Читать книгу «Дыхание земли» онлайн полностью📖 — Роксаны Гедеон — MyBook.
image

7

Едва мы покинули зал, нас охватила прохлада влажной туманной ночи. Густой туман клубился в воздухе и, казалось, дышал. Сердце у меня стучало часто-часто, кровь прилила к щекам, и эта ночная влажность явилась для меня чем-то освежающе-острым, как бокал холодного шампанского в жаркую погоду.

– Куда вы меня несете? – прошептала я тихо-тихо.

Он остановился, осторожно поставил меня на палубу. Мои руки так и остались обвитыми вокруг его шеи. Где-то внизу плескались волны о борт корабля. Принц взял мое лицо в ладони, нежно-нежно поцеловал в глаза. В его губах, несмотря на нежность, я очень ясно ощутила нетерпение, давно сдерживаемую страсть. Я подалась назад, спиной наткнувшись на деревянную стену; его колено оказалось между моими податливо разомкнувшимися ногами. Он привлек меня к себе очень близко, явно испытывая желание, чтобы хоть какая-то частичка моего тела прикоснулась к его мужской плоти.

– Я был готов уже тогда, когда ты первый раз поднесла к губам бокал шампанского, – хриплым шепотом проговорил он. – Ты так прекрасна, что я не в силах больше ждать.

Странное дело – одни только эти слова, их смысл, подействовали на меня возбуждающе. Было необыкновенно лестно сознавать, что именно я вызвала такое вожделение. Мои бедра он крепко прижимал к себе, порывисто лаская спину, ягодицы, нежные местечки на талии, но головой я в томном ожидании откинулась назад, подставляя ему грудь. Его пальцы лишь слегка потянули платье с плеч, и дальше оно легко поползло само. Быстро, жадно он прикоснулся губами к соску, я, чтобы теснее соединиться с ним, обхватила ногами его бедра, горько сожалея, что, вынужденный поддерживать меня руками за талию, он может ласкать меня только губами… Мои руки блаженно и судорожно гладили его плечи, шею, волосы, на ощупь я нашла пуговицы его рубашки и, расстегнув их, коснулась пальцами его горячей груди. Боже, как хорошо… От сосков, чьи алые кончики он так терпеливо, так настойчиво, так умело ласкал языком и губами, возбуждение быстрыми, горячими волнами разливалось по телу, достигло самых дальних глубин лона, и я вдруг почувствовала, что начинаю сочиться от желания, что без него внутри меня невыносимо пусто… Зачем он так медлит? Я даже застонала: до того мне стало страшно, что я кончу, прежде чем соединюсь с ним…

– Уже, – прошептала я, ощущая, что почти не в силах сдерживаться. – Ну пожалуйста!

В эту минуту я почти не соображала, разум полностью умолк, осталось только пронзительное, горячее желание наслаждения. Я была так близка к желаемому… Он лишь приподнял меня, я обхватила его за шею и распахнула ноги. Мы слились так быстро, как только это возможно, мы стали одним существом, мы оба почти в унисон шли к одному – к удовлетворению. Он проник в меня не резко, не разяще, а спокойно, плавно, постепенно; он словно наполнил терзающую меня пустоту… Я снова застонала, прикусив костяшки пальцев, готовая даже не стонать, а кричать. Ожидание наслаждения почти мучило меня сладкой болью.

Он то был во мне, то уходил и снова возвращался, насыщая меня, становясь все сильнее, все больше, проникая все глубже. Темп убыстрялся, но мне было достаточно лишь нескольких сильных глубоких толчков, чтобы кончить: будто все напряженные узы плоти разрешились во мне, вылившись в горячую, влажную, невыносимую симфонию наслаждения. Он еще продолжал; я, пребывая уже на пике, уже достигнув цели, чувствовала его движение внутри себя, и наслаждение все длилось, продляясь на одну, две, три, четыре секунды, я бессознательно и страстно сжимала ноги, словно стремилась сделать этот миг бесконечным. Но вот миновал и самый пронзительно-сладкий момент, и я, удовлетворенная, обессиленная, дрожащая и истомленная, почувствовала, как кончил мой любовник, как бурно излился в меня, проникнув в самые глубины.

Следующие секунды прошли словно в забытьи. После такого фонтана ощущений и чувств у меня словно исчезли все силы. «Невероятно, – подумала я даже как-то изумленно, – после стольких месяцев!.. После стольких месяцев это произошло!» Очнулась я тогда, когда он целовал меня: спокойно, медленно, благодарно. Я открыла глаза, увидела нас словно сбоку – затерявшихся в море, в шумящих волнах, в густом белом тумане… Надо же, какая романтика. Мои ноги бессильно опустились вниз, я оправила платье.

– Обожаю тебя, – прошептал он. – Мы с тобой даже дышим в унисон.

– Я заметила, – проговорила я, глядя на звезды.

– Пойдемте, – велел он.

Но вместо этого снова подхватил меня на руки, будто испытывал желание ни на миг не отпускать меня от себя.

– Женщина-ребенок, – сказал он, улыбаясь. – Знали бы вы, как это возбуждает: оболочка невинности, наивная улыбка, незащищенность, а под всем этим – буря чувственности…

Он толкнул дверь ногой, внес меня в просторную каюту, приспособленною под спальню, уложил на постель – я почувствовала, как сладко пахнут розой белые простыни и шелковые покрывала… Граф зажег ночник, и уютный голубоватый свет залил комнату. Огромные букеты роз в фарфоровых вазах роняли лепестки прямо на постель.

– Что же вы не улыбаетесь, моя прелесть? Улыбайтесь! После шести лет разлуки начало было вовсе не дурно!

Он сел рядом, склонился надо мной, мягко погладил волосы.

– Надо же… И это – мое творение, мой бриллиант! Я создал его, отшлифовал, заставил сиять всеми цветами радуги. Я был великолепным ювелиром. Но бриллиант не раз уж приводил меня в замешательство. Ученица покорила своего учителя.

– Не воображайте многого… Я вовсе не была вашей ученицей. У меня врожденный талант, принц…

В его глазах снова полыхнул огонек желания. Он принялся раздевать меня: откалывал булавки, ловко находил пуговицы и расстегивал их, быстро распустил шнуровку… Моя кожа отливала золотом при свете ночника. Граф зачарованно погладил мое плечо – гладкое, нежное, чуть смуглое, соблазнительно вынырнувшее из-под платья.

– Там, на палубе, я не мог этого толком разглядеть… Что за женщина, черт возьми! Будь я проклят, если мне хватит ночи!

Я прижала его руку к щеке, доверительно прошептала:

– А знаете, сегодня все было великолепно. Ничего не может быть лучше, Шарль. Вы самый необыкновенный мужчина на свете.

Он тихо рассмеялся, явно польщенный.

– Никогда еще такие красивые губки не произносили более приятных вещей. Надеюсь, мне позволено будет удивлять вас и дальше?

– Как?

– Доказывая, что моя необыкновенность безгранична.

Раздевшись, он лег рядом со мной, опираясь на локоть. Я приникла лицом к его груди. С ним было так хорошо, так легко. Он обладал способностью устранять все заботы. Если бы еще не его легкомыслие! Наверняка в Шотландии я ему быстро надоем. И уже не будет кораблей, ужинов и роз… Уж таков этот граф д'Артуа – Дон Жуан, виконт де Вальмон, [Герой романа Шодерло де Лакло «Опасные связи», искушенный, жестокий, неотразимый развратник. ] больше всего влюбленный в новизну, разнообразие.

– Ну, моя прелесть? Что за грустные мысли в такой час?

Я уже не удивлялась его способности безошибочно угадывать мое настроение. Видя, как я доверчиво прильнула к нему, он пока не спешил, слегка касаясь губами моего уха, завитка волос, виска, где нежно голубела жилка… Я тяжело вздохнула, твердо решив не думать о плохом, и улыбнулась, поднимая на принца глаза…

Потом начались ласки. Везде, ничего не пропуская. Моя кожа теплела под его ласками так сладко, так многообещающе. Я с детства любила свое тело. Знала все секреты, все самые чувствительные места кожи, красоту которой ценила, не стыдясь этого самолюбования. А этот мужчина каким-то чудесным образом знал меня так же хорошо, как я сама, а может быть, и лучше.

Его губы прильнули к нежному алому соску правой груди, который напрягался под этим прикосновением от прилива горячей крