручаем смело,
Отрада милая ты наша
И сверхнежнейшая мамаша…
Когда сорвём азарта завязь,
Бредём домой, устав, качаясь…
И с нами вместе – разговоры,
Они толкают на повторы
Купанья завтра, постоянно,
И в том себе клянёмся рьяно!
О проекте
О подписке