Действие третье

Ин-ин (входит, говорит). Матушка послала Хун-нян к настоятелю, но та, негодница, еще не пришла и ничего не рассказала мне.

Хун-нян (входит, говорит). Я принесла ответ хозяйке, а теперь иду к барышне, чтобы все ей рассказать.

Ин-ин (говорит). Тебя посылали к настоятелю узнать, когда будет поминание?

Хун-нян (говорит). Только что я снесла ответ хозяйке, а теперь и барышне отвечу. Пятнадцатого числа второго месяца хозяйку и тебя, сестрица, приглашают зажигать курения. (Смеется.) Ты знаешь, сестрица, я тебе расскажу смешную историю. Тот сюцай, которого мы вчера видели в монастыре, сегодня опять был в комнате для гостей. Он вышел наружу первым, дождался Хун-нян, поклонился низко-низко и сказал: «Моя фамилия Чжан, имя Гун, второе имя Цзюнь-жуй, родом я из Сило, мне двадцать три года, родился я семнадцатого числа первого месяца и еще не женат». Я спросила его, сестрица, зачем он это говорит, а он опять: «Не служанка ли ты барышни Ин-ин? Часто ли барышня выходит?» Я оборвала его и ушла. Чего ему надо, сестрица, я так и не поняла. Ну, есть же в мире такие дурачки!

Ин-ин (смеясь, говорит). Не нужно говорить об этом матушке, Хун-нян! Уже стемнело, приготовь молитвенный столик, и пойдем в сад зажигать курения.

Уходят.

Чжан (входит, говорит). Я переселился в монастырь и живу возле самого западного флигеля. От хэшанов я узнал, что барышня каждый вечер зажигает в саду курения. Сад этот примыкает к нашему монастырю. Если только барышня выйдет сегодня, я дождусь ее у угла стены, возле камня с озера Тайху, и досыта нагляжусь на нее. Все монахи в обеих галереях уже спят. Ночь глубока, люди заснули, месяц сияет, ветер свежеет. Какая чудесная погода! Можно сказать:

 
 В келье для гостя рассеянно слушал
     речи монаха святого;
 Грустно на западный флигель гляжу я,
     месяца свет воспеваю.
 

(Поет.)

На мотив «Сражающиеся перепела».

 
 На яшмовом небе пылинки не видно,
 На Млечном Пути все темней и темней.
 Проходит луна по просторам небесным,
 Темно во дворе от цветочных теней.
 В ее рукава пробирается холод,
 И чистое сердце трепещет у ней.
 Внимательно слушаю, ухо склоняю,
 Неслышной ногой осторожно ступаю.
 В ночи непроглядной, в тиши и молчанье,
 Я жду притаившись, таюсь в ожиданье.
 

На мотив «Багряные цветы».

 
  Жду обаяние, жду красоту,
  Нежность, изящество жду я один,
  Девушку-иволгу жду я – Ин-ин.
  Слышно, как пробили первую стражу.
  Что же никто не идет до сих пор?
  Вот на заветный ступаю я двор.
  Если бы ту, что тоской меня мучит,
      я повстречал в круговой галерее,
  Если бы крепко обняться мне с нею,
  Я бы спросил: почему
      видимся редко, но часто в разлуке
  С легкою тенью встречаюсь твоею?
 

Ин-ин (входит вместе с Хун-нян, говорит). Открой боковую дверь и вынеси молитвенный столик.

Чжан (поет).

На мотив «Золотистые листья банана».

 
  Чу, слышу я вдруг,
      как скрипнула дверь боковая.
  Вот ветер пронесся, цветов аромат
      из сада ко мне навевая.
  На цыпочки став,
      с нее не спускаю я глаз, —
  Сейчас я черты ее вижу яснее,
      чем встретив ее в первый раз!
 

Ин-ин (говорит). Хун-нян, перенеси молитвенный столик поближе к камню с озера Тайху.

Чжан (смотрит на нее, говорит).

 
  Я думал, что можно насытить свой взор
      чудесной ее красотой,
  Но было бы легче взлететь на луну,
      в Холодный просторный дворец.
 

Смотрю на ее нежное лицо, на обрисовывающееся под одеждой тело. Опустились ароматные рукава – она не говорит ни слова, недвижна тонкая юбка – она молчит. Она похожа на сянлинских фей, склонившихся на красную дверцу храма Шуня. Она словно Хэн-э из яшмовых зал, появившаяся легкой тенью в лунных дворцах. Какая чудесная девушка! (Поет.)

На мотив «Шутливый напев».

 
      Понял я только теперь,
          как изящна ее красота:
      Словно Хэн-э во дворце на луне,
          девушка эта чиста.
      Как она тихо, неслышно идет
          этой душистой тропой!
      Можно подумать, что трудно ступать
          маленькой ножке такой.
      Эта прелестная девушка
          так бесконечно мила, —
      Кто удивится, что душу мою
          прелесть ее завлекла!
 

Ин-ин (говорит). Подай мне курения!

Чжан (говорит). Послушаю, о чем барышня будет молиться!

Ин-ин (говорит). Зажигая эту свечу, я прошу, чтобы мой покойный отец поскорее поселился на небесах. Зажигая эту свечу, я прошу, чтобы моя старая мать была спокойна и не знала забот. Зажигая эту свечу… (Умолкает.)

Хун-нян (говорит). Сестрица зажгла эту свечу, но ничего не сказала, так я скажу вместо нее. Я хочу, чтобы моя сестрица поскорее нашла себе мужа и взяла с собой Хун-нян!

Ин-ин (дважды кланяется, говорит).

 
   Множество в сердце таится моем
       мыслей, терзающих душу, —
   Все мои мысли хочу я излить
       в этих глубоких поклонах.
 

(Продолжительно вздыхает.)

Чжан (говорит). Барышня склонилась на ограду и тяжко вздыхает, словно у нее есть мысли, не дающие ей покоя. (Поет.)

На мотив «Персик краснеет».

 
   Глубокая ночь. По пустому двору
       плывет ароматный дымок.
   Висит он, как полог,
       восточный притих ветерок.
   Окончив молитву, склонилась она
       к ограде, согнутой дугой,
   Вздохнула и раз и другой.
   Сияние полной луны в вышине —
       как зеркало в небе висит.
   Ни облачка нет, ни тумана, —
   Курений дымок и дыханье людей
   Одни застилают
       природы пленительный вид.
 

(Говорит.)

Хотя я и не Сыма Сян-жу, но барышня, по-моему, думает то же, что думала Чжао Вэнь-цзюнь. Я громко прочту четверостишие и посмотрю, что она будет делать. (Декламирует.)

 
   Сиянье луны
       струится, струится в ночи,
   Темнеют цветы,
       спокойна, спокойна весна.
    Но как я могу
        смотреть на сиянье и тень, —
    Не вижу я той,
        что сходна с луною одна.
 

Ин-ин (говорит). Кто-то возле угла стены читает стихи.

Хун-нян (говорит). Это голос того самого двадцатитрехлетнего и еще не женатого дурачка.

Ин-ин (говорит). Какие свежие стихи! И я сложу стихотворение на те же рифмы.

Хун-нян (говорит). Что-то вы вдвоем насочиняете!

Ин-ин (декламирует).

 
         Я в женских покоях
             давно одиноко грущу,
         Без пользы проходит
             душистая эта весна.
         И вот я внимаю
             тому, кто читает стихи.
         Меня пожалей ты,
             я тяжко вздыхаю одна.
 

Чжан (говорит). Как быстро она ответила! (Поет.)

На мотив «Плешивый монах».

 
    Однажды взглянув, на лице у нее
        нашел я мученье мое,
    Но я и не думал о редком уме,
        таящемся в сердце ее.
    Стихам моим новым раздался в ответ
        звучавший согласием стих,
    Я слушал строку за строкой,
        И повесть о мыслях твоих
        Послышалась в них.
 

На мотив «Властитель лекарства бессмертия».

 
 И стихов ее строки просты,
 И мотивы легки и чисты,
 Как подходит тебе твое детское имя:
     называешься иволгой ты.
 Если души едины у нас
 И увидим друг друга сейчас,
 Если будет она за стеной отвечать,
     пока свет озарит небосклон,
 Я поверю словам:
 «Кто умом одарен, тому с древних времен
     мил, кто тоже умом одарен».
 

(Говорит.)

Подойду-ка я поближе, посмотрю, что она скажет. (Поет.)

На мотив «Рябой парень».

 
        Поднял я полы одежды,
            чтобы направиться к ней.
 

Ин-ин смотрит на него.

 
        Вот, улыбаясь, навстречу
            лицо обратила свое.
        Только Хун-нян не смягчилась,
            сердце не стало нежней,
        Следуя строго наказу,
            остерегает ее…
 

Хун-нян (говорит). Там кто-то есть, сестрица. Пойдем домой, как бы хозяйка не разгневалась.

Ин-ин уходит, оглядываясь.

Чжан (поет).

На тот же мотив.

 
        Слышу я вдруг голоса звук,
            все встрепенулось вокруг.
        Вот зашумели в ночи
            птицы взлетающей крылья,
        Ветки с цветами дрожат,
            тени цветов заходили,
        И лепестки, опадая,
            снова дорожку закрыли.
 

(Говорит.)

Ты ушла, но что ты прикажешь делать мне? (Поет.)

На мотив «Стрекочет кузнечик».

 
На холодной росе,
    бирюзою блестящей на зелени мхов,
Блики яркой луны
    загорелись, разбитые тенью цветов.
Для чего ты меня в свете белого дня
    без конца заставляла страдать?
Я всю ночь вспоминать тебя буду опять!
 

На мотив «Равнина на востоке».

 
        Полог спустился за ней,
        Двери за нею закрылись.
        Только успел я
            к ней обратиться без слов,
        Сразу со мною
            молча она согласилась.
        Ветер свежеет, сияет луна,
            пробили стражу вторую.
        Вместе с Ин-ин я тоскую:
        Счастья она лишена,
            я на судьбу негодую.
 

На мотив «Повисли пушинки на хлопке».

 
 Пора бы домой отыскать мне дорогу
 И больше в пустынном дворе не стоять.
 Качнулись от ветра вершины бамбука,
 Охвачена тучкой Ковша рукоять.
 Увы!
 Вот так же сегодня меня, словно тучка,
     охватит страданье опять,
 И если не сжалишься ты надо мной,
     чего я могу ожидать?
 Я, правда, сочувствие мог
     в глазах у тебя прочитать,
 И наши сердца без единого слова
     сумели друг друга понять.
 

(Говорит.)

Разве сегодня сон сможет сомкнуть мне очи! (Поет.)

На мотив «Глупый всегда тороплив».

 
 Бирюзовым мерцает огнем
     мой светильник пред самым лицом,
 Веет свежим в лицо холодком
     ветхий полог в жилище моем.
 Чуть мерцает светильник сквозь мрак,
 Только сон не приходит никак.
 Ветер злой за окном завывает, шумит,
     сквозь окно прорывается он,
 Раздается оконной бумаги
     беспрерывный докучливый стон.
 Никого не увижу я рядом со мной,
 Одеялом укутан, объят тишиной, —
Если ты истукан, то и ты
    будешь тронут моею тоской.
 

На тот же мотив.

 
И роптать не могу я сейчас,
    и тоска моя не унялась,
И спокойно не в силах сидеть,
    и сомкнуть не могу своих глаз.
День придет – и у нас
    будет тоже расшитый цветами экран,
Будет полог, спустившийся, словно туман,
Будет тихая ночь, все кругом замолчат,
С нами море и горы союз заключат.
Мы с тобой поздравленья получим тогда,
Поздравлений парчовый узор
    будет связан, как мы, навсегда,
Будем дивного счастья полны мы с тобою,
И для нас для двоих засияет весна
    в наших брачных узорных покоях.
 

Заключительная ария

 
Прошел только день —
    стезя моя стала ясна.
Одною строфой
    мне все разъяснила она.
Теперь мне не грезится двор государя,
    и слава меня не влечет,
Отныне я только тебя ожидаю
    в том месте, где персик цветет.
 

(Уходит.)