Холмы, возникшие вдали, были не очень высоки, но казалось, им нет конца. Плавные извилистые контуры с чередованием голубых и серых тонов уходили в бесконечность и где-то далеко-далеко сливались с массой кудрявых облаков. Смеркалось, и на западе холмы исчезали во мраке. Долину, раскинувшуюся у самого их подножия, окутывала темнота, пронизанная серебристым светом.
Вдали, на горизонте, очень прямо высились две огромные сосны со стройными светло-рыжими стволами. Черные пятна болот, скованных зимним холодом, темнели вдоль дороги.
Дорога шла по песку, густо усеянному сосновыми иглами. Было слышно, как фыркают лошади, запряженные в дилижанс.
– Остановите здесь, – сказала я решительно.
Передав девочек Маргарите, я спрыгнула первая, тщательно отсчитала извозчику деньги – ровно по двенадцать су за лье, монета в монету, без всяких чаевых.
– Почему мы вышли здесь? – осведомился Жанно. – Еще далеко до Сент-Элуа, я помню.
– Не так уж далеко, всего четверть лье, мой мальчик.
Дилижанс двинулся, продолжая свой путь в Лориан, и оставил все наше многочисленное семейство на дороге. Я взяла у Маргариты Веронику, приказала детям взять вещи и пошла вперед, ничуть не заботясь о том, что предстоит по кочкам перейти через болото.
Почему я сошла так рано? Вероятно, потому, что хотела прийти домой пешком. Что-то основополагающее таилось для меня в этом ритуале. Пройти своими ногами, а вовсе не проехать по давно знакомым тропам, почувствовать всем телом дыхание бретонской земли.
Да. Дыхание земли. Оно вернет мне силы, покой и счастье.
Вот почему я так упрямо, самозабвенно, с каким-то странным наслаждением шла вперед, твердо и уверенно ступая по кочкам, глядя только перед собой, жадно, полной грудью вдыхая свежий лесной воздух, в котором витало неисчислимое количество ароматов – запах сосновой смолы, прелых листьев, мокрой хвои, даже запах ожидающегося дождя…
Вероника у меня на руках молчала, а Изабелла, которую несла Маргарита, заныла и заплакала.
– Дай мне ее, – сказала я.
Поменявшись детьми с Маргаритой, я достала из складок своей широкой юбки бутылочку с сахарной водой, нагретую теплом моего тела, на ходу приложила ко рту малышки и, поддерживая ее головку, стала поить. Изабелла была мужественной «походной» девочкой и прекрасно понимала трудности обстановки: не прошло и двух секунд, как она успокоилась и зачмокала с явным наслаждением.
– Вечно они ноют, ноют, эти девчонки! – проворчал Жанно. – Вот уж терпеть их не могу!
Я обернулась, пристально взглянула на сына.
– Ну-ка, милостивый государь, сможете ли вы повторить то, что я только что слышала?
Жанно понуро молчал. Выждав мгновение, я поняла, что он ничего не повторит.
– Правильно, – сказала я. – Ибо когда принц говорит так о сестрах, он явно заслуживает пощечины.
Мы спускались с холма в долину, и посреди нее я уже видела такие знакомые мне руины древних полуснесенных укреплений, поросших фруктовыми деревьями. Летом здесь гнездились малиновки. Теперь деревья казались голыми и крючковатыми.
– Мы почти дома, – проговорила Маргарита тихо.
Если бы это был тот, прежний дом! Прежний жил теперь только в моей памяти, но, надо признать, жил очень ясно и отчетливо, – так что, подумала я с усмешкой, если у меня когда-нибудь будет возможность, я, пожалуй, смогу отстроить его почти в точности.
Еще минута – и я увидела его. Почему-то до сих пор в душе жила то ли надежда, то ли воспоминание о чудесном замке, мягко белеющем в живописной долине и освещенном золотистым лунным светом. Таким я увидела Сент-Элуа в тот вечер, когда виконт де Крессэ привез меня сюда на своей лошади. Теперь – подумать только – не было ничего: ни того времени, ни тех обычаев, ни моей юности, ни спокойствия. Надо ли удивляться, что нет и Сент-Элуа.
