Цитаты из книги «В тебе есть всё: Психология полноты жизни»

Завершать Не сложно завершать обесценив, сложно видеть ценность, но признавать, что пришло время уйти. Не сложно уходить, поранившись и назвав другого агрессором. Сложно увидеть в нем человеческое и уйти с раной, но без обиды. Не сложно завершать, посчитав, что перерос отношения. Сложно признать, что где-то ты никогда не вырастешь как другой, и уходить равным, а не большим. Не сложно уходить, придираясь к мелочам. Сложно признать ценное большое и уйти, горюя об этом большом. Не сложно завершать уверенным, что твой выбор верный. Сложно уйти без знания правильности, лишь на ощущении, что дальше тебе в другую сторону и, возможно, это ошибка. Не сложно разломиться внутри на хорошее — плохое, чтобы уйти. Сложно вместить все хорошее и плохое, нежное и ранящее, дающее и забирающее, создающее и разрушающее, но завершить. Не сложно уйти от чуждого к лучшему. Сложно уйти от родного и понятного к неизвестному. Не сложно завершать в отвращении. Сложно уйти в насыщении с пониманием, что достаточно. Не сложно завершать как подросток, воюющий за свою ценность. Сложно уйти

Закрывать дефицит бывает больно Считается, что мы плачем оттого, что нам чего-то не дали (отвергли, а не приняли, воспользовались, а не поблагодарили, не любили, хотя должны были). Становится больно оттого, что чего-то не случилось, кто-то разочаровал, не оценил, оттолкнул и так далее. Но на самом деле иногда мы плачем оттого, что нам, наоборот, нечто дали. Если мы, конечно, позволяем себе даваемое принять. К примеру, мне маленькой, как мне кажется, не дали достаточно внимания и тепла, а тут вдруг обнимают и поют колыбельную, тем самым попадая ровно в место дефицита. И от внезапного попадания и заполнения этого места начинают течь слезы. Слезы от всегдашнего напряжения в пустом — до этого момента — внутреннем пространстве, от поднявшейся и осознанной давнишней тоски этого кусочка меня по теплу, которое вдруг случается, от отпускания и заживления дыры, в которую попал дающий. Как в конце драматического фильма с хорошим концом мы начинаем плакать от облегчения, выпуская все напряжение, переживаемое вместе с героями в течение просмотра. И для меня это очень важное место. Очень. Ведь мы часто не идем в близость с другими, так как считаем либо этих других, либо себя несовершенными и недостаточными. А мне видится — частенько мы не допускаем никого близко, выстраивая стопятьсот всевозможных защит, потому что если примем их тепло, то оно растопит давнишнюю боль и мы будем долго-долго плакать, расслабляясь и отпуская дефицит нелюбви.

Мы устроены удивительным образом! Мы устроены удивительным образом! Манипулировать и внушать человеку вину нам не стыдно, а открыто просить о помощи почему-то стыдно. Требовать, чтобы другой соответствовал нашим ожиданиям, — не стыдно, а не соответствовать собственным ожиданиям — стыдно. Опекать взрослого человека — не стыдно, а остаться в стороне и с уважением доверить ему его жизнь и решения — стыдно. Обвинить в эгоизме партнера — нам не стыдно, а признать собственные эгоистичные потребности — стыдно. Относиться к себе жестоко — не стыдно, а показать свою жестокость вовне — стыдно. Нападать и поучать — не стыдно, а извиняться — невыносимо стыдно. Какой-то очень грустный перевертыш. Будто про других не стыдно (хотя именно это токсично и разрушительно), а по-настоящему про себя стыдно (хотя это и значит быть видимым). А может, можно по-другому?

Фигура Бога может состоять из собственных родителей, может быть наряжена в свое же супер-эго, может быть назначена Судьей, заменяющим человеку необходимость личного выбора на «правильно — неправильно». С одной стороны, быть под Богом безопаснее, но с другой, признать свое невсесилие в мире — очень страшно. С одной стороны, в моем представлении, травматику намного проще жить с фигурой Бога внутри, с другой — именно травматику максимально сложно довериться и отпустить контроль. С одной стороны, знать, что не я устанавливаю правила, — облегчение, с другой — признание незнания правил (иначе Бог бы не был Богом) рождает напряжение. То, как я переживаю эти отношения «Ты — большой, я — маленькая», говорит обо мне важное и сокровенное, поскольку такие отношения хранятся в самом сердце, в самой уязвимой его части. Долго я считала, что мой Бог меня любит. Что Бог есть любовь. И на сегодня для меня это тоже так. Просто само понятие любви изменилось. Любовь бывает жесткой, настойчивой, болезненно повторяющей неусвоенный опыт, а не попустительствующей и всегда гладящей по голове.

Бог и я Наше представление о Боге больше говорит о нас самих, чем о Нем. Даже если прямо сейчас, читая этот текст, вы считаете себя последним атеистом — это же тоже определенные отношения с Богом и определенные о Нем представления. Для кого-то Бог наказывающий, для кого-то безразличный, для кого-то издевающийся, для кого-то всепрощающий и любящий. А для кого-то Он сам себе единственный Бог. Бог (в это слово я вкладываю любое понимание Силы более

Другого (при этом не обвинив его в этих чувствах). Одним словом, тот, кто в моменте не закрыл глаза ни на свое Я, ни на Других, а вместил картинку полностью, не напав и не отвергнув ни одну из ее частей. Пережил сложные чувства, но не расщепился, не разлетелся на кусочки, а остался в мире как со своей неидеальностью, так и с неидеальностью мира.

Я и Другие В этом мире есть Я, а есть Другие. Я влияю на Других, Другие влияют на меня. Именно в месте этого взаимовлияния, как мне кажется, рождается Личность. Или не рождается… Если в мире есть только Я — со своими желаниями, потребностями, эмоциями, — но нет соотнесения с Другими (а как им от моих желаний, а как им от моих импульсов, а как им от моих решений?), то это такое детское, пока еще эгоцентрированное в силу возраста, переживание себя в пространстве отношений. Если же я постоянно, наоборот, теряю свое «я» — со своими желаниями, потребностями, эмоциями, а есть только соотнесение с Другими и пристройка себя к ним — это ведь тоже детское переживание себя в мире. Просто в первом варианте ребенок более агрессивен, а во втором больше напуган. Взрослый, как мне кажется, появляется там, где есть Я и мое влияние на мир, есть Другие и их влияние на меня и при этом есть мой выбор, за который в каждый момент времени я буду нести ответ. Он хочет сесть на последний свободный стул, и я хочу сесть на этот же стул. Я выбираю, что в этот момент для меня важнее: сесть на стул и как следствие — принести ущерб Другому или уступить стул и как следствие — принести дискомфорт себе. В этой точке выбора не может быть правильного или неправильного, объективно честного или объективно нечестного решения. Здесь происходит серьезная внутренняя работа, какой в этот момент я готова быть. Насколько мне важен стул, насколько мне важно мнение этого Другого обо мне, насколько по ориентирам исключительно моей внутренней правды я в этом стуле сейчас нуждаюсь, насколько я готова нести ответ за свой агрессивный акт занятия последнего стула, насколько я могу выдержать себя уступающей. Выбор — он на то и выбор, что при нем я обязательно нечто потеряю. Нельзя выбрать все и сразу. И вопрос не в том, займу я стул или уступлю. Вопрос в том, признаю ли я произошедший выбор полностью своим со всеми вытекающими из него последствиями. Личность — это и тот, кто испугался и уступил, признав себя не в ресурсе быть «плохим» для кого-то (при этом не обвинив себя в слабости), и тот, кто решил, что ему важнее, и не уступил, признав злость и неудобства

Вот только что мы хотим от отношений? Расти, зреть, взрослеть в них или страдать, упрекать и разрушать друг друга? Какова моя роль во всем происходящем? Почему я так отчаянно смотрю на Второго, а не на себя? Вот самые сложные и важные вопросы. P. S. Если кто-то прочел этот текст как «сама виновата», то, возможно, это и есть главная сложность в отношениях — переживание себя центром всего. А если в вашем сознании я — центр или он — центр (есть плохой и хороший, святой и грешник, большой и маленький), то автоматически вы не выстраиваете равные отношения, а разрушаете партнера виной, чтобы самому в ней не захлебнуться.

