После того, как Аню положили в больницу, бабушка лишилась квартирантки и своих денег. А так как она привыкла иметь свои деньги, вновь встал вопрос о квартирантах. Но для этого нам с Зенеком надо было освободить нашу угловую комнату и переехать в ту, которую занимала бабушка. После тяжелого разговора, мы согласились, поменяться комнатами, мы с Зенеком переехали в бабушкину комнату, а бабушка заняла угловую и бывшую кухню. В угловой комнате она поселила четырех квартирантов – женщин, а сама свою кровать поставила в бывшей кухне. Опять она стала хозяйкой со своими деньгами, а я с опостылившими мне квартирантами.
В середине ноября я решила ехать в Ленинград, отвозить диссертацию на рецензирование. Время поджимало, откладывать было некуда. До этого я списалась с Галиной Тимофеевной Тихомировой, профессором из Ленинградской Академии, и она любезно согласилась быть моим рецензентом. Наша соседка, Анна Фроловна, из дома напротив, дала мне адрес своей сестры, которая жила в Павловске, чтобы я смогла у нее остановиться. И вот я опять в Ленинграде, и опять в зимнее время. Это сколько лет прошло?! Больше пяти лет! Тогда девчонкой я приехала в этот город, чтобы встретиться с Олегом, бежала к нему на свидание к Эрмитажу и замирала от мысли, что он не придёт. Была полна любви к нему. Хотела быть с ним всю жизнь, но увы это не стало реальностью. Теперь я была замужем за другим и ожидала ребенка. А Олега уже не было в этом городе. Он закончил учебу и уехал.
Я нашла тети Ани сестру, передала ей небольшую посылку со Львова и просьбу приютить меня на пару дней. Потом я поехала к Галине Тимофеевне, моему рецензенту, предварительно договорившись о встрече. Она жила недалеко от центра в четырехэтажном здании на втором этаже. Хорошо, что только на втором, так как в моем положении преодолевать этажи становилось все труднее. Галина Тимофеевна оказалась очень приятном и гостеприимном человеком. Она усадила меня за стол и напоила чаем. Чай был как раз кстати. На улице было довольно холодно, и я пока добиралась к ней немного подмерзла. Я передала ей экземпляр моей диссертации, который привезла с собой. Она раскрыла и бегло просмотрела страницы. Сказала, что ей надо внимательно ознакомиться с этой проблемой и затем она пришлет мне рецензию по почте. Вопрос со вторым рецензентом тоже был решен, и с ним тоже надо встретиться пока я в Ленинграде. Я попросила Галину Тимофеевну, если это возможно, помочь мне назначить эту встречу на завтра. Галина Тимофеевна, взяла телефон и позвонила.
– Андрей Юрьевич, тут приехала женщина-соискатель со Львова. Помните Вас назначили рецензентом по ее диссертации. Она будет защищаться в нашем совете. Она привезла экземпляр для рецензии и хотела бы с Вами встретиться завтра. Как у Вас со временем?
Андрей Юрьевич что-то ответил.
– Элеонора Ивановна, – она повернулась ко мне. – Вас устраивает час дня?
– Да, конечно, – поспешно ответила я.
– Да, нас устраивает это время, – продолжила она говорить по телефону. – Так значит завтра в час у Вас на кафедре.
– Но вот о встрече мы договорились. Давайте я Вам напишу адрес и маршрут, как найти нашу академию и его кафедру.
Галина Тимофеевна взяла листочек бумаги, написала на нем адрес и как добраться. Спросила, где я остановилась, сказала, чтобы я была осторожна, на улице снег и может быть скользко. Потом проводила меня до дверей и сказала, чтобы завтра я не опаздывала. На следующий день я встретилась со своим вторым рецензентом. На встрече была и Галина Тимофеевна. Андрей Юрьевич и Галина Тимофеевна попросили меня вкратце изложить сущность моей работы. Спросили, когда я планирую защищаться. Я сказала, что наверно не раньше следующей осени в связи с семейными обстоятельствами. Они понимающее кивнули головами. Пообещали не задерживаться с рецензиями. Если будут вопросы, они будут звонить или пришлют письменно. Для связи я дала рабочий телефон моего руководителя и свой домашний адрес. Распрощались тепло, особенно с Галиной Тимофеевной. Все дела в Ленинграде были закончены, на обратном пути я заехала на вокзал и купила себе билет назад во Львов на следующий день.
Незаметно прошел ноябрь, уже и декабрь подходил к концу. Роды ожидались в январе. Мы с Зенеком хотели мальчика и придумывали имена для мальчика, но окончательного решения не было. В то время еще не было компьютерной диагностики и установить пол ребенка до родов было невозможно. Приданное для ребенка заранее не покупали. Плохая примета. В больнице после родов женщина с ребенком находилась не меньше недели, и родные за это время успевали купить все самое необходимое. По вечерам, после возвращения Зенека с работы, мы с ним отправлялись на прогулку. Было много снега, к вечеру подмораживало. Было скользко, и я боялась упасть, что очень опасно в моем положении, поэтому крепко держалась за его руку. Чувствовала себя неуклюжей, даже сапоги не могла самостоятельно застегнуть. Появилась плаксивость и чувство неуверенности. Процесс вынашивания нового организма – сложный процесс, требующий большой выносливости и терпения. Наверно поэтому Бог доверил это женщине.
На встречу Нового 1975 года Зенек хотел, чтобы мы пошли к его родственникам, но для меня это уже было сложно, и я отказалась. По его виду я поняла, что он был несколько разочарован и я предложила ему поехать одному. Он, конечно, отказался и вечером 31 го числа просто съездил к родным, чтобы поздравить их с наступающим праздником и сразу вернулся домой. Этот Новый год мы встретили очень скромно.
Шли последние денечки. Врачи мне определили, что роды должны быть не позже середины месяца. Чувствовала я себя нормально и пока не было признаков, что вот-вот. Правда я уже не могла себе позволить дальние прогулки пешком, как первое время в декретном отпуске. Уже даже небольшое расстояние до ближайшего магазина казалась непреодолимой дистанцией. 14 января, как-то неожиданно я почувствовала какие-то перемены в своем состоянии, появилась периодическая тянущаяся боль внизу живота, и я поняла, что это уже, наверное, схватки. Все это было пока терпимо, и я не стала паниковать, а стала ждать Зенека с работы. Когда он пришел, я сказала, что наверно мне пора идти в роддом. Мы собрались и пошли на троллейбусную остановку. До роддома, к которому относился наш район, надо было ехать остановок пять – шесть, и потом немножко пройти пешком. Троллейбус был полнехонький и совсем не было свободных мест. Я была в зимнем пальто и живот у меня не был огромным, поэтому никто не подумал, что я беременная, наверно просто толстая, и не уступили мне место. Зенеку наверно неудобно было просить, чтобы мне уступили место. Так я и доехала стоя на ногах. Хорошо, что не было толкучки и меня никто не придавил. Пришли мы в роддом. Был уже поздний вечер и двери закрыты, но на дверях была кнопка звонка. Мы позвонили. Нам открыли дверь. Я объяснила характер боли и добавила, может мне еще рано рожать и может вернуться домой. Но врач, который нас принимал сказал, что хотя схватки не столь интенсивны, домой мне возвращаться не надо. Первые роды могут быть длительными и длиться могут даже в течение суток, но для безопасности мне надо остаться в больнице. Меня провели в процедурную и начали готовить, чтобы положить в предродовую палату. Зенек еще оставался в приемном покое, заполнял какие-то бумаги. Меня переодели в больничную одежду и повели наверх в палату. Мне неудобно было в новой одежде, которая почти не прикрывала ничего, я стыдливо придерживала ее руками и поэтому, когда я проходила мимо Зенека я вскользь попрощалась с ним кивком головы и постаралась быстренько прошмыгнуть на лестницу. Родовое отделение было на втором этаже. В предродовой палате было несколько женщин. Женщины о чем-то переговаривались и время от времени начинали стонать, когда у них начинались схватки. Я попробовала лечь, но лежать во время схваток было невозможно. Я почувствовала, что схватки начали учащаться. Тогда я встала, вышла в коридор и начала ходить взад и вперед. Меня позвали в смотровую, и мужчина гинеколог начал проверять насколько пальцев у меня открылась шейка матки. Было всего на два пальца и это значит, что для родов я еще не готова. Это было сделано так грубо, что я вскрикнула от боли, для этого мужика я была просто конвейером на его работе. Мне сделали укол, чтобы ускорить процесс раскрытия и велели продолжать ходить, так как плод своим давлением будет помогать этому процессу. Тут в предродовой палате началось движение. У одной из женщин началось кровотечение. Ее быстренько забрали в родовой зал. Все это было рядом и все звуки оттуда были слышны. Сначала она постанывала, потом стала кричать, а потом крик превратился в рычание. Это было страшно слышать. Пробежали врачи с других этажей, из ихних разговоров мы поняли, что эта женщина не может родить самостоятельно, надо делать кесарево сечение. Через какое-то время все стихло, кто-то сказал, что ребенка и маму спасли.
А я все ходила и ходила по коридору. Я проходила на ногах с 11 вечера и не заметила, как наступило утро. Было чуть больше пяти утра. Меня позвали опять в смотровую, проверили величину открытия шейки матки. Пространство было уже достаточное для прохождения ребенка. Мужика, который меня проверял перед этим, не было в смотровой, наверно закончилась его смена. Мне сказали, что я уже готова рожать и повели в родильный зал. Там меня положили на специальную кровать и сделали укол, который вызывает потуги. Сделали укол и ушли, не объяснив как этот укол на меня будет действовать. В зале никого не было, кроме той женщины, у которой были трудные роды. Она лежала в дальнем углу в этом зале на кровати. Со мной стало происходить что-то непонятное, стало невыносимо жарко, по телу пробегали судороги. Мне стало страшно. Я начала кричать и звать на помощь. Пришла женщина врач и зашипела на меня со злостью, стараясь зажать мой кричащий рот своей рукой.
– Ты чего тут раскричалась, такая-сякая. У меня тут лежит женщина, у которой были трудные роды, а ты своим криком беспокоишь ее.
– Мне стало страшно от того непонятного, что происходит со мной. А вы все ушли и оставили меня одну. – начала я оправдываться.
Тут рядом с врачом появились акушерки. Они были вежливее и приветливее и стали успокаивать меня, что все так и должно быть. Потуги становились сильнее, мне сказали, как надо дышать и тужиться. Ребенок шел по родовым путям, в какой-то момент я почувствовала, как у меня раздвинулись лобковые кости, это вышла головка, была незначительная боль, а потом, как будто что-то плюхнулось и ребенок оказался в руках акушерки. Живот сразу спал, затем вышло детское место и роды закончились. Я спросила кто родился, мне сказали, что девочка.
– Девочка, – несколько разочарованно произнесла я. Мне хотелось мальчика. Мне хотелось воспитывать мужчину, -а почему я не слышу ее крика.
– Подожди, сейчас закричит. Она была обмотана пуповиной. Сейчас мы ее освободим.
И правда, через мгновение я услыхала крик моего новорожденного ребенка, который возвещал свой приход в этот мир. Потом мне показали ее уже завернутую в пеленки. Она смотрела на этот мир своим хитрым взглядом, в котором один глаз был прикрыт, а рот посасывал малюсенький пальчик. Я испугалась, почему у нее прикрыт один глаз, все ли хорошо с глазами. Меня успокоили, сказали, что глаз прикрыт от удовольствия. Девочку забрали и унесли в специальный бокс, где находились новорожденные детки. Моя дочка родилась без пяти минут шесть утра, 15 января 1975 года.
Я еще оставалась лежать в зале, когда рядом со мной положили еще одну женщину, я ее видела в предродовой палате. Она начала рожать, и я со стороны могла наблюдать процесс рождения ребенка. Вот показалась головка, а вот постепенно выходит тело и вот ребенок родился. Честное слово – это очень волнующее зрелище видеть, как новый человек рождается. Это наверно одна из самых сильных эмоций, которые могут быть на этой Земле. И хотя я тоже только что участвовала в рождении, но я не видела этот процесс со стороны, кроме того, в моем процессе была боль и страх непонятных ожиданий. Я была рада, что я смогла это увидеть со стороны. А потом, пришла та злая врач и на живую стала шить мои разрывы. Она работала очень грубо и мне пришлось, сцепив зубы терпеть это. Потом эта нитка, которой она шила, должна была сама со временем рассосаться, но она так неаккуратно и грубо завязала узлы, что они не только не ушли, но и пришлось позже их отрезать, так как они мне натирали слизистую и начиналось воспаление. Когда был закончен весь процесс, меня отвезли в палату и положили на кровать. Теперь можно было и поспать после таких трудов и пережитых волнений. Моя дочурка тоже спит. А мне надо набираться сил, чтобы помочь ей начинать жизнь в этом мире.
Глава 2
Дочка
2.1. Первые дни новорожденной дочки
В больнице мы с дочкой пробыли целую неделю. Тогда было положено выписывать маму с ребенком только после того, как засохнет пуповина. Боялись, чтобы не было заражения. В моей палате было шесть коек и все были заняты. У двух женщин это были уже вторые роды, у остальных – первый ребенок. На следующий день пришла детский врач. Каждой из мам она рассказывала о состоянии новорожденных. Так было положено. Рассказала она и мне о моей дочке. Сказала, что ребенок здоровый, есть некоторая желтушность на коже, потому что у меня с дочкой не совпадает резус фактор, у меня положительный, а у нее отрицательный. Это не страшно, желтушность скоро пройдет. Наблюдается косолапость и в шесть месяцев ребенка надо будет показать хирургу. Косолапость меня встревожила и в записке к мужу я написала, что у ребенка что-то с ножкой. Пусть тоже попереживает, подумала я. Зенек сказал об этом своим родным. Там забили тревогу. Девочка и что-то с ножками! Слава, Зенека сестра, нашла знакомую медсестру в этом роддоме и попросила все узнать поточнее. Та успокоила их и придя ко мне в палату поругала меня, что я подняла панику. У девочки все в порядке с ножками. Потом оказалось, что действительно не было никакой косолапости, врач поставила неправильный диагноз.
У каждой из женщин оказались какие-то маленькие проблемы с детками, но у одной ребенок родился с большими нарушениями нервной системы. Ей детский врач сказала, что сразу же ее мальчика надо будет поставить на учет к невропатологу. Это конечно было очень плохое известие. У этой женщины уже была дочка, лет десяти, а это второй ребенок. С дочкой не было подобных проблем. Женщина стала винить себя. Они получили новую квартиру, и она в декретном отпуске приводила ее в порядок, красила полы, стены и другое. Наверно это повлияло на здоровье ребенка. Не знаю, как сложилась дальнейшая судьба этого мальчика и его мамы. Ее через какое-то время перевели на другой этаж, где лежали мамы и детки с какой-нибудь патологией. Хочется думать, что ребенок вырос нормальным. Просто мамам надо быть очень осторожными при вынашивании ребенка, чтобы потом не каяться всю жизнь.
Я потихоньку восстанавливалась после родов. Единственно, что мне причиняло боль – это те узлы, которые навязала мне врач, принимающая роды. Я пожаловалась медсестре, которая обслуживала нашу палату. Она посмотрела и сказала, что эти узлы не рассосутся и их надо отрезать, но я после этого должна быть осторожна и какое-то время не делать резких движений. Каждый день нам приносили наших деток на кормежку. Это было очень интересно. Моя дочурка смотрела на меня большими коричневыми глазками и была такая желтенькая, как будто только что с морского побережья с хорошим загаром. Мне очень хотелось посмотреть о какой косолапости говорила врач, но я боялась ее распеленать. Боялась, что будут ругаться. Тогда деток пеленали в пеленочки, не то, что сейчас, когда всех одевают в ползунки с дайперсами. Моя соседка по палате сказала: «Да не бойся, разверни, а потом опять аккуратно завернешь. Я так и сделала. Это надо было увидеть эти ножки: две палочки, на которых насажены ступни. «И как врач могла определить косолапость? –удивилась я»
Неделя прибывания в больнице постепенно подходила к концу. В больнице нас кормили, помогали восстанавливаться после родов, заботились о наших детках, но очень скоро все эти заботы лягут на мои плечи. Это меня как-то немного пугало. И я как-то сказала об этом моим однопалатникам.
– Сейчас, пока мы в больнице, всю заботу о наших детках взял на себя медперсонал. Но пройдут эти дни, нас выпишут, и я понятия не имею, что я буду делать с дочкой, -воскликнула я.
– Не переживай, -сказала мне одна из женщин, у которой это уже был второй ребенок. – День за днем ты научишься как заботиться и выращивать ребеночка, и не заметишь, как твой ребенок вырастит, станет на ножки и пойдет по жизни. У меня первой дочке уже почти 10 лет. Время пробежало быстро.
Как она была права!
Наступил день выписки. Зенек принес приданное для дочки и вещи для меня. Мое платье, которое я носила в последние месяцы беременности было несколько велико, а пальто, которое я сшила еще до родов, было несколько тесновато в плечах, я стала шире. Когда вынесли нам нашу дочку, всю в розовом одеянии, она была прелестна, я ее даже не узнала, в больнице я ее видела в серых пеленках. Был январь, холодно. Зенек пошел ловить такси, а мы, чтобы не простудиться, ждали его в помещении. Дома нас ожидали. Пришли родственники Зенека. Все охали и ахали: «какая малышка!» и сплевывали, чтобы не сглазить.
А на следующий день, для меня началась другая жизнь. Надо было заботиться и растить малышку. Зенек уходил на работу, бабушка уже не была мне большой помощницей. Началась стирка и глажка пеленок, ежевечерние купания в водичке с травами, кормление по часам, недосыпание. Мое время было полностью подчинено жизни малышки. Приходила детская врач и прикрепленная медицинская сестра из поликлиники. Взвешивали малышку, определяли правильно ли идет развитие. Оказалось, что у меня недостаточно молока и малышку надо прикармливать. Купили специальные смеси, потом на головке появились какие-то струпья, которые я пыталась счесывать, от чего кожа на головке становилась красной и так далее. В три месяца у нее прорезался первый зубик. Врач сказала, что это очень рано, но назад мы его не засунем и рассмеялась при этом. Я не сказала самого главного. Мы назвали нашу доченьку Дашенька. Это была идея мужа, я не перечила. Имя хорошее и мне тоже нравилось. В один из будних дней у Зенека был выходной, и я отпросилась пойти по делам в город. Все ему рассказала, что делать и как обращаться с ребенком. Я наверно отсутствовала часа четыре – пять, это было приятно вновь насладиться свободой, но конечно я помнила, что у меня есть маленький ребенок. Когда я вернулась домой, я увидела Зенека, ошалевшего от того, что ему пришлось почти целый день носить нашу Дашеньку на руках. Из пеленок торчали голые ножки и вообще она была запелёната сикось-накось.
– Где ты так долго ходила? -сразу же он набросился на меня. – Я тут чуть с ума не сошел. Только положу ее в кроватку, как она в крик. Так и спала весь день у меня на руках.
– Теперь ты знаешь, что такое маленький ребенок. А то вырастет, и ты не узнаешь, что это такое.
О проекте
О подписке