– Быстрее, – сказала я решительно.
Отбросив раздумья и сожаления, я поспешила вниз и очень быстро оказалась в нескольких шагах от башни. Здесь по-прежнему темнели руины некогда белоснежной стены. Парк был выжжен, я видела силуэты лишь какого-то жалкого десятка деревьев. В башне был свет – мерцающий, слабый, однако он доказывал, что там кто-то есть.
Я ступила еще шаг и застыла на месте от ужаса, оглушенная собачьим лаем. Я отпрянула, различив во мраке черную массу шерсти и страшный оскал зубов, не зная даже, на цепи ли этот свирепый пес. Да и откуда он тут взялся?
– Ах ты боже мой! – вскричала Маргарита.
Изабелла у меня на руках проснулась, заплакала. У меня самой зуб на зуб не попадал. Вот так возвращение в родной дом! Вне себя от возмущения я пробормотала сквозь зубы проклятие.
– Он привязан, успокойтесь! Он может только лаять, – сказала я громко и внятно, чтобы успокоить испуганных детей.
Пес рычал и лаял с каким-то страшным подвыванием. Мы не двигались с места. Я не представляла себе, что делать. В этот миг низкая дверь башни распахнулась. На пороге появился высокий могучий мужчина – телосложение его было прямо-таки исполинское – с фонарем в руке.
– Убирайтесь прочь! – прокричал он на бретонском наречии. – Это дом принца де Ла Тремуйля, он неприкосновенен!
– Ах вот как?! – вскричала я, услышав подобное заявление. – Уйми сейчас же свою собаку, иначе тебе будет худо!
Я сама не знала, почему так расхрабрилась. Может быть, отчаяние придало мне сил. Мужчина ступил шаг вперед.
– Уж не ты ли это, Франсина? – проговорил он изменившимся голосом.
– Никакая я не Франсина. Я хозяйка этого замка, и я требую, чтобы меня немедленно впустили в дом!
Мысленно я уже сто раз чертыхнулась. Конечно, этого следовало ожидать. Меня так долго не было, что здесь неминуемо должен был поселиться кто-то чужой. Этого здоровяка я впервые видела.
– Принц де Ла Тремуйль мой дед! – тонким голосом прокричал Жанно из-за моей спины. – А граф д'Артуа мой папа!
Он не мог удержаться от соблазна чуть-чуть прихвастнуть.
– Ну, это мы еще увидим, – сказал мужчина. – А на всякий случай, если вы уж действительно наша сеньора, знайте, что я – Селестэн Моан, внук вашей экономки Жильды, которая служила еще его сиятельству.
Он прикрикнул на пса, и я быстро и беспрепятственно прошла с Изабеллой на руках к двери. За мной пошли и все мои подопечные.
– Это я потому сказал вам убираться, – проговорил Селестэн, – что в округе очень много попрошаек развелось. Шуанам есть надо, вот они и приходят в каждый дом забирать чего-нибудь. Ну а как скажешь им, что это дом принца, так они тебя и не тронут.
Я переступила порог, чувствуя, как щемит сердце. Все здесь было мне знакомо… И в то же время непривычно.
На каменном холодном полу были разбросаны пучки соломы, и где-то в углу копошились куры, видимо, пришедшие сюда погреться. Женщина сидела, сгорбившись у очага, – старая, дряхлая, совершенно седая, в сабо на босу ногу, в потертой бретонской шали, в опавшем сером чепце, покрывающем голову. Я узнала Жильду.
Она взглянула на меня и, вздрогнув, потянулась за палкой, чтобы подняться.
– Ваше сиятельство! – проговорила она по-бретонски. – Мадемуазель Сюзанна!
Я грустно улыбнулась, услышав такое обращение. Для старой семидесятипятилетней Жильды я все так же оставалась «мадемуазель Сюзанной».
