Китаец старый верною рукою
Иголки ставил, плоть мою врачуя,
Кружил над телом умною пчелою,
И, как пчела – нектар, болезнь он чуял.
«Клин клином! – старый лекарь говорил.
– Жизнь не щадила, тело не забыло,
Как плакало, страдало и любило.
И как держалось из последних сил».
И холод покидал безмерный тело.
Душа шептала: «Я тепла хотела,
Но не смогла я вынести невзгод».
Коль сломлен дух – и тело чуть живёт.
А как прожить ему в земной юдоли
Не испытав ни холода, ни боли?
Качал китаец старый головой:
«Я помогу – терпи. Господь с тобой!»
Вот ещё одно лето в город
Притащило жару и потность,
Жить мне легче, однако, в холод,
Солнце жарит сквозь шторы плотность.
Душ поможет чуть-чуть взбодриться,
Дохлой рыбой плыву к дивану.
Засыпаю – зима мне снится,
Буду спать, до зимы не встану.
Репертуар дождя не так велик,
Он песнь свою поёт без фонограммы:
То плачет тихо – так, как плачут дамы,
То хлюпает украдкой, как старик,
То, как младенец, сразу обо всём,
То сорванцом он шлёпает по лужам
И с хрипотцой по зонтику – простужен,
То землю рвёт неистовым свинцом.
Бывает, будто стая комаров,
Назойливо звенит перед окошком,
Потом мурлычет сладко, словно кошка,
И погружает в бесконечность снов.
То с силой гимна, зная свою власть,
Не попадая в ноты, заливая,
Он распоётся на неделю всласть,
Раскаты грома для души включая.
А я люблю, когда он шепчет мне,
Что любит свет в моём ночном окне…
Жизнь проходит в шелках иллюзий,
Я в бессонницу их латаю,
Красной нитью прошито: «Лузер».
Я отчаянно засыпаю.
А на полках толпятся книжки,
В них, как жить, мне дают советы.
А их много и даже слишком.
Вот один: мол, не ешь конфеты.
Я не ела почти неделю,
Я к прилавкам не подходила,
Но нисколько не похудела,
А несладко мне очень было.
Говорят, что любить всё надо:
Мыть тарелки и гладить блузку,
И тогда меня ждёт награда,
И морковка вдруг станет вкусной.
И стараюсь я улыбаться,
Осознать и принять советы,
И получится, может статься,
Но не в этой жизни, не в этой.
Взял собаку на охоту,
Мол, нашёл тебе работу,
Будем зверя добывать,
Хватит хвостиком вилять,
Приносить к дивану тапки
И совать мне в руки лапки.
Снег глубокий, лес кругом,
Я с собакой и ружьём.
Но собака вдруг пропала —
Может, зверя увидала.
Я ружье рванул с плеча,
Но, похоже, сгоряча,
Тишина, зверья не видно,
Пусть живут, но всё ж обидно,
Что добычу не несу,
Что полдня убил в лесу.
Вдруг! Глазам своим не верю,
Вижу – пёс играет с зверем,
То бежит за зайцем он,
То таится под кустом,
То опять стрелою в лес,
Заяц носится, как бес,
Тычет мордочкой в бочок,
Мол, догнал я, старичок.
И валяются в снегу,
Нет, стрелять я не могу!
Без добычи шли домой.
Но, поверьте, пёсик мой
Стал исправно в лес ходить,
Чтоб зайчонка навестить.
Вот такие тут делишки,
Нет жаркого, но есть книжки.
Я пишу стихи для вас,
Пёс к дверям – и скрылся с глаз…
От цветущего посёлка
Здесь осталось пять домов.
Ни коровы, ни ребёнка,
Боль старух да тьма котов,
Доживает век собака,
Скажем, общая для всех,
Приезжает автолавка
После дождичка в четверг.
Но картошка выручает
И солёный огурец,
Есть всегда варенье к чаю.
А облупленность крылец
Их общенью не мешает,
Дружно бабушки живут,
Сбились души в крепку стаю,
Даже песенки поют.
Как-то бабка заболела,
Даже чай не заварить,
Кошка Мурка, знамо дело,
Что без дела не сидит.
Принесла бабуле мышку:
Хочешь – смейся, хочешь – съешь.
Коль я есть, не будет крышки,
На безрыбье мышка – вещь.
Улыбнулася больная:
Мне бы, Мурка, молока,
Ну коль жизнь пошла такая,
Что отлёживать бока?
Вот приедет автолавка,
Молочка я прикуплю,
От души, не будет жалко,
Тебе мисочку налью.
А потом пришли подружки,
Как два слова – грусть, молчи,
И струился пар над кружкой,
И горел огонь в печи…
Крещенские морозы, вода острей ножа,
Стою с купелью рядом, любуюсь на моржа.
Конечно, восхищаюсь: не каждому дано!
Сама бы я, как камень, давно пошла на дно.
А он неспешно вылез, глаза его горят,
Читаю я молитвы от страха все подряд.
О Господи, помилуй, конечно, я грешна,
Но не хочу погибнуть, как Стенькина княжна.
Возможно, ты здесь, рядом, согреешь и спасёшь,
Но ухожу я садом, трясёт коленки дрожь.
А прорубь дышит паром, а прорубь ждёт моржей,
Дрожат мои коленки, мне страшно, хоть убей!
Весна звучала акапельно,
Так девочка, режим постельный
Преодолев, запела в ванне
На радость бабушке и маме.
А песнь весны поёт капель,
Зимы холодную постель
Снимает тёплою рукой,
Чтоб оживить её травой
И клумб подушки разбросать.
Да кто ж весной захочет спать?!
Конфеты, букеты, звонки, эсэмэски,
И радость в душе, и в глазах больше блеска.
Двоим не расстаться, романтика кружит,
И, кроме друг друга, никто им не нужен.
И смысл в каждом дне обретается чувством,
Но время проходит, как это ни грустно.
И двое живут, будто и не любили,
Привыкли, устали и даже забыли
Бессонные ночи и радость общенья,
И смысл бытия вызывает сомненья,
Но помнит пусть каждый, кольцо надевая,
Любовь надо нянчить – она же живая,
Ей нужно вниманье, тепло и забота,
Что счастье растить – непростая работа.
Но счастье – мечта, так что сил не жалейте,
Хотите иметь, так всю жизнь и лелейте.
Последняя любовь – отчаянное чувство.
Она любила вас рассудку вопреки.
Была её любовь, как это и ни грустно,
Как омут для души, пусть светлой, но тоски.
Она любила вас, с мечтой вступая в сговор,
Смеялась над собой, всё зная про шесток.
Пусть разум и судьба увещевали хором,
Какая уж любовь, коль осень на порог!
Но чувству своему дивилась словно чуду,
Не муча телефон и не желая встреч,
Знать, грела та любовь души её остуду,
Хотелось ото всех ей счастье уберечь.
Внимали небеса души её флюидам,
Остаться в стороне, похоже, не смогли.
Любовь – то дар небес, и это очевидно.
Вот и у вас в душе лилеи расцвели…
Зима под занавес закуталась в меха,
Мороз был очень щедр на бриллианты,
Вся в кружевах, прекрасна и легка,
Как дева, упражняясь на пуантах,
Снежинкою над сценою кружит.
Зима кружила, от весны скрываясь,
Был сердцу мил её прелестный вид
И мужество, но только зря старалась.
Весна идёт, пока что без одежд,
В плаще ветров, но с теплотой во взгляде,
И в ней таится трепетность надежд,
А в мае уж предстанет при параде.
Не зови меня в ресторан.
Что за радость поесть прилюдно,
Тост банальный шепча в стакан,
И его мне расслышать трудно:
В море музыки тонет зал,
Мельтешат полупьяные люди,
И твои по ним шарят глаза,
И форель остывает на блюде.
А мне хочется тишины,
При которой и слов не надо,
«Я» и «ты» там сливается в «мы»,
А сердцам там тепло и отрадно.
Когда закончится спектакль
С моим участьем в главной роли
И сыгранный по Божьей воле,
То всяк я получу пентакль —
То знак земли и даже боле.
Рассчитывать, что роль свою
Безукоризненно сыграла,
Сейчас, когда я на краю,
Я не скажу и без металла,
Но небеса благодарю,
Что ни тюрьма и ни сума
Меня на дно не затащили,
Что не сошла в тоске с ума,
В минуты нестерпимой были
Была надежды я полна.
И пусть не так меня любили,
Как пишут в книжках о любви,
Но чай вдвоём мы всё же пили
И соли съели пуда три.
Жаль, упускали блеск зари,
Но мудрость вечная царей
Меня смиренью научила,
Мол, понапрасну слёз не лей,
Коль роль такую получила,
Играй, не жди других затей.
Судьба – суфлёр, коли забыла.
Вот-вот закончится спектакль,
Но свет, однако, не зажжётся,
К чему он, коли есть пентакль,
А только он и остаётся…
Я прикинусь сибирским валенком,
Когда ветер слезой из глаз,
Когда знаешь всё о проталинках,
Но по горло в снегу увяз,
Я приду, коль запахнет жареным:
Тёплый валенок в жгучий снег,
У своей судьбы на экзаменах
И с надеждою на успех.
Мимо пусть каблучки все модные:
От мороза покруче дрожь,
Ведь зима такая холодная,
Как без валенок ты живёшь?
Я прикинусь сибирским валенком,
И Господь мне простит тот грех,
Ты же сразу поймёшь, не маленький:
Для тебя я теплее всех.
Как-то глупенький щенок захотел стать кошкой
И со всех четырёх лап прыгнул на окошко.
Не допрыгнул и упал, подвернулись лапки,
Хорошо, что он попал пузиком на тапки.
А потом глупыш решил на забор взобраться,
Долго он потом скулил, не хотел играться.
Помяукать захотел, получилось – лает,
Как же стать ему котом, тот щенок не знает.
Пёс сказал ему большой: «Глупый, не старайся!
Ты щенок, дружочек мой, им и оставайся».
Вот и ты, мой дорогой, про щенка читаешь,
Ты мальчишка, ты герой, девочкой не станешь.
Будет так, как создал Бог, ведь нельзя иначе,
А щенка жалеешь ты, но тогда тем паче.
Понимаешь, верный пёс охраняет, лает,
А котёнок моет нос и мышей гоняет.
Мальчик вырастет отцом, а девчонка – мамой,
Ведь смешно, коль кавалер назовётся дамой.
Твоим не верю я словам,
Твои не радуют приветы,
С тобой души моей зима
Не станет благодатным летом.
И в високосном феврале
Твоя рука моей не в помощь,
Я для тебя не свет в окне,
В моих глазах ты не утонешь.
Я это чувствую, прости,
Не стоит поддаваться страсти,
С тобой не суждено расти,
Расти душой, а в этом счастье.
Не стану я твоей судьбой,
Влеченье – глюки параллелей,
На этот шарик голубой
Мы с разной целью прилетели.
Не стоит меряться душой —
Чья хороша, а чья похуже,
Ты просто для меня чужой,
А мне родной, мне близкий нужен.
Не трать приветные слова,
Заждалась та, что станет близкой,
А наше дело – сторона,
Где разная у нас прописка.
Три тысячи чертей, а может даже, боле
Я вспомню поутру: был ночью снегопад.
И где он, тротуар? Стою как в чистом поле,
А дворник не успел, хоть сам тому не рад.
Красавица-зима, как всякая красотка,
Имеет дерзкий нрав: то снег, то гололёд.
И тащится народ неверною походкой:
Шажок, потом другой и в ноги упадёт
Безжалостной зиме; той по сердцу больницы,
Ей в радость белый цвет, знать, пофиг слабый люд.
Любила б зиму я, коли летала б птицей,
А тут чертей зову, те мигом тут как тут.
Три тысячи чертей, а может даже, боле…
О проекте
О подписке