Глава 2. Аукцион

В ослепительном блеске зала играет музыка. Повсюду снуют слуги в масках и серой форме, разнося еду и напитки. Богатые и именитые гости плавно вальсируют, знакомятся и флиртуют друг с другом. Раздаются смех, разговоры и шепотки. Здесь также присутствует и особая делегация Империи, которая явно решает свои темные дела. Официальность этого мероприятия изначально была снижена ввиду проводимого аукциона, однако это не мешает членам Имперского совета продолжать крутиться в своем кругу.

Все это великолепие я вижу через иногда распахивающиеся шторы, которые отделяют нас от шумного зала. Я и еще четырнадцать девушек и юношей стоим в ожидании начала аукциона, который является главной «изюминкой» бала. На каждом из нас золотой ошейник с выбитым номером лота – только это и отличает нас от гостей в зале, поскольку наши наряды ничуть не уступают в роскоши. Мое платье, сшитое из легчайшей золотой ткани, плавно подчеркивает все изгибы тела. Оно красивое и элегантное, но я ненавижу его всей душой, потому что меня разодели так, только чтобы выгоднее продать.

Мы оказались здесь не по доброй воле, хотя графиня, в чью усадьбу нас привезли, пятнадцать минут назад утверждала обратное перед всеми присутствующими на балу. С ее слов, каждый из нас желает найти своего покровителя, а «скромная» сумма выкупа – лишь приданное, которое обеспечит нам хорошую жизнь.

Но это в корне не так. Мы не увидим ни таллина из тех средств, что сегодня выручит графиня за «товар». Мы рабы, которых продадут самым богатым и успешным людям Империи.

– Уважаемые дамы и господа, – снова звучит мелодичный голос графини Бонтьемэ, и музыканты перестают играть мелодию, погружая зал в тишину. – Надеюсь, вы хорошо потанцевали и отведали напитков, в том числе лучших вин из моих погребов. Сейчас я, как гостеприимная хозяйка, предлагаю вам принять участие в увеселительном мероприятии, которое скрасит этот бал. А для тех, кто пришел сюда в одиночестве, – это прекрасная возможность найти себе идеального спутника! Итак, объявляю сегодняшний аукцион открытым и передаю слово моему другу Леопольду для оглашения первых лотов!

– Дамы, – раздается баритон Леопольда, – и господа! – Он выдерживает паузу, прежде чем продолжить речь: – Я рад видеть вас всех в столь восхитительных образах, которые вам очень идут. Мы с графиней Бонтьемэ наслышаны о вашей щедрости и безупречном вкусе, поэтому отобрали для вас самые эксклюзивные лоты, достойные вашего внимания!

Я стою в очереди последней, но волнение от других передается мне в полной мере. В ближайшие сорок минут решится наша судьба, а мы – окончательно лишимся прав свободных людей.

Когда занавес перед началом очереди открывается и нас обдает прохладным воздухом, у меня по спине пробегают мурашки. Чуть подавшись в сторону, я вижу, что у ног первого лота начинается балкон, по которому мы должны пройти и спуститься на позолоченный подиум. Слуга тут же одергивает меня и заставляет встать ровно. Мои руки дрожат, и я не знаю, куда их деть.

– Первый лот – восхитительная леди йелейских кровей!

Девушка, стоящая в нашей очереди первой, выходит на балкон и сразу получает громкие овации. На ней тончайшее платье из зеленоватой змеиной кожи и легкий шарф из невесомой материи. У нее идеальная, золотистая кожа и поразительно глубокие глаза, а мягкие черты лица делают ее еще более притягательной в глазах участников аукциона.

Она уходит с молотка за семьсот тридцать шесть тысяч таллинов – невиданный ценник. За такие деньги можно кормить город в течение года, не меньше.

– Лот номер два для дам. Горячий вэльский юноша!

Ему чуть больше двадцати, и он самый старший и сильный из нас всех. Однако мускулы не помогли ему сбежать от толпы головорезов, которых графиня приставила к нам для охраны. У него на спине, скрытой сейчас под тканью, остались не до конца зарубцевавшиеся раны, которые были нанесены ему несколько дней назад. За это двое охранников лишились головы, поскольку «избранному» товару графини нельзя было причинять вред. Но я уверена, что эти раны выставят как показатель его силы и мужской обаятельности.

– Пятьсот десять таллинов. Ставка принята. Ставок больше нет. Продано! Лот номер три – дева из заморского оазиса с певчим голоском!

У каждого лота были свои преимущества, которые выставлялись напоказ весьма искусным образом. Кто-то красиво пел, кто-то умел играть на инструментах. У некоторых девушек была осиная талия, у юношей крепкие мускулы. У меня же не было ничего из перечисленного.

Я сжимаю пальцами ткань платья.

Какой преподнесут меня? Уж точно не обычной дворовой девчонкой, какой меня выловили несколько недель назад.

Еще совсем недавно мои волосы были похожи на спутанную и грязную мочалку, а сейчас они лучились здоровьем. Ногти стали ухоженными и подстриженными, а на коже не было ни следа от ран. Две недели сотворили чудо даже из такого заморыша, как я.

Я погружаюсь в свои мысли и поэтому не сразу понимаю, что впереди меня никого не осталось. Когда голос Леопольда прорезает тишину, я дергаюсь как от пощечины:

– И-и-и-и… жемчужина нашей коллекции…

Моя нога в туфельке на высокой шпильке ступает на балкон.

– …юная дриада, лот номер пятнадцать!

Свет тысячи ламп на секунду ослепляет, стоит мне только выйти в зал. Я шагаю с гордо расправленными плечами, как бы показывая всем, что я не испуганный олененок и не боюсь жестоких людей в маскарадных масках, покупающих себе живые игрушки. Я пытаюсь притвориться, что совершенно не беспокоюсь за свое будущее, однако мое нутро на самом деле сковано из-за неизвестности.

Что со мной будет? Как будут издеваться? И, наконец, почему именно мне выпала такая судьба?

Все слезы я уже выплакала. Осталась лишь гордость. Хотя сколько я на ней продержусь?

Я смотрю на зал, полный горящих от предвкушения глаз, и мой внутренний запал потухает. Но я уже на подиуме. Хотя мое тело уже не выглядит щуплым и непропорциональным, мне еще нет и семнадцати. Правда, всем на это плевать.

Я знаю, кого они видят перед собой (мне посчастливилось краем глаза рассмотреть себя в зеркале): юную девушку с обворожительным взглядом и красиво уложенными волосами. Румяна мне к лицу, а вот подведенные сурьмой глаза делают меня старше. Однако никто даже не догадывается, что за прямой походкой скрывается трясущаяся от страха девочка, которая до смерти боится потерять все.

– Пятнадцать тысяч!

– Первая ставка принята. Мужчина из первого ряда – пятнадцать тысяч.

Пятнадцать тысяч? Неужели моя жизнь стоит столько?

Я вспоминаю начальные ставки других лотов и во мне начинает бурлить горечь. Самая минимальная ставка была в сто восемьдесят тысяч таллинов, а самая большая – семьсот тридцать шесть тысяч. Предпоследний и первый лот.

Неужели я настолько непривлекательна?

– Двадцать тысяч!

– Тридцать!

– Пятьдесят.

– Семьдесят.

– Ставка принята. Седовласый господин: семьдесят тысяч за юную дриаду. Кто желает стать ее хранителем? Не стесняйтесь. – Леопольд приближается ко мне, и я замечаю его отвратительную улыбку. Его волосы уже тронуты сединой, но он еще не растерял своей мужской привлекательности. Хотя в моих глазах он охотник, продающий дичь на разделку мяснику. И меня тошнит от одного его взгляда. – Покрутись, пройдись и вильни бедрами. Что в как статуя? – шипит он мне на ухо, а потом подносит мою облаченную в перчатку руку к губам и легко целует.

– Восхитительное, нежное создание, дамы и господа! Семьдесят тысяч раз, – продолжает он так громко, что у меня закладывает уши. Однако я подчиняюсь и делаю, как он говорит, прекрасно понимая, что если меня продадут за бесценок, то моя жизнь превратится в ад. Кто же станет беречь дешевую игрушку? – А как она элегантна, вы только посмотрите! Семьдесят тысяч два.