– Сидите, Жильда, ради бога, сидите. Я только попрошу вас подвинуться, мне хочется положить поближе к огню малышек.
Я говорила это, в душе зная, что совершенно напрасно просить Жильду оставаться сидеть. Таковы уж были эти бретонцы: не в их правилах было встречать сеньора или сеньору сидя.
– Ведь вы нас даже не предупредили, мадемуазель Сюзанна! Уж мы бы постарались встретить вас у остановки дилижанса, – проговорила Жильда, поднявшись и тяжело опираясь на палку. – Эй, Жак! Хватит тебе лежать, хозяйка приехала!
Я подошла к Жаку – старому, седому как лунь и сгорбленному; он был посмелее Жильды и решился обнять меня.
– Похоже, вы привезли нам двух новых маленьких принцесс, мадам?
– Да, Жак, именно так. Жаль только, что у этих принцесс нет того, что было у меня.
– Это дело наживное, мадам. Все еще изменится.
Маргарита молча хлопотала над малышками. Взгляды постоянных хранителей этой башни были прикованы к ним, но никто не решался задать мне вопрос, откуда они взялись.
«Как вышколил их отец, – подумала я невольно. – Ведь каждый думает об этом, но никто не спрашивает, зная, что это не их ума дело».
Казалось, что очаг горит слишком слабо и что следует немедленно разыскать еще хвороста. В это мгновенье дверь распахнулась, и Селестэн Моан, словно предвосхищая мое желание, внес в башню целую охапку дров. «Он сообразителен, – подумала я. – Пожалуй, не стоит на него сердиться, он мне еще пригодится». Я знала, как нужны будут в Сент-Элуа мужские руки – здесь, где из мужчин есть только маленькие мальчики, лентяй Брике и старый дряхлый Жак, который хорошо разбирался лишь в своем кучерском ремесле.
– Мама, мама, смотри: наша Стрела еще здесь! – воскликнул Жанно.
Я только сейчас заметила: в правом углу башни была устроена конюшня с приделанной снаружи решеткой для сена и рига с дощатыми переборками. Здесь были свалены сельскохозяйственные орудия, сюда же Селестэн сбросил дрова.
– Да, Жанно, – прошептала я, – ты прав…
В стойле была Стрела – белая, стройная, но уже старая лошадь, свидетельница стольких моих авантюр. Каким образом она осталась жива? Жанно обожал ее. Он обхватил ее тонкими руками за шею, прижался щекой к серебристо-белой гриве.
– Какая чудесная лошадь, мама! Ты научишь меня ездить верхом?
Я думала о другом. Какое счастье, что есть лошадь! На ней можно пахать, на ней можно возить дрова из леса и воду… Все на свете можно сделать, имея лошадь!
– Она слепнет, мадам, – произнес Селестэн.
– Слепнет? – переспросила я.
Словно иглой меня кольнуло в сердце. Стрела, какая бедняжка! На миг мне показалось кощунством, что я собираюсь использовать эту лошадь для пахоты или чего-то подобного. Она стоила еще девять лет назад пятнадцать тысяч ливров, она – ирландских кровей, она королевская лошадь и создана для прогулок, скачек, охоты. Но я в ту же секунду поняла, что все это пустые сентиментальные бредни. Мне надо выжить. Сейчас только это имеет значение.
– Ничего, – сказала я жестко. – Ничего, что она слепнет, она все равно может работать.
Тихо всхлипнула Вероника, но Аврора была тут как тут с бутылочкой и рожком. Это было как раз то время, когда девочек надо кормить. «Авроре уже тринадцатый год, – подумала я. – Она должна стать мне помощницей. Завтра я надену на себя это ярмо – дом, хозяйство. Авроре придется взять на себя девочек. Мне некогда будет возиться с ними».
– Мадам, я хочу есть! – сказал Шарло.
– И я, – подхватил Жанно. – Я хочу пончиков.
– Милый, у нас нет пончиков, и ты это прекрасно знаешь.
