Глава 11. Зазеркалье

«Как мы выжили, будучи подростками? Достаточно одной фразы, чтобы это описать: мы друг друга не убили.

Несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте, Дима в свои восемнадцать был таким же неуравновешенным упрямым подростком, как я в тринадцать.

Благодаря нашим семьям мы оба приобрели нервозность, и в подростковом возрасте она накалилась до предела. Мы ругались каждую нашу встречу из-за: ерунды, его придирок, моего внешнего вида, погоды за окном. Повод находился всегда, а если нет – мы создавали его сами.

Мы постоянно дрались. Это стал наш язык общения, наши чувства выходили за рамки слов, и иначе, как через физическое проявление, мы их выразить не могли. Это было словно продолжение детской игры, только мы не смеялись, а ненавидели друг друга, и его руки оставляли на моём теле следы, впрочем, как и мои на его. Мы толкались, давали пощёчины, он больно меня хватал, а я царапала его, пытаясь вырваться. Дима был силён, но он никогда не использовал свою силу против меня, мы были на равных, и я его не боялась.

Мы могли не разговаривать неделями, а то и месяцами. Но потом неизменно притягивались вновь, как две части одного целого. Период перемирия длился недолго, порой он заканчивался уже в первый час нашего совместного пребывания.

Я начала отдаляться от Димы, у меня впервые появились свои, не связанные с ним интересы. Я стала заниматься верховой ездой, сначала просто помогала ухаживать за лошадьми знакомому конюху, однажды он меня прокатил, и я влюбилась в седло и мир с высоты лошади. Это помогло мне приобрести уверенность в себе, я стала значительно меньше заикаться и нашла друзей среди таких же приходящих заниматься подростков.

К Диме я все ещё была очень привязана и любила его, но его навязчивость и желание всё контролировать меня раздражало, слепо обожающим ребёнком я уже не была и стала отстаивать свои личные границы.

– Почему у тебя опять стоит тройка за контрольную по алгебре? – спросил он, сидя на диване у меня дома.

– Откуда ты узнал? – недоумённо произнесла я, вернувшись с кухни с кружками горячего чая.

– Посмотрел твой дневник.

– Ты что, рылся в моей сумке? Ты нормальный вообще человек? – раздражённо спросила я, громко поставив кружки на стол.

– Это ты, похоже, ненормальная, раз так реагируешь. Я за тебя переживаю.

– Ты что, мой отец, чтобы проверять оценки? Ещё, может, домашку у меня спросишь?

– Да твоему алкашу-папаше вообще срать на тебя, хоть кто-то же должен о тебе думать, а то будешь поломойкой, как твоя мать.

– Не смей оскорблять мою семью!

– Оскорблять? По-моему, я просто сказал правду, – ухмыльнулся он.

– Правду? Хорошо. Тогда твой отец тиран, трахающий шлюх на работе.

Он в бешенстве соскочил с дивана и подлетел ко мне.

– Не смей никогда ничего говорить о моей семье! – прорычал он, тряся кулаками около моего лица.

– Это же просто правда, Димочка, – процедила я сквозь зубы, глядя прямо ему в глаза.

– Тебя это не касается!

– Так же, как тебя не касается моя жизнь!

Мы смотрели друг на друга в ярости, готовые вот-вот дать ей вырваться наружу.

– Убирайся из моего дома! – приказала я.

– С удовольствием, только в следующий раз, когда твой пьяный папаша вновь поднимет на тебя руку, прийти на помощь будет некому, – зло прошипел он и громко хлопнул дверью.

На Димино восемнадцатилетие отец подарил ему красивую ярко-красную «Ауди» последней модели. Примерно через четыре месяца мы её разбили.

Мы возвращались от него, в очередной раз поругавшись, ехали молча, не глядя друг на друга. Я смотрела в окно, пролистывая в голове все нелепые обстоятельства нашей ссоры, в задумчивости провела пальцем по слегка запотевшему стеклу.

– Какого хрена ты делаешь?! – громко прокричал он, заметив мой жест.

От неожиданности я вздрогнула.

– Какого хрена ты орешь на меня как психопат? – прокричала я в ответ.

– Ты идиотка, не понимаешь, что ляпаешь стекло своими отпечатками?

– И что? Вытрешь.

– Вот возьми и вытри, живо! – в ярости прошипел он и кинул тряпку мне в лицо.

– Твоя машина – ты и вытирай, – зло произнесла я и бросила тряпку ему в ответ.

Мы переругивались, кидая тряпку друг другу, а потом он больно пихнул меня в плечо, я толкнула его в ответ, завязалась очередная драка, в какой-то момент наша машина выехала на встречку, мы заметили это только, когда услышали громкий сигнал и увидели ослепляющий свет фар несущегося на нас грузовика. Дима успел вывернуть в свою полосу, но сделал это очень резко, и на скользкой от мокрого снега дороге нас занесло и бросило прямо на фонарный столб.

Серьёзно мы не пострадали, сработавшие подушки безопасности смягчили удар. У меня была разбита губа и сильно жгло лицо, я здорово испугалась и сидела в оцепенении, глядя на вошедший в передний бампер столб. Дима в бешенстве бил руками по салону автомобиля и что-то кричал, от шока слов я не слышала, но по открывающемуся в ярости рту могла предположить, что они все не были цензурными.

Мы долго не общались с Димой после той аварии, он злился на меня и считал виноватой, а я была обижена, что из-за его ярости мы подверглись такой опасности. Но долго мы друг без друга не могли, машина была ещё в ремонте, а мы уже примирились вновь.

Сверкающие между нами молнии не выдерживали даже окружающие.

Как бы сильно мы ни разругались, Дима всегда провожал меня обратно домой, это было для него нерушимым долгом. Мы возвращались из кинотеатра, не получив от просмотренного фильма одинаковых эмоций, снова поссорились, и в такси ехали молча. Он сидел впереди, а я на заднем сидении.

Чтобы как-то разбавить эту гнетущую тишину, я спросила у таксиста разрешения послушать радио. Он кивнул, и я включила свою любимую радиостанцию с попсовыми песнями.

– Что за шлак ты слушаешь? – недовольно пробурчал Дима.

– Ой, ну простите, я не виновата, что ваши нежные уши для такого не приспособлены, – язвительно произнесла я. – Беруши надевай.

– Поедем в тишине, – выключив магнитолу, сказал Дима.

– Нет, с музыкой, – нажала кнопку я.

– Я сказал, никаких тупых песен, – выключив, прошипел он.

– Не нравится, не слушай, – огрызнулась я и включила.

Мы включали и выключали магнитолу, громко ругаясь. Слов оказалось недостаточно, и мы вновь перешли к действиям, он больно шлепнул меня по рукам, когда я потянулась через сидение, я отвесила ему подзатыльник, в салоне автомобиля завязалась драка. Машина неожиданно резко затормозила.

– Выметайтесь из машины, оба! – гневно прокричал таксист.

Он высадил нас посреди трассы и уехал. Димин телефон здесь не ловил. Мы стояли в темноте на заснеженной обочине пустующей дороги, ёжась от морозного зимнего воздуха.

– Тупая малолетняя истеричка! – в гневе прокричал он. – Из-за тебя мы теперь здесь торчим!

– Из-за меня? Это ты вёл себя как полный придурок!

– Да пошла ты, сука! – толкнув меня, прокричал он.

– Сам иди, гандон! – толкнула его в ответ я.

– Мразь! – он схватил меня и повалил в снег.

Я упала на спину, он сел сверху и обхватил руками мою шею. Мне было не больно, он меня не душил, но я впервые почувствовала себя в его полной власти. Я не могла убрать его руки или сбросить с себя. Он проявил силу, с которой мне было не справиться. Дима смотрел на мои трепыхания с гневом и наслаждением, и мне стало страшно.

Нас ослепил свет фар проезжающей машины. Видимо, заметив нашу возню в снегу, автомобиль остановился на дороге, замигав аварийкой. Из машины вышли двое парней и быстрым шагом направились к нам.

– Живо отойди от неё, – приказал один из них, вооружённый монтировкой.

Дима слез с меня и протянул руку, чтобы помочь подняться, я не воспользовалась его помощью и встала сама, вытряхивая забившийся под одежду снег.

– Он что-то сделал тебе? – спросил парень, помогая мне отряхнуться.

– Нет, ничего, – помотала головой я.

– Ты уверена?

– Да.

– Миша, я думаю, стоит вызвать милицию, – не сводя глаз с Димы, произнёс мужчина с монтировкой.

– Нет, не надо, пожалуйста, это мой брат, мы просто повздорили, – спешно заверила я.

– Миша, что происходит? – испуганно спросила, выйдя из машины, беременная женщина.

– Аня, сядь в машину, – крикнул он ей. – Так, девочка, садись, мы отвезем тебя домой.

Я подошла вместе с ними к машине, но в нерешительности замерла у дверцы.

– Я не могу поехать без него, – сказала я, кивнув в сторону Димы.

– О нет, психа этого я со своей беременной женой точно не повезу.

– Он не псих, мы оба виноваты. У него телефон здесь не ловит, он не сможет выбраться отсюда. Пожалуйста, разрешите ему поехать с нами, меня без брата домой не пустят, – жалобно просила я.

– Что скажешь, Кирилл? – взглянув на своего приятеля, спросил он.

– Не, ну, монтировка у меня наготове, дёрнется – я его быстро огрею, пусть едет на переднем.

– Ладно, бери своего психопата и поехали.

Я подошла к Диме и тихо произнесла:

– Они довезут нас обоих, пойдём.

– Я не поеду с ними, – бросив презрительный взгляд в сторону машины, пропыхтел он. – И ты тоже.

– Дима, я уеду независимо от твоего решения. Поэтому выбирай: или ты засовываешь своё эго и едешь с нами, либо замерзаешь здесь один, – грубо произнесла я, направившись к машине.

Прошептав в ответ ругательства, он всё-таки сел в автомобиль.

Мы не общались два с половиной месяца. Это была самая долгая пауза в наших отношениях. Димы мне не хватало, я ждала его приезда, тоскливо читая на подоконнике, постоянно прислушиваясь к звукам приезжающих машин, но в то же время понимала, что так продолжаться больше не может, наши битвы меня вымотали.

Он приехал, мы пошли прогуляться по аллее за моим домом. Долго ходили молча, не смотря друг на друга.

– Зачем ты приехал, Дима? – тихо спросила я.

– Я соскучился по тебе.

– Я тоже скучала, – грустно улыбнувшись, ответила я. – Но так больше не может продолжаться, я устала от этой войны, Дима, от твоих постоянных придирок.

– Я знаю. Мне тоже не нравится всё, что между нами сейчас происходит.

– И эти наши драки… Дима, ты напугал меня тогда на трассе, что было бы, не остановись эти люди?

– Ничего, я бы не тронул тебя, ты же знаешь, – спешно заверил он, положив руки мне на плечи.

– Уже не уверена, что знаю, – отойдя от него, печально произнесла я. – Все наши стычки – это ненормально, я не хочу как наши родители.

– Мы никогда не будем как наши родители, Юля. У нас всё будет иначе. Я обещаю. Ты же помнишь о нашей клятве, верно? Что станешь моей женой?

– Да, но… – я интенсивно потёрла лоб, пытаясь подобрать слова.

– Что «но»? – нахмурился он. – Ты же любишь меня, Юля? – он наклонился ко мне, смотря в упор.

– Дима, мне всего лишь тринадцать и, кажется, я не очень разбираюсь ещё в любви, – смущённо улыбаясь, начала я. – Вот две недели назад, допустим, мне очень нравился певец с «Фабрики звёзд».

– Юля, – неодобрительно покачал головой он.

– Знаю, знаю, что это тупо, веду себя как безумная фанатеющая от звёзд малолетка. Я просто хочу сказать, что пока не особо интересуюсь мальчиками. Блин, как это сложно! – я в напряжении закусила губу. – Дима, ты очень важный человек в моей жизни и я люблю тебя, но я не умею ещё любить тебя как мужчину.

– Может, пришло время этому научиться?

– Я не знаю, готова ли, – растерянно проговорила я.

– Наверное, в этом и есть причина наших проблем. Мы переросли статус просто друзей, нам в нём тесно и это провоцирует конфликты. Я не хочу и не должен быть твоим старшим братом или заменять тебе отца, нам пора стать парой. Но я не могу любить ребёнка, а ты выглядишь и ведёшь себя, как ребёнок, Юля, хотя тебе уже не пять лет. Ты должна повзрослеть и стать девушкой, время этому уже пришло.

– Не думаю, что у меня получится, я совсем не знаю, как это.

– Не волнуйся, я всему тебя научу.

И он стал учить меня быть женщиной.

Я была миниатюрной крошкой, с хорошеньким ребяческим личиком, носила вещи, купленные мамой ещё к начальной школе, и совершенно не выглядела на свои тринадцать. Я заметно отличалась от большинства одноклассниц, которые уже начинали краситься, кокетничать с мальчишками, ходить на дискотеки, надевать платья и каблуки, интересоваться звёздами. У меня были другие увлечения, мне было комфортно в обнимку с книгой, я сходила с ума от лошадей и обожала возиться с малышами.

Во многом я не была девушкой ещё и потому, что учить меня этому было просто некому. Мама всю свою женственность растворила в бесконечной суете наших забот. Уставшая, замученная, с кругами под глазами и синяками на теле, боящаяся отца, привыкшая ходить сгорбившись и говорить шёпотом, она сама женщиной уже не была.

Изменения Дима решил начать с моей одежды. Он перебирал гардероб и нещадно выбрасывал мои любимые детские вещи: цветочно-конфетные яркие бриджи, футболки с милыми зверятами и ленточками, куртку с пикачу, бейсболки со стразами, кеды с разноцветными шнурками – всё это летело в мусорку под мои всхлипы. У меня осталась лишь пара кофточек и джинсы, и он повёз меня в магазин покупать новые вещи.

До этого мама брала мне одежду только в детских магазинах, и во взрослых отделах я ещё не была. Я застывала в растерянности, глядя на бесконечные ряды с монохромной одеждой. Подходящих мне маленьких размеров было немного, и приходилось искать. Мы ходили из одного отдела в другой, прошли десятки этажей, мне казалось, всех торговых центров в городе. Дима не скупился ни на какие бутики, он никогда не смотрел на ценник, я же всегда его переворачивала и иногда замирала в ужасе от таких цифр, все выброшенные Димой вещи не стоили и одной десятой суммы на ценнике одного из купленных мне платьев.