Глава 4

Марат

Людей разных возрастов, комплекций и устоев объединяет одно: они все хотят жить так как хотят, творить пиздец и никогда не расплачиваться за него сполна.

Вот такая правда. Циничная. Грубая. Настоящая.

Я тоже хочу. Хотел. А сейчас не могу ответить на этот вопрос. Своё «хочу», последние два с половиной года, я засовываю слишком далеко, чтобы можно было так просто оттуда вытащить. Моё «хочу» или «не хочу» теряет смысл и вполне заменимо ещё одним простым словом: «надо».

– Она не хочет… просто не хочет, – с горечью произносит мать, опустив глаза куда-то на стол. – Я, конечно, могу игнорировать это, делать вид, что не вижу, продолжать настаивать, но это ни к чему хорошему не приведёт.

Внутренности сковывает льдом. Марина не предмет для разговоров, но мать улучила момент, чтобы высказаться. К слову, всё что касается матери моего ребёнка – раздражает. С недавнего времени – это рефлекс.

– Думаешь, начнёт препятствовать? Она настраивает ребёнка против?

Мать складывает руки замком, локти едва касаются поверхности.

Я остаюсь в полутени у стены, слушая, как в гостиной хохочет Эмиль, веселя Малику. Это то единственное, что заставляет держаться в рамках. При сыне никакой агрессии.

– Нет, – выдыхает. – Она не такая плохая, как тебе кажется. Марина… она не хочет конфликта, не хочет устраивать битвы. Боится нас, что бы я не говорила, всё равно боится. Лишний раз не зайдёт, не останется, не попросит ни о чём. Самостоятельная, но на деле очень хорошая и одинокая девочка. Одна, понимаешь?

Произнесённое соскабливает самую суть моих эмоций. Где-то глубоко внутри, что-то тёмное, яростное и злорадное поднимает голову. Пока я злюсь на неё за унижение, мелкая, горькая радость греет нутро.

Боится… Хоть что-то.

Признаться… я получаю удовольствие от её страхов, питаюсь ими как дикое животное. Если бы она только знала, сколько раз моя ярость превышала порог, сколько раз я останавливался, чтобы не размазать. Бесчисленное количество раз. Сука…

Слова матери, в контексте мыслей, кажутся наивными.

Не заходит она…

Сжимаю челюсть. Марина вполне может не заходить из-за нежелания общаться, вот и всё. Я не вижу двойного дна, но и не исключаю, что действительно опасается. Какой бы кач в её голове не присутствовал – базовые настройки ещё не сбиты. Надеюсь. Хотя, в её отношении, очень сложно быть в чём-то уверенным на сто процентов.

Мать хмурится, взгляд становится острее.

– М-м-м… торжествуешь, – тянет, не скрывая горечи.

В очередной раз, на дне её глаз плещется разочарование. Оно, сука, осязаемо.

За это время, она столько раз успела разочароваться во мне, что хватит на всю оставшуюся жизнь. Нас учили почитать старших, учили уважению… но блять, мне как никогда хочется нарушить все правила разом. Банально заебался.

Короткая вспышка ярости поднимается волной. Принудительно душу в зародыше, переключаюсь на спокойствие. Чёртова реальность. Самостоятельно загнал в ловушку, саморучно создал эту трещину и мне действительно жаль, что так происходит. Нервничает мать, напряжён отец, а сёстры опускают глаза, стараясь не провоцировать на конфликт.

Мать относится так же, как и прежде, но простить… простить не может. Чувствую это и не злюсь совсем, нет обид на неё. Возможно, я слишком взрослый, чтобы на это обижаться. В конечном итоге, я её вечный должник за свою жизнь и за жизнь сына. Там, где похерил, она исправила, собрала и склеила. Воистину, святые руки матери могут творить величайшее добро. Самое великое добро…

– Почему ты упорно продолжаешь видеть в ней что-то плохое? Она тебя чем-то обидела? – спрашивает спокойно.

Скриплю зубами, чувствуя горечь на языке. Я не хочу, чтобы нервничала и накручивала себя моей жизнью. Отвожу глаза. Мне претит лгать в семье. Мы родные люди, мы привыкли поддерживать друг друга и как бы не злились, всё равно стараемся принять, но то, что происходит, говорит об обратном. Она принять мою позицию не хочет и не слышит доводов. Это грёбаный фейерверк, и он совсем не радужный.

Наверное, мне есть чем себя оправдать, ведь на личную чашу весов, я успел отсыпать достаточную плату. Она, по ощущениям, давно превысила кармический долг. Жаль, что легче от этого не становится.

– Я отношусь к ней нейтрально, – бросаю ровно, чтобы закрыть тему.

– Серьёзно? – мать мгновенно приподнимает бровь, смотрит с лёгкой иронией.

Прислоняюсь к столешнице, скрещиваю руки на груди, пытаясь выглядеть невозмутимо, но от её взгляда не укрыться. Слишком хорошо меня знает, как бы я не крыл свои косяки, она всегда знала где я проебался.

Отец когда-то рассказывал, что влюбился с первого взгляда, но понял это далеко не сразу. Красивая история любви, ожидаемый финал: свадьба, дети. Только не всегда свадьба – это начало чего-то хорошего, бывает совсем наоборот. У меня наоборот и это «наоборот», качнуло силы из резерва не церемонясь. Нет ни сил, ни желания бороться, прикрываясь масками. Слишком много этого дерьма было последнее время. Я устал жить правильно, вытягивать из себя там, где нет. Задолбался в доску, кто бы знал, насколько…

– Всё ещё простить не можешь, да? Марат… столько времени прошло, а ты так и продолжаешь.

Опускает подбородок вниз, смотря на свои руки, светлые волосы падают на лицо. Какое-то время в кухне относительная тишина, а после мы вновь встречаемся взглядами, и я понимаю, что просто так из этого разговора не выйти. Не живым точно.

– А смысл? – саркастически замечаю, для эффекта разводя руками. – Отец дал добро, моё мнение не учитывалось. К чему эти вопросы?

Сокрушённо качает головой, взгляд становится тяжелее. Она смотрит на меня не как на взрослого мужика, а как на ребёнка, который так ничего и не понял. Я знаю этот взгляд, таким мы получали за хреновые оценки в школе. Получали и всегда боялись расстроить.

Через секунду я слышу ровно то, что вытряхнуло тогда, в первый раз:

– Настоящий мужчина несёт ответственность. Мы воспитывали тебя мужчиной… – замолкает на секунду и добавляет шёпотом: – Что же ты делаешь, Марат… что ты творишь…

В голосе отчаяние дикое и оно бьёт меня, как рыбу глушат об лёд. Пиздец… договорились.

– Поэтому наказали? – голос полон иронии, но на деле, меня разбирает на атомы раскидывая по вселенной.

– У меня душа за тебя болит, кровью обливается. Почему ты не пытаешься посмотреть иначе? Я же понимаю, что тебе самому от этого неприятно. Сынок… так тоже нельзя.

– Не драматизируй, – отмахиваюсь.

Мать плотно сжимает губы, глаза устремляются в сторону, но прежде, чем я успеваю добавить хоть что-то, в диалог вступает отец:

– Это, если хочешь знать, равноценная расплата.

Бурлящая кровь под напором устремляется в голову. Тормозная система отказывается срабатывать по требованию и на полном ходу, я врезаюсь в кромешную тьму. Стискиваю до хруста кулаки. Кипящая ярость вот-вот вырвется наружу.

– У моего сына не моё отчество и не моя фамилия. Ты так решил меня проучить? -чеканю не оборачиваясь, чувствуя тяжёлый взгляд. – Доволен? Или ещё что-то ожидать? Мне не пятнадцать, отец.

– Все наши поступки рано или поздно приводят к чему-то. Твои, привели к «этому», – сдержанно проговаривает, игнорируя мой выпад.

Каждое слово весит стакан ртути, которую предстоит выпить сразу после. Это не плохо и не хорошо… это никак. Я устал обороняться, предел есть у всех, у меня тоже.

Мышцы каменеют. Кинуться защищаться – первая реакция. Вторая – экстренное торможение рефлексов, потому что, нет в этом смысла. Выбираю второе и мягко отпускаю поводья, расслабляя тело. Его «ученье» мне не нравится, но это уже сделано. Прошлого не изменишь – это тоже данность.

Отец подходит к матери, опускает руки на плечи, сжимает. Эти люди для меня пример. Больше двадцати пяти лет брака, четверо детей, взаимопонимание. Они слышат друг друга не разговаривая, любят, поддерживают. Моя личная семья, должна была стать похожей.

Предсказуемо начинаю кипеть ещё больше, завожусь на полную. Внутри угли. Глушить такие сильные эмоции самое сложное, что когда-то приходилось делать в родительском доме. Раздирает со скоростью света, на ошмётки, на молекулы.

И в то же время, мне нечего сказать, он – прав.

Отвлекаюсь, слыша приближающиеся шаги. Малика тихо семенит голыми ступнями по паркету, прижимая к себе спящего Эмиля.

Беззащитный, маленький, родной. Если поднять детские фотографии, то Эмиль полная копия нашего младшего. Феноменальное сходство. Марина предложила сделать тест, а я без теста видел – мой. Его мать, иногда, хуже гарпии, а он её противоположность. Гены ластиком не сотрёшь, думаю, что где-то, да выстрелит, но чёрт, не хотелось бы.

Набегавшись, вырубился раньше обычного, что завтра срикошетит в ранний подъемом. Я знаю его расписание лучше своего собственного, выучил досконально всё, что мог за полгода.

Подхожу ближе, быстро в лоб целую, делаю на автомате, но испытывая сильные эмоции. Рядом с ним неконтролируемые вспышки, сейчас уже и не вспомню время, когда искренне не хотел, чтобы он рождался. Я действительно не хотел.

– Унеси его в детскую, – тихо прошу.

Сестра молча кивает, не поднимая глаз, утыкается носом в тёмную макушку и вдыхает. Она тоже не на моей стороне, как бы не скрывала, но я знаю, что за полтора года отсутствия, изменилось максимально много. Раньше, для младших, я был эталоном поведения, всегда по правилам, так как надо, а потом всё покатилось в задницу.

Спустя десять минут покидаю дом. Останавливаюсь на ступенях, нахожу пачку, встряхиваю, вытаскиваю одну и подкуриваю. Дым заполняет лёгкие, обжигает, давит изнутри, но я только глубже вдыхаю. Глаза смотрят в темноту, внутри искрит.

"Она не хочет…"

Да кто тебя спрашивает, блять…

Зло усмехаюсь, переставая контролировать мысли. Наедине с собой могу позволить всё. Например, отчаянную ярость.

Не хочет…

Ещё одна усмешка.

Плевать мне. Мы все делаем не то, что хотим. Я знаю, что ты не хочешь, а ещё знаю, что глупее всего будет, пойти в открытый конфликт самому. Нужно быть умнее, мудрее, сдержаннее. Рациональная часть сознания подсказывает правильные вещи, но вторая, где кипит кровь, хочет поставить на место. Подсознательно воспринимаю её трепыхания как борьбу, как вызов и реагирую соответственно. При этом чётко осознаю, что она просто напуганная девчонка. Напуганная, обиженная, ядовитая.

А ведь я ожидал, что она окажется кукушкой. Попробует, поймёт, что та, весёлая жизнь круче и сольётся. Ждал, когда оступится! Я, блять, ждал, когда смогу с чистой совестью послать всё «правильное» на хер и сделать так как надо… Забрать сына и отмахнуться.

Докуриваю сигарету в две затяжки, отбрасываю окурок в сторону и разворачиваюсь к машине, сжимая ключ. Удовлетворения от никотина – ноль.

Я не могу осуждать родителей, как бы сильно не злился, мне не позволяет совесть вгонять штыки. Отцу особенно. Он слишком долго позволял жить с ощущением розовых очков. Блять… я и жил. Трахался, пил, учился, что-то там себе хотел доказать и постоянно думал, что уготованная участь – не моё. Наивный придурок…

Последние полгода изменили восприятие мира до неузнаваемости. В одночасье окунули по самую макушку. Раз и ты в дерьме.

– Почему ты не рассказывал это раньше? – хрипло спрашиваю.

Отец откидывается на спинку кресла и смотрит прямо в глаза. Он не сомневается и уже ничего не скрывает, поэтому ровно отвечает:

– Дал возможность прожить это время так, как хочется.

Мгновенно бросает в холодный пот.

– Бред какой-то! – психует брат.

Спокойно смотрю, как Равиль нервным движением ерошит волосы, вскакивает на ноги, начиная расхаживать туда-сюда.