Не ожидая ничьей помощи, я пересмотрела все запасы обитателей Сент-Элуа. У них было несколько мерок чечевицы, пять фунтов гречишной муки, мешок лука и видимо-невидимо сушеных винных ягод.
Жильда ковыляла за мной, словно пыталась оправдаться.
– Видит Бог, мы не виноваты, мадемуазель Сюзанна. Мы думали, этого хватит до конца месяца.
– Этого не хватит и до конца недели, – отрезала я.
Нас было одиннадцать человек, одиннадцать ртов. Что значили эти жалкие мерки чечевицы для стольких голодных желудков?
Маргарита поставила на огонь чечевичную похлебку – ее должно было хватить нам и на завтра. А потом? У нас есть лошадь, это правда. Но до весны еще очень далеко. Как нам прожить январь?
– Мама, я хочу куриную ножку и риса с подливкой, – чуть не плача попросил Жанно. – В приюте нам тоже давали одну чечевицу, меня от нее уже тошнит!
Ну что мне было ответить на это? Разве что опустить руки… сесть рядом с сыном и заплакать.
– Жанно, сокровище мое, мы…
– Знаю, мы бедные! Ну и что ж? Я все равно хочу есть!
Какие-то нотки в его голосе мне не понравились. Конечно, он еще совсем ребенок, и он правда голоден. Но он мужчина! Он не должен утяжелять мне жизнь.
– Возьми себя в руки, Жан, – сказала я сухо. – Если ты голоден настолько, что распускаешь слюни и превращаешься в девчонку, я отдам тебе свою порцию, чтобы ты успокоился.
Его губы задрожали.
– Не возьму! Я думал, ты меня любишь!
– Люблю. Но мне не нравится, когда ты ведешь себя так сопливо.
– Но я говорю правду!
– Я знаю, милый, – сказала я, смягчившись. – Но нам всем сейчас тяжело. Если мы станем кричать друг на друга, от этого станет еще тяжелее.
Жанно замолчал. Я погладила его по голове, не в силах прибавить что-либо еще к уже сказанному.
Чечевичной похлебки получилось много, и каждый мог съесть ее по полной миске. Я подумала о близняшках. На завтра еще оставалось молоко, купленное мною вечером на постоялом дворе, и, кроме того, они уже, наверное, могут кушать какую-нибудь жидкую кашку – овсяную, например, или сухарную, Особенно если сварить ее на молоке.
– Аврора! – сказала я. – Ты выставила молоко в погреб?
– Ну конечно! – отвечала она даже немного возмущенно. – Иначе бы оно скисло. Ты не думай, мама, я не глупая!
Я привлекла ее к себе. Мне было радостно, что она так привязалась к маленьким. Вероятно, будет нетрудно уговорить ее присматривать за ними – это для нее почти игра, и играет она роль маленькой мамы.
– А вот это сюрприз для вас, мадам! – произнес Жак. Кряхтя, он внес в дом увесистый бочонок, облепленный землей.
– Это вино, мадам. Два года назад, осенью, я зарыл его в парке, под кривым дубом… Тогда еще парк был. А вину пожар ничуть не повредил – можете сами попробовать!
Вино было отменное, насыщенное, – сто лет я уже не пила такого. Мы все выпили по два стакана, а Жак, довольный собственной предусмотрительностью, пил больше всех. После пятого стакана, выпитого им, я стала с тревогой посматривать на багрово-красное лицо старого кучера – не в его возрасте так напиваться! Но я ничего не сказала, не желая, чтобы он подумал, будто мне жаль вина. К тому же Жак и вправду был чрезвычайно рад моему приезду.
А вина было много – мы пили, пили, снова наливали из бочонка, а так и не выпили половины.
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Дыхание земли», автора Роксаны Гедеон. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанрам: «Остросюжетные любовные романы», «Исторические любовные романы». Произведение затрагивает такие темы, как «любовные приключения», «французская революция». Книга «Дыхание земли» была написана в 1993 и издана в 2021 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке