На мосту Илья всегда прибавлял шагу, стараясь быстрее проскочить неприятный участок. Люди шли себе спокойно и внимания не обращали на низенькое ограждение – как раз перевернуться на ту сторону и уйти головой в мутную, вспучивающуюся холодными пузыря бездну. А он торопился. Мелькали тускло-голубые пыльные столбики перил. Какой-нибудь праздный созерцатель, непременно вызывал суицидальные ассоциации. Раз или два в год сюда забредали настоящие самоубийцы. Все остальные мосты в черте города имели высокие перила. Намучаешься, пока перелезешь, а там глядь, порыв прошел, корячься назад, аккурат в руки набежавшей полиции. Этот же мост проектировал либо полный дурак, либо провокатор.

Сегодня Илья шел медленно. Под ногами хороводились фантики и обертки всех пород, резинки жевательной и резинки иного назначения. Тарахтели под порывами ветра коробки и сплющенные банки из-под пива. К обочине под тротуар набило уже целый слой. Если он под напором времени сложится в археологическую страту, в будущем по нему легко угадают, как тут жили-поживали, пили, ели, любили.

Нет, пожалуй, «любить» – термин из прошлого или даже позапрошлого века. Сейчас говорят: «заниматься любовью». Очень правильно говорят. Любовь – это когда ожидание, постижение, сопротивление… потом бы радость еще пережить или разочарование. А заниматься любовью – это как урок: отзанимался и забыл. А если не очень тянет, можно и прогулять.

Возраст, наверное. Вон же стоят, целуются, расцепиться не могут. А когда ты в последний раз целовал женщину на мосту, да еще на закате? Прыщавый влюбленный девушку, между прочим, уже так перегнул, не опрокинулись бы.

Все же оно – великая сила, даже если ты случайный наблюдатель. Немного отпустило. Скопившаяся в душе мусорная куча, стала меньше, подравнялась, пышности в ней поубавилось. Так глядишь, утрясется, осядет и тоже превратится в культурный слой.

Илья огляделся. Просто так, от слабо проклюнувшегося любопытства. Лучше бы не смотрел. Лица с одним на всех выражением усталой настороженности – что у алкаша, что у подростка. Женщина мазнула перламутровым взглядом. Нехороший взгляд. Только зазевайся, и на тебя уже идет охота – ноги бы унесть.

Что потянуло на женские взгляды – хорошо – верный признак выхода из стресса /тупика, пике, кризиса/. Собственно, какой там кризис? Разве – среднего возраста. Это, когда очередной развод прошел как бы мимо, почти не зацепил, а рядовой скандал с молодым главным, начавшийся со снисходительной лести, а завершившийся скрытой угрозой, выбил из колеи на полдня.

Еще Пронкин умер. Должен был умереть. Там нечем было жить. Умирал долго, по частям, пока не замерло, остановилось, остыло, перестало дышать и двигаться. Пока не оборвалась тонюсенькая, связующая с бытием ниточка, за которую тащил его ОТТУДА Илья. Родственники, разумеется, в ярости. Как же так! Полгода ухаживали. Врачи – вредители… Теперь жди жалобы. Ну, да не в первой. Но все равно – скверно. От того, что умер, хоть и жить было нечем.

Перила кончились. Щербатый тротуар сбежал с моста, оборвался перед «зеброй», а за переходом свернул в узкий каменный переулок. Еще чуть-чуть и – дома. Пусто, тихо. Холодный уют, покинутого ненужной женщиной очага. И ладно. Перемелется. Переживания на данный момент связаны не с фактом распада семьи, а с тем, что надежда на счастливый союз, тает. Почти растаяла. Возраст, а что еще? И пришедшая с ним, пустая житейская мудрость.

Илья свернул в узкий проезд-коридор, щелившийся между домами – двум машинам не разъехаться. Тут недавно меняли покрытие. Под ногами тянулась серая, проложенная вплотную к стенам, полоса асфальта, по сторонам – глухие без окон стены, а на высоте шести этажей – еще одна серая полоса – небо.

Сзади загрохотало, забилось многократно отраженное от стен эхо зиловского движка. Илья вжался в стену. Так не зацепит. А если зацепит? По позвоночнику продрало холодом. Приходилось, знаете ли, видеть…

Впереди мелькнуло и закрыло свет. Илья распластался по стене, беспомощно наблюдая, как к нему с обеих сторон приближаются, не сбавляя скорости две машины.

Его накрыли грохот и волна жара. Как в замедленной съемке надвинулся борт ЗИЛа. У самых ног, проворачиваясь, визжало колесо. Подножка метила, расплющить колени.

Страха не случилось. Не успелось…

Все?

Все!!!

Сейчас!

…

Но шероховатая стена, в которую вжимался Илья, вдруг потеряла неумолимую, смертельную плотность. Она уже не выталкивала под визжащее колесо, под удар стальной подножки. Стена его втягивала.

Последним проблеском сознания явился туманный коридор, перегороженный вдалеке бортом грузовика.

Прибывший на место аварии наряд ГИБДД, обнаружил лобовое столкновение двух машин. С обеих сторон движение ограничивали запрещающие знаки. Впрочем, водитель ЗИЛа, принадлежащего коммунальному хозяйству района, имел право въезда. Пострадал он не сильно: множественные порезы от разлетевшегося стекла, вывих плеча да сломанные ребра. Перепуг, конечно, плюс запах перегара с примесью свежака. Водитель Ауди: Аскаров Вахид Омар-оглы – невменяем. Зрачки узкие, сознание спутанное. На локтевых сгибах "дорожки" от инъекций. Пассажи скончался на месте от черепно-мозговой травмы.

После того как с большими техническими трудностями обе машины были извлечены из переулка, среди кусков штукатурки и железного лома обнаружен кейс с медицинскими документами. Как-то: истории болезни в количестве трех штук; записная книжка, с вложенной в нее карточкой профсоюза медицинских работников на имя Донковича Ильи Николаевича сорока четырех лет; медицинский страховой полис на то же имя. Кроме того, в кейсе обнаружены сигареты "Данхил", зажигалка одноразовая, карандаш.

Откуда взялся кейс не установлено. Водители обеих машин, допрошенные в последствии, заявили, что никого в переулке не видели. По месту работы и по месту жительства владелец кейса, Донкович И.Н. 44 лет, не обнаружен. Возбуждено уголовное дело по факту исчезновения человека.