– Сто тысяч таллинов, – выкрикивает мужчина с животом, обтянутым бордовым костюмом. – Она и правда хороша.

Я обворожительно улыбаюсь, увидев результат своих действий, и воздух пронизывает новая ставка:

– Сто пятьдесят тысяч.

Я посылаю молодому мужчине воздушный поцелуй. Он хотя бы приятен мне, в отличие от брюзжащего слюной старика.

– Сто шестьдесят, – перебивает его толстый мужчина.

– Сто шестьдесят пять!

Я понимаю, что у юного участника аукциона не так много средств, но тихо надеюсь на его победу. Быть может, он окажется не так плох, как остальные?

– Сто семьдесят и не таллина больше, – снова возвещает толстый.

– Ставка принята. Советник Оллинз: сто семьдесят тысяч. Раз.

Когда в зале повисает молчание, я решаюсь на самый опасный эксперимент. Спускаюсь с подиума и под удивленным взглядом Леопольда подхожу к юноше, который делал на меня ставки. От него приятно пахнет чем-то терпким, и он смотрит на меня во все глаза. На вид он чуть старше меня.

– Сто семьдесят тысяч – два.

Я улыбаюсь и беру двумя пальцами веточку от вишенки, плавающей в его бокале, затем обольстительно надкусываю ягоду и принимаюсь медленно жевать ее, продолжая смотреть ему прямо в глаза.

В ответ он лишь сглатывает.

– Сто семьдесят тысяч – три.

Ну давай же! Видимо, в моем взгляде проскальзывает мольба, потому что он медленно выдыхает:

– Прости.

– Сто семьдесят тысяч – четыре…

– Да перестань ты играть на наших нервах, Леопольд! Девчонка моя, заканчивай уже, – кричит советник Оллинз. Его явно взбесила моя выходка. – И оттащи ее от сопляка леди Ашервли!

Я оборачиваюсь на Леопольда и вижу его сочувственный взгляд. Каждый в Империи знает, какой советник на самом деле.

Внутри меня все опускается, когда Леопольд завершает аукцион:

– И… сто семьдес… – Его слова обрываются, когда подходит слуга и что-то шепчет ему на ухо. Выражение лица Леопольда быстро меняется, но никто в зале не понимает, что происходит.

Советник начинает терять терпение:

– В чем дело?! Почему ты остановился?

Кивнув слуге, Леопольд переводит внимание на советника и расплывается в улыбке.

– Чего улыбаешься? Девчонка моя?

– Нет, господин советник. Есть новая ставка.

– НОВАЯ СТАВКА?

– Да. Миллион триста таллинов за дриаду – раз.

Советник меняется в лице, становясь красным как рак.

Зал взрывается бурным обсуждением. До меня доносятся отголоски фраз: «Кто это может быть?» и «За что такая сумма?».

– Кто?! – Возглас советника Оллинза заставляет шепотки в зале стихнуть.

– Анонимный покупатель, который сейчас находится в зале.

Я озираюсь по сторонам в его поисках, хоть и понимаю, что это может быть простым обманом устроительницы бала. Что, если графиня решила провернуть нечто подобное из-за того, что ее не устроила низкая цена? До меня доходили слухи, что она планировала получить за каждого хотя бы по двести тысяч.

– Кто эта крыса? Кто?

– Советник, прошу быть потише.

– Я спросил, кто он?

Ответом ему служат лишь переглядки дам да суровые взгляды мужчин в зале.

Советник Оллинз стоит недалеко от меня, и мне невольно становится страшно за свою жизнь, но тут я встречаюсь глазами с ним.

Он стоит у стены и не сводит с меня взгляда сапфировых глаз. Одет во все черное, а в петлице виднеется алая роза. На лице – железная маска, покрытая черной эмалью.

– Миллион триста – два. Три. Четыре. Пять. Продано!

Прежде чем меня уводят из зала, я успеваю увидеть улыбку, которую он прячет за бокалом вина.

Кто же ты, мой анонимный покупатель?