Глава 2. В Бухару и обратно

Возвращаясь с караваном, Халил всегда ночевал на Чубарке. Отсюда и город видно, и до Черного брода рукой подать: за утро выйдешь, к обеду брод перейдешь и в самый разгар базарного дня товар на зеленых рядах Акмолинска уже можно показывать. Правда, в этот раз везти было нечего. Бухарские товары разобрали еще в Спасске: и перец, и курага с финиками, и зандона^[3] в рулонах и тюках в обозы семипалатинских татар перекочевали. А те уж через неделю втридорога на Ирбитской ярмарке продадут все, что у Халила взяли практически без торга.

А что торговаться? Товар не его. Свой бы он ни в жизнь татарам не отдал, вез бы до Атбасара или Петропавловска, а то и до самого Омска добрался бы. Но велено продавать – продавал! Три верблюда с бумагой до Акмолы доставить велено – три верблюда на Чубарке стоят, воду ишимскую тянут, горбы наполняют. Сказано – сделано! За то караванщику и платят. А китаец… Халил посмотрел на лежащий в камышах труп с разбитым черепом. Арсен сказал, сам его схоронит. Сейчас главное – груз Тропицкому отдать и вторую половину за дорогу получить. Два месяца дома не был. Хадиша уже и родить могла… Халил дождался, когда верблюды поднимут головы от воды и качнут горбами, мол, все, сыты, напоены, и двинулся к Черному броду.

В свои двадцать пять лет он уже не первый раз вел караван из Бухары. Еще до Царской вой ны, когда в степи было спокойно и на тихие джайлау налетали лишь ветра с Тарбагатая, он повел свой первый караван по древнему пути. Верблюды, навьюченные акмолинской белоснежной мукой и выскобленными добела шкурками соболей, неспешно покачивая горбами, друг за другом двинулись в степь, как сотни и тысячи лет назад шли этим же путем с севера на юг.

Заказчиком тогда был сарт Джалил. Из тех, кто, прознав об отсутствии в Акмолинске царских акцизов и сборов на торговлю, оставил теплую и щедрую Бухару и уехал в холодные степи. Джалил держал мантышные и торговые лавки с курагой и тканями. В лавках тех, помимо торговли, несмотря на запрет займов по мусульманским законам, время от времени давали в долг под проценты. Татары, казахские купцы, уйгуры с башкортами такого сторонились, а вот сарты не брезговали. За это их и не любили.

Джалил долго торговался с Халилом за работу, все выспрашивал, сможет ли дойти без отца, без Хабибулы, а если не дойдет, кто товары вернет? Кто за него поручиться может? Помог Карабек, мулла татарской Зеленой мечети. Свое имя на договоре поставил за Халила. Покойный отец с Карабеком дружбу водил, с каждого каравана в мечеть относил часть прибыли, вот и помнил Карабек добро. Хотя, может, и что другое помнил. Карабеку лет сто скоро, в городе самый старый, еще Шубина застал, лицо словно маска бездвижная – сразу и не поймешь, зачем мулла то или иное делает.

Уговором тогда от Карабека было взять в дорогу его человека – иштяка^[4] Кривого Арсена. Хоть и не нужен был Халилу такой помощник, а куда деваться? От отца остались верблюды, тюки, карты, погонщики да имя. Но он-то ведь не Хабибула, свое имя зарабатывать надо, хоть и на отцовских верблюдах, а свое. Вот и согласился.

Первый свой караван в Бухару Халил привел в срок, как и оговаривалось. По джалиловской расписке сдал товар купцу и, получив от него тюки со специями и сладостями, выдвинулся обратно. Правда, задержался на день в древнем городе: покинув шумные базары и заплатив стоянщику в сарае, сходил в хамам – на севере их не было. Хотя ничего интересного там Халил так и не увидел: пар, камни, вода, хна с басмой… Посетители развалились, укрытые простынями, банщики мнут им спины. Караванщик сам худой, жилистый, волос кудрявый, борода лишь слегка щеки закрыла – красить пока нечего, да и мять разве что кости. Долго не задержался в хамаме, побежал обратно в сарай, верблюдов в дорогу готовить.

С закрытым черной повязкой левым глазом, редкой жесткой бородой и бритым черепом Кривой Арсен больше походил на лихого разбойника. В дороге иштяк не мешал, тихо пел о чем-то, плетясь позади каравана. Зато когда нарвались на бродяг возле угольных копей, он вмиг оживился. Выхватив кнут, одним щелчком выбил из рук детины в лохматой шапке огромный топор и следующим ударом ожег его по щеке. Лохматый, схватившись за щеку, громко вскрикнул, падая на землю. Остальные разбежались, прячась за высокими черными отвалами. Халил с удивлением посмотрел на Арсена, а тот, пожав плечами, вернулся на свое место, вновь напевая какую-то тягучую песню.

Так и вернулись в Акмолинск. Больше мулла не отправлял Кривого Арсена с Халилом.

– Он свое дело сделал, – объяснил старик, – про тебя теперь в дорогах знают. Можешь смело ходить.

За первым караваном потянулись следующие: то в Самарканд к узбекам, то уйгуры на Кашгар наймут, то купцы в Семипалатинск отправят – за пять лет исполосовал Халил степь вдоль и поперек, даже к халха хаживал. Но такого, как этот, каравана у него еще не было.

Встречу тогда Тропицкий назначил странную: без предварительных переговоров о цене, под вечер и не у себя в управе, а в пекарне «Миткинъ и Ко», что стояла на Думской улице напротив пожарной каланчи. Пекарня имела вывеску с позолоченными вензелями и тучным амурчиком, который был стилистически выведен из первой буквы «М». В «Миткинъ и Ко» пекли пряники. Пряники, сразу сказать, вкусные, но для господ состоятельных. Слободские и люд с Казачьего стана больше на витрины заглядывали, дивились, и ведь было на что рот разинуть. Тут и тульские печатные, шириной с цельное колесо телеги, и французские – с фигурками собак да птиц. А уж к английским (их пекли по праздникам) вообще очередь собиралась.

С чего бы Тропицкому назначать встречу в этом заведении, Халил уже не пытался понять, больше недоумевал от условий заказа.

– Туда налегке пойдешь! – Тропицкий слегка отхлебнул чая из фарфоровой чашки и, заметив удивленный взгляд Халила, добавил: – За это тоже заплатим, конечно… как за основной путь. Главное, в Бухаре остановиться в караван-сарае «Эмирский сад». – Уездный начальник вдруг сделался еще больше, чем он был на самом деле, и надулся, будто поднимал штангу. – Придет Асана-сан…

Достав из внутреннего кармана сюртука фотокарточку, он протянул ее Халилу вместе с запиской.

– Только точно чтоб этому отдал! Никому другому!

Халил выдержал паузу, тоже взялся за чашку, оттопырив мизинец в сторону, подул на чай. Так его еще ни разу не нанимали. Тысяча верст пустого ходу. Вместо расчетных таблиц – что и где купить и по какой цене, чтобы потом сверить, – какая-то фотокарточка. Он глянул на фотографию. С нее смотрел щеголеватый японец или, скорее всего, китаец, который хотел сойти за японца. Разница видна: вот здесь глаза чуть уже, рот не такой широкий, а самое главное, лицо не круглое. Интересно. Записка. Но записку не прочесть, зашита и сургучом красным с печатью уездной залеплена. Получается, даже не знаешь, что грузить.

Тропицкий словно прочитал его мысли.

– Груз основной сдашь в Спасске. Примерно на три верблюда весу. Сюда – бумагу.

– Бумагу? – по инерции переспросил Халил, хотя какое ему, собственно, дело. Платят не за интерес его к товару, а за доставку. Однако бумагу из Бухары, наверное, тысячу лет назад в последний раз возили. Сейчас или из Оренбурга, или из Казани идет. За дурака держат, понял Халил. Ладно. Пусть держат. Главное, чтоб за святого не приняли. Он назвал цифру.

В Бухаре было жарко. Это на севере, в степях, весна осторожничает – сугробы только подпалила грязью да изъела их, словно ржой, а здесь, на подступах к древнему городу, уже вовсю цвели деревья. В невысоких рядах урюк раскрылся нежными бело-розовыми лепестками. Куда ни бросишь взгляд, все в округе засажено деревьями да кустарниками. Торчали даже пальмы, за которыми, по всей видимости, ухаживали особо – каждая была ограждена сбитыми жердяными треугольниками.

Халил в очередной раз зачарованно смотрел на разбитые у городских стен сады и огороды дехкан. Он повернулся было по привычке назад, чтобы указать помощникам на деревья, но увидел лишь горб третьего верблюда Буя, крайнего в караване. Одним из требований Тропицкого было: «Помощников не берешь. Цифру, которую ты назвал, я удвою».

Ходить без помощника трудно. Одному путь держать, верблюдов на ночлег укладывать, кормить, чистить. Очень трудно. Хорошо еще пустой караван, товара нет, не нужно вьюки на стоянках снимать. По сорок верст в день вымахивают верблюды под пустыми седлами. После пяти-шести дней пути – отдых, чтоб подошвы не стерлись. Взял только трех верблюдов: Буй и Бой, нары-восьмилетки, и толстогорбый кез-нар Бура, потомок туркменского дромадера. Каждый на себе по тридцать пудов нести способен, а Бура и все сорок берет. Если и идти без помощника в дорогу, то только с такими нарами. Вот только зачем Тропицкий пустой караван в Бухару гонит, почему не дал груза захватить в южный эмират?

Да и уездный глава, по степной иерархии, не его заказчик. Что Кубрин, что Силин, что Егоровы с Байщегулом – все они у Терехина в транспортной фирме заказы делают. «Терехин и братья» – компания старая, с опытом. Не верблюдами, а быками и тяжеловесами грузы перемещают. На всех основных пересылочных пунктах филиалы имеют. Обозы перепрягают да дальше на свежих идут. А тут верблюды… Правда, Терехины до Бухары не ходят – по пескам никак на обозах. Так заказал бы до Верного или Аулие-Аты на быках, а там местных караванщиков нанял, они бы с радостью подхватили. Сейчас заказов все меньше, со всех сторон железные дороги маршруты захватили – с ними уже не потягаешься! Одно получается: уездный секретно доставить бумагу хочет. Поэтому и своим не отдал заказ, и из Бухары не нанял никого. Бухарским доверия никогда не было. И в товар заглянут, и при случае откажутся от недостачи. Что ж это за бумага такая, за которую ему двой ную цену заплатили, да еще наперед больше половины дали? Загадка…

Как и оговаривалось с Тропицким, через месяц нелегкой дороги, по прибытии каравана в Бухару, человек с фотокарточки встретил Халила в «Эмирском саду». Ни на какой сад, естественно, и тем более на эмирский, караван-сарай не был похож. Желтое трехэтажное здание с огромным двором, разделенным на столбовые отсеки для верблюдов. В углу двора небольшая чайхана с тканевыми занавесками – от зноя и лишних глаз, в нее и позвал Халила хозяин гостиницы, сообщив, что его там ожидает друг.

Друг был действительно китайцем, одетым в английский суконный костюм кремового цвета и котелок, плотно натянутый на лоб. Китаец то и дело постукивал тростью по дощатому полу чайханы и с подозрением смотрел на Халила.

– От кого приесали? – прищурился он. – Сто мне передали?

Проверяет, решил Халил, но виду не подал и, достав из кармана халата фотокарточку, сверил лица. Тот! Вот и левый глаз чуть закрыт у разреза, шрам то ли от ножа, то ли от штыка. Нижняя губа оттопыривается. Тот!

– Уездный начальник, – решил все же схитрить Халил. Мало ли что. А документ с сургучом передавать кому попало не резон. Вторая часть за караван не получена. Отсюда кто его наймет? Полгода можно простоять, все потратить. – Знаешь такого?

Тут китайцу пришлось открыть все карты.

– Трописька!

Халил прыснул в кулак и, еле сдерживая смех, закивал в знак согласия. Он достал из кармана запечатанный конверт и положил его на столик. Чайханщик вовремя принес чай. В горле пересохло, и ароматный, с медом и лимоном, зеленый напиток был как нельзя кстати.

Китаец, внимательно проверив ногтем сургучную печать, пару раз щелкнул по ней и убрал документ во внутренний карман сюртука.

– Застра приду. Будить готовы крузится, – сказал он, поднимаясь из-за стола, так и не попив чаю.

В Бухаре, в отличие от Акмолинска или даже Омска, было на что посмотреть. В самом центре сказочного города разноцветной мозаикой пестрят величественные усыпальницы султанов и падишахов. Ханские дворцы вперемежку с минаретами мечетей возвышаются возле каждой площади. Медресе, мавзолеи, сады с диковинными растениями, торговые залы и бани. Оттого что постоянно смотришь вверх, кружится голова. От покрытых глазурью стен и причудливых узоров кружится голова. От манящих запахов специй, фруктов и самсы тоже кружится голова. От всего в этом городе может закружиться голова, главное – не поддаться соблазну и не потерять ее.

Халил успел до наступления темноты сходить на базар, где купил саженец дерева. Сколько можно любоваться видами чужих оазисов и садов? Хватит, пора самому посадить. И пусть сладкоголосый Бабур-дукенщик сочиняет сказки про урюк и алычу, пусть всучивает хурму и гранат. Разве они вырастут на степной земле, выдержат акмолинские морозы? А вот черный тополь, кара-терек, сможет. Теперь довезти только до дому. Не было еще в Акмолинске такого дерева. А теперь будет!

Утром китаец заехал за Халилом. Нары уже стояли с наброшенными на горбы срощенными жердями, готовые для погрузки вьюков. Караванщик расплатился с хозяином за ночлег и повел своих верблюдов по узким улочкам города. Китаец, в неизменном котелке и костюме, ехал впереди на арбе, запряженной ослом.

Грузились рядом с банями. Народ уже начинал толпиться возле центрального входа в каменные хамамы. Китаец, наняв двух грузчиков, перетащил со склада два увесистых вьюка-чувала и дорожные ящики.

– Это для Трописька. Осень вазный груса! Понятно? – он с недоверием посмотрел на Халила. – Никто не долзен снать! В ясика ткани в Паска.

– Спасск? – переспросил Халил, рассматривая пузатые чувалы.

– Да! – китаец вплотную подошел к Халилу и, сузив глаза, произнес: – Но я поеду с тобой. Плана мала-мала паминяли.