Действие второе

Старая госпожа (входит, говорит). Позавчера настоятель взял деньги на поминание покойного супруга, но еще ничего мне не сообщил. Пошлю-ка я Хун-нян, пусть спросит у него, когда все будет готово для поминального обряда, велит все приготовить получше, а потом принесет мне ответ. (Уходит.)

Настоятель (входит, говорит). Я – старый монах Фа-бэнь, настоятель монастыря Пуцзюсы. Монастырь этот построен государыней Цзэ-тянь. Потом он был разрушен, восстановил же его первый министр Цуй. Ныне госпожа Цуй с семьей везет гроб с его телом в Болин, но путь опасен, и она укрылась в западном флигеле нашего монастыря. Когда дорога будет свободна, она поедет в Болин, чтобы похоронить мужа. Старая госпожа бережлива во всем, управляет домом строго, никто не осмелится покривить перед ней душой. Вчера я ходил собирать милостыню и не знаю, приходил ли ко мне кто-нибудь. (Зовет Фа-цуна.)

Фа-цун (входит, говорит). Вчера один сюцай, приехавший из Сило, приходил засвидетельствовать почтение моему учителю. Но учителя не было, и он ушел.

Настоятель (говорит). Выйди за главные ворота и, если он появится, доложи об этом мне.

Чжан (входит, говорит). Я вчера увидал эту девушку, и мне все время кажется, что она на меня смотрит. Сегодня я пришел просить настоятеля сдать мне келью, чтобы я мог с утра до вечера изучать классические и исторические сочинения. Если же я встречу эту девушку, то нагляжусь досыта. (Поет.)

На мотив «Белая бабочка».

 
  О хэшан Фа-цун, ты меня удержал, —
  За это смертельной обидою я
      навеки к тебе воспылал.
  Из всех ваших келий каморки одной
      мне лишь половина нужна,
  Но чтобы я видел проклятые двери,
      смотрел, куда скрылась она.
  Похитить курения,
      яшму украсть я не в силах,
  Так пусть приготовятся очи мои
      следить неустанно за милой.
 

На мотив «Опьяняющий ветер весенний».

 
  Читая о том, кто лицо набелил,
      я прямо сгорал со стыда.
  Что брови жене своей муж подводил,
      поверить не мог никогда.
  Сегодня же юноша пылкий увидел
      ту девушку с нежной душой,
  И сердце болит,
      полно безысходной тоской,
  Я полон тоской!
  И в душу страдание входит тайком,
  И очи бесцельно блуждают кругом,
  И нет уж спокойствия в сердце моем.
 

Чжан видит Фа-цуна.

Фа-цун (говорит). Учитель как раз спрашивал о вас, сударь. Подождите немного, я доложу ему.

Настоятель входит, видит Чжана.

Чжан (говорит). О, это настоящий хэшан! (Поет.)

На мотив «Встречаю святого гостя».

 
   Будто бы иней
       лежит у него на висках,
   Голову снег покрывает.
   Как у ребенка лицо, —
   Видно, что с детства
       нужды и заботы не знает.
   Полный достоинства вид,
   Голос приятно звучит.
   Только сияния нет над его головой, —
   Был бы он точно
       сошедший с иконы святой.
 

Настоятель (говорит). Прошу вас в комнату для гостей. Вчера меня не было, и я не мог принять вас. Надеюсь, вы меня извините.

Чжан (говорит). Я давно уже слышал о доброй славе почтенного хэшана и хотел припасть к вашим стопам, послушать ваши поучения. Случилось так, что вчера вас не было, но сегодня я вас увидел и счастлив на всю жизнь.

Настоятель (говорит). Где жили ваши предки? Осмелюсь ли спросить ваше имя и фамилию? Что привело вас сюда?

Чжан (говорит). Моя фамилия Чжан, имя Гун, второе имя Цзюнь-жуй. (Поет.)

На мотив «Цветы граната».

 
 Пусть учитель вопросы о жизни моей
     задает мне один за другим.
 Я подробно отвечу на каждый вопрос,
     свою душу открою пред ним.
 Родом я из Сило, – там родные края,
 Но по землям чужим долго странствовал я,
 Был мне домом недолго Сянъян.
 А покойный отец мой, министр двора,
     с громким именем был человек.
 Заболев, когда было ему пятьдесят,
     этот мир он оставил навек.
 

Настоятель (говорит). После того как ваш покойный батюшка оставил этот мир, вы, верно, получили наследство?

Чжан (поет).

 
 Был он всю свою жизнь неподкупен и прям,
     никогда не кривил он душой,
 Потому-то и беден сейчас его сын
     и карман его сына пустой.
 

Настоятель (говорит). Я вижу, ваш батюшка служил просто и мудро.

Чжан (поет).

На мотив «Сражающиеся перепела».

 
 В нем ясность ума
     воедино слилась с простотой, —
 Так осенью ветер прохладный
     встречается с ясной луной.
 

Настоятель (говорит). Путь ваш, сударь, сейчас, конечно, идет в столицу, на экзамены?

Чжан (поет).

 
 Чиновником стать не хочу я сейчас,
 Лишь мудрое слово
     я жажду услышать от вас.
 

(Говорит.)

Я пришел сюда только для того, чтобы поклониться настоятелю. Могу ли я пуститься в дорогу, не отблагодарив вас подарком? (Поет.)

 
      Какие у бедного сюцая мысли? —
          он вечно с бумагой вдвоем.
      И денег, конечно,
          немного в кармане моем.
      Пусть даже повторите
          вы пересуды молвы,
      Но тяжесть подарка
          в руках своих взвесите вы.
 

(Говорит.)

Спешу сообщить вам, что у меня есть один лян серебра. Я отдаю его на нужды вашего храма, чтобы хоть как-нибудь выразить мое почтение к вам. Пусть вы посмеетесь над таким скромным подношением, но я буду счастлив, если вы оставите его у себя.

Настоятель (говорит). Как это можно, сударь, ведь вы – наш гость.

Чжан (говорит). Это – пустяк, недостойный упоминания, денег этих достанет как раз на то, чтобы побеседовать за чашкой чая. (Поет.)

 
Только для вас и пришел я в обитель.
Нужно ли быть таким скромным, учитель?
 

Настоятель (говорит). Но я никак не могу этого принять.

Чжан (поет).

 
Денег таких
    и на хворост всегда не хватало,
Даже на постную пищу их мало,
Выпить же чаю – достанет, пожалуй.
 

(Смотрит на Фа-цуна, говорит.) Этот лян серебра – совсем небогатый подарок. (Поет.)

 
   Пусть даже платья покрой моего
       станете вы порицать,
   Лишь бы послушать святого отца, —
   Буду я хэшанов ваших и вас
       помнить всю жизнь до конца!
 

Настоятель (говорит). Вы, сударь, вероятно, хотите о чем-нибудь попросить меня?

Чжан (говорит). Осмелюсь изложить вам покорнейшую просьбу: из-за вечной суеты постоялого двора мне трудно весь день изучать книги. Я хочу снять у вас комнату и с утра до вечера слушать вас. Платить за месяц буду сколько вам угодно.

Настоятель (говорит). У нас в монастыре есть несколько комнат, пусть господин выберет сам.

Чжан (поет).

На тот же мотив.

 
   Жить не хочу
       возле кухни обители вашей,
   Храма аскетов не надобно мне.
   Лучше подальше от южной террасы
   И от восточной стены в стороне.
   Где у вас западный флигель построен,
   Есть боковые каморки
       за галереей большою, —
   Там и хотел бы я жить.
 

Настоятель (говорит). Нет, нет! Может быть, вы хотите поселиться вместе со мною?

Чжан (смеясь, говорит). Что вы! Как это можно! (Поет.)

 
   Я вас прошу, настоятель почтенный,
       вовсе об этом забыть.
 

Хун-нян (входит, говорит). Хозяйка послала меня спросить у настоятеля, когда будет готово поминание, и я сразу же отправилась, чтобы все осмотреть и принести ей ответ. (Видит настоятеля.) Желаю долгого счастья настоятелю! Госпожа послала меня спросить у вас, когда будет готово поминание по первому министру, затем все осмотреть и принести ей ответ.

Чжан (говорит про себя). О, какая девушка! (Поет.)

На мотив «Снимаю рубашку».

 
   Подражает она
       важным людям и в каждом движенье
   точна.
   Все взяла у господ
       и ничуть в подражанье своем не смешна.
   Настоятеля встретив,
       глубокий поклон отдала,
   Алый рот приоткрыв,
       свое дело тотчас изложила она.
 

На мотив «Сяо Лянчжоу».

 
   Девушки милой
       подкрашены щеки умело.
   В платье изящном, траурном, белом.
   Умные, ясные глазки такие
       встретишь не часто у нас.
   Смотрит сюда, притаясь.
   Чжана окинула
       быстрым движением глаз.
 

На тот же мотив.

 
   Если бы с барышней этой служанки
       брачное ложе я мог разделить,
   Я б не заставил
       служанку постели стелить.
   Барышню стал бы тогда умолять,
   Стал бы упрашивать мать;
   Пусть не была бы
       хозяйка согласна со мной, —
   Вольную я
       написал бы своею рукой.
 

Настоятель (говорит). Пятнадцатого числа второго месяца можно будет поминать первого министра.

Хун-нян (говорит). Я вместе с настоятелем схожу в зал Будды, понаблюдаю за приготовлениями, а потом доложу хозяйке.

Настоятель (говорит). Прошу вас, сударь, немного посидеть, я схожу со служанкой и скоро вернусь.

Чжан (говорит). Зачем же оставлять меня? А что, если я пройдусь вместе с вами?

Настоятель (говорит). Так пойдемте вместе.

Чжан (говорит). Пусть служанка идет первая, а я пойду сразу за вами.

Настоятель (говорит). Какой вежливый сюцай!

Чжан (говорит). Смею ли я сказать вам несколько слов?

Настоятель (говорит). Говорите, не стесняйтесь.

Чжан (поет).

На мотив «Троекратная удача».

 
      Служанки из этого дома
          изящный и тонкий наряд
      Не может к себе не привлечь
          почтенного пастыря взгляд.
 

Настоятель (говорит). Я ушел от мира, как же может быть такое?

Чжан (говорит). А если нет? (Поет.)

 
     Тогда почему же я видел сейчас,
         как лысина ваша блестела
     И в ней отразился
         служанки наряд снежно-белый?
 

Настоятель (говорит). Что вы говорите, сударь! Хорошо еще, что служанка уже далеко и не может услышать, а то что бы она подумала!

Xун-нян входит в зал Будды.

Чжан (поет).

На мотив «Аудиенция у Сына Неба».

 
     Проходя по большой галерее,
     Завести ее в келью скорее, —
     Это небом дано.
         Что нам этого в мире милее!
 

(Говорит.)

Мы стоим перед дверью. Входите первый.

Настоятель (рассердившись, говорит). Сударь, неужели не преступно перед святой дверью говорить речи, столь не сходные с учением древних государей? И потом мне так много лет, разве я могу заниматься подобными делами?

Чжан (поет).

 
 Как я вас рассердил
     и каким показался мужланом!
 

(Говорит.)

Если это не так, оставим этот разговор. (Поет.)

 
 Но ведь так докучает
     все время быть танским Сань-цзаном,
 

неудивительно, что я усомнился в вас.

 
   Видно, очень богат этот дом,
   А прислуги мужской не заметил я в нем,
   И прислали служанку
       сюда разузнать обо всем.
 

Настоятель (говорит). Старая госпожа очень строго управляет домом, и ни один мужчина ни по какому делу туда не входит.

Чжан (в сторону). А этот плешивый дурак хитро говорит! (Поет.)

 
   От меня ты услышал прямые слова,
   Наклонилась упрямо
       и крепко боднула твоя голова!
 

Настоятель (говорит, обращаясь к Хун-нян). К отправлению обряда все в храме уже готово. Пятнадцатого числа прошу госпожу и барышню прийти и зажечь курения.

Чжан (спрашивает). По какому поводу?

Настоятель (говорит). Это дочь первого министра, исполняя свой дочерний долг, выражает благодарность матери и отцу. Кроме того, скоро последний день траура по первому министру, и устраиваются поминки по случаю снятия траурных одежд.

Чжан (плача, говорит).

 
   «Увы, мой отец, увы, моя мать!
   Меня вы родили на горе и труд…
   Хочу вам за ваши заботы воздать,
   Безбрежны они, как небесная гладь».
 

Эта барышня – единственная дочь, и какое благодарное у нее сердце! А я несколько лет скитался по воле волн и ветра и после того, как отец и мать оставили этот мир, не сжег им в жертву даже сотни бумажных монет. Надеясь на ваше милосердие, почтенный хэшан, я уже приготовил пять тысяч цяней. Как бы мне внести свою долю в этот обряд и помянуть своих родителей? Если об этом узнает старая госпожа, надеюсь, она не будет противиться тому, чтобы я выразил свои сыновние чувства.

Настоятель (говорит). Фа-цун, пусть этот господин внесет свою долю.

Чжан (потихоньку спрашивает у Фа-цуна). А эта барышня завтра будет здесь?

Фа-цун (говорит). Дело-то касается ее родителей, как же она может не прийти?

Чжан (в сторону). Пусть же эти пять тысяч цяней найдут себе хорошее применение. (Поет.)

На мотив «Кругом тишина».

 
   В небе и здесь, на земле, меж людей,
   Видеть Ин-ин я хочу, —
       чтó мне в молитве твоей!
   Буду я чувствовать – рядом стоит
   Греющий ладан и мягкий нефрит!
   Если же к ней прикоснусь я рукой,
   Сразу уменьшится
       пропасть меж нею и мной!
 

Настоятель (говорит). Идите все в комнату для гостей, выпейте чаю.

Приходят в комнату для гостей.

Чжан (говорит). Я отлучусь на минутку. (Выходит, говорит.) Служанка должна выйти сюда. Подожду ее здесь и расспрошу.

Хун-нян (прощается с настоятелем, говорит). Я не буду пить чай: боюсь, хозяйка удивится, что я запоздала с ответом. (Выходит.)

Чжан (идет навстречу Хун-нян, почтительно кланяется, говорит). Низкий поклон тебе!

Хун-нян (говорит). Долгое счастье вам, сударь!

Чжан (говорит). Не служанка ли ты барышни Ин-ин?

Хун-нян (говорит). Да, это я. А к чему вы спрашиваете?

Чжан (говорит). Моя фамилия Чжан, имя Гун, второе имя Цзюнь-жуй, родом я из Сило, мне только что исполнилось двадцать три года, я родился семнадцатого числа первого месяца и еще не женат.

Хун-нян (говорит). Кто вас спрашивает об этом?

Чжан (говорит). Осмелюсь спросить, часто ли барышня выходит погулять?

Хун-нян (говорит сердито). Сударь, вы ученый, благородный человек. Мэн-цзы говорит: «Приличие в том, чтобы женщина и мужчина при встрече не соприкасались». Ведь благородный человек,

 
   Идя бахчой,
       не сгибается туфли поправить,
   Шапку под сливой
       не тронет рукой никогда.
 

Неужели вам неизвестны слова: «Не соблюдая приличий, не смотри; не соблюдая приличий, не слушай; не соблюдая приличий, не говори; не соблюдая приличий, не двигайся». Моя хозяйка очень строго управляет домом, она тверда и чиста, как снег и иней. У нее, как говорится, «в доме нет даже мальчика пяти чи ростом, чтобы смотреть за воротами». Если вам исполнилось лет двенадцать—тринадцать, то без особого зова вы не посмеете проникнуть во внутренние покои. В былые дни Ин-ин тайком выходила из женской части дома. Хозяйка проведала об этом, велела ей явиться на родительский суд и попрекала так: «Ты – девушка, а выходишь без спросу из женской половины. Неужели тебе не будет стыдно, если повстречаешь гостя или молодого монаха?» Ин-ин тут же поклонилась и ответила: «С сегодняшнего дня я стану совсем другой и не посмею вам перечить». Что же будет со служанкой, если хозяйка так обошлась с родной дочерью? Вы, сударь, изучили пути древних правителей, почитаете правила Чжоу-гуна. Для чего же вы старались, если не применяете их к самому себе? Служанка еще может простить вас, но, узнай об этом хозяйка, дело не кончится так просто. Отныне спрашивайте только то, что можно, и не говорите несуразицы, если спросить не о чем. (Уходит.)

Чжан (говорит). Она сразу сокрушила все мои надежды. (Поет.)

На мотив «Повсюду дозоры».

 
         Я слушал служанку —
  встревожилось сердце от строгих речей.
         Печаль за весь день
  скопилась у грустно сведенных бровей.
         Сказала Хун-нян:
         Хозяйка как иней чиста и как снег холодна, —
         В покои никто не проникнет,
  пока не покличет она.
         Но если припомнить,
  что сердце Ин-ин трепетать
         Заставила строгостью старая мать,
         Зачем же тогда, уходя,
  она обернулась назад,
         Зачем же меня поразил
  случайно оброненный взгляд?
         И сразу мне в грудь
  проникла глубоко любовь,
Тоска изнутри меня гложет.
Я нынче любимую девушку встретил —
    и как я тоскую о ней!
Я в прошлом рождении с трещиной свечку
    зажег перед Буддой, быть может.
Придет ли пора, когда ты меня
    поддержишь своею рукою,
Когда надо мной
    ты сжалишься всею душою
И очи твои
    тепло и заботу не скроют?
 

На мотив «Резвится дитя».

 
Далеки были прежде свиданья в Ушани,
    словно синего неба края.
Эти встречи в Ушани все дальше теперь
    после речи, что выслушал я.
И хотя мое тело
    стоит в круговой галерее,
Но душа далеко
    улетела отсюда за нею.
Одинокий, чужой,
    я хотел бы войти в ее тайные грезы,
Только страшно, что матушка может
    догадаться о чувстве моем.
Мать боится, что дочери сердце
    загорится весенним огнем.
Она злится,
    увидевши иволгу с другом,
Ей досадно,
    коль бабочек белых увидит вдвоем.
 

Пятая ария от конца

 
   Барышня так молода,
   Но непреклонна душой.
Если бы мог я,
    приблизившись к девушке той,
Словно Хэ-лан,
    ее белым, как пудра, лицом поразить
Иль, как Хань Шоу,
    украдкой духи от нее получить, —
Стал бы супругом, и мог бы ее я ласкать
И не страшила бы
    девушку грозная мать.
 

Четвертая ария от конца

 
Матушка все уж решила,
Видно, напрасны мечты,
Что с красотою Ин-ин
    сходен талантами ты.
Нечего думать, что брови жене
    я подведу, как Чжан Шан,
Что проведу я весенние дни,
    как их провел Юань-лан.
Не похвалюсь я никак,
Будто бы рядом с твоими
    строгостью, речью, уменьем, осанкой
Блещут мои
    ласка, сердечность, почтительность, такт.
 

Третья ария от конца

 
Вспомню, как брови слегка подвела,
Щеки припудрила тонко она,
Помнится тонкая яшма —
    шеи ее белизна,
Юбка зеленая с вышитым фениксом,
    ножки, как лотос златой,
Красная кофта с луанем из золота,
    пальцы – бамбук молодой.
     Мне против воли приходит на ум,
     Будто бы ты уронила
         нежность и прелесть свою,
     Я ж подобрал, и меня одолели
         многие тысячи дум.
 

(Говорит.)

Но я забыл проститься с настоятелем. (Видит настоятеля.) Осмелюсь спросить у святого отца: где будет мое жилище?

Настоятель (говорит). В западном флигеле возле двора пагоды есть комната, очень тихая. Там вам, сударь, будет покойно. Комната уже прибрана, и вы можете перебраться в нее в любое время.

Чжан (говорит). Тогда я возвращаюсь на постоялый двор и сразу же переезжаю к вам.

Настоятель (говорит). Ну что же, я пойду готовить себе пищу, а вы переселяйтесь непременно. (Уходит.)

Чжан (говорит). В суете постоялого двора еще можно было как-то забыться, но как же я буду тосковать, переселившись в тишину монастыря! (Поет.)

Вторая ария от конца

 
     В тихом, глубоком дворе
     Будет постель холодна.
     Полог качнется, у книг возле лампы
         тень моя будет видна.
     Правда, душа получила сегодня
         все, что хотела она,
     Все же тоску не смогу превозмочь я
         в долгие ночи без сна.
     Лягу в постель, но никак не засну,
Счет потеряю
    стонам протяжным и вздохам коротким,
Тысячи раз
    и подушку взобью и постель поверну.
 

Заключительная ария

 
Цветок говорящий
    не больше стыдлив, чем она.
С ней нежностью спорит
    душистая яшма одна.
При встрече не мог ничего я найти
    подобного ей красотой,
Я мог только стиснуть ладони и зубы
    и думать о ней об одной.
 

(Уходит.)