внимания, он не хочет быть родителем, он занят только собой) — это не брать за них ответственность, что, конечно, безопасно, оставляет «взрослого» партнера в белом пальто, но нечестно по отношению ко Второму. Это совсем не вся правда. «Я не беру на себя ответственность ставить вопрос ребром, настаивать (а не страдать или бесконечно объяснять) на своем. Я боюсь выпрямиться в полный рост и показать свою силу». Так звучит, в моем переживании, правда. Уважать — это оставлять его со всеми домашними заботами без чувства вины, но с уверенностью, что он справится. Даже с кислым лицом. Даже раздраженный. Даже не радующийся перспективе. Никто не должен нам милых лиц и захлебывающейся радости от смены подгузников, уборки дома, подсунутой раковины немытой посуды или укладывания ребенка. Уважать — это перестать в целом ожидать приятного настроения партнера. Не рушиться оттого, что он не милый и не удобный, потому что вы от него что-то хотите или что-то не даете. Уважать — это не закрывать глаза, не адаптироваться и не пытаться переваривать то, что переварить не получается. Идти на собственный страх и риск разрыва в чертов кризис, прояснять, говорить о том, что неприемлемо, а не пытаться все подряд «принять». За почти десять лет практики я пока не встречала случая, чтобы, когда выжженная в пепел женщина наконец нашла силы сказать: «Я так больше не могу», ее муж тут же не предложил начать решать сложности, идти в терапию. Вопрос в том, что, доведя себя до полного выгорания, женщина уже не готова решать. Но каждая была бесконечно удивлена, что, оказывается, мужчине не все равно, оказывается, он не такой безразличный, как она фантазировала. «Я тут такая взрослая, а он такой инфантильный», простите, но нет. Взрослый человек не будет относиться к партнеру свысока, как к ребенку. Так ведет себя испуганная маленькая девочка (или мальчик), которой очень страшно иметь право на себя, доверять, разочаровываться и принимать решения. Так что не стоит вообще делить на взрослых и невзрослых. Взрослый не живет с ребенком. А вот ребенок, который все свое внутреннее внимание обращает на недостатки Второго, чтобы не смотреть на себя, — запросто. Опека и терпеж — это не про уважение, а про разрушение Второго, его инфантилизацию, про неверие в него и желание в первую очередь таким образом обеспечить собственную безопасность, безгрешность и принять крест страдания. Мы в большинстве своем незрелые. И одна из неосознаваемых целей эту свою испуганную, израненную, малознакомую, незрелую часть не видеть — сделать Второго маленьким, чтобы рядом с ним чувствовать себя пусть фигово, но устойчиво. Это не вопрос вины, а вопрос когда-то выживания.

Любить = уважать Долго во мне зрел этот текст, и знаю, что воспринят он будет неоднозначно, кому-то попадет в боль, и как ответ — последует агрессия. Все, что мне есть сказать, — это не «мнение свысока», а пропитанные собственными кризисами, драмами и признаниями личной причастности к происходящему в отношениях выводы. На осознанном уровне мужчина хочет уважения. На неосознанном, что уж скрывать, частенько жаждет быть усыновленным (комплекс матери еще никто не отменял). На осознанном уровне женщина хочет быть равной, на неосознанном, справедливости ради, завсегда готова быть всеобщей матерью. Вопрос в том, выстраиваем ли мы отношения, движимые совместным осознаваемым или неосознаваемым. Уверены ли в привычном, стереотипном, воспитанном предыдущими поколениями, выдавая неосознаваемое (часто детское) за сознательное (псевдовзрослое), или идем на страх хотеть большего, признавать собственный вклад, вносить ясность в происходящее, отказываться от того, что партнер хочет нам вменить. Я пишу исключительно про собственные, личные выводы, и слово «мужчина» в некоторых отношениях вполне может быть заменено на слово «женщина». Если еще точнее — в разных сферах отношений роли будут меняться. Вопрос вообще не в гендерной принадлежности, а в причастности к тому, что происходит с партнером. Уважать мужчину — это считать его равным. Точка. А значит, признавать партнера полноценным Вторым Взрослым, который осознанно выбрал тебя и все твое приданое. Рожденных и рождающихся детей, твой характер, твои интересы, твою потребность в личном пространстве. Если женщина, вступая в брак, оставляет себя живую, отдельную, двигающуюся вперед в той, прошлой жизни, это выбор, который приняла она, а не навязал мужчина. Точно так же и в обратную сторону. Уважать — это не опекать, не жертвовать, не долженствовать (я не хочу, но должна провести вместе вечер, я не хочу, но слушаю, как прошел его день на работе), потому что все перечисленное мы должны ребенку и автоматически этим, выделенным против собственной воли вниманием ставим Второго в детскую роль. Не нужно делать из партнера ни жертву (ему надо), ни агрессора (он требует). Нет. Не ему надо. Мне так привычно, мне важно быть милой и доброй в собственных глазах (или милым и добрым, жертвующим все и не получающим такую же жертву взамен). Объяснять другим человеком собственные выборы (он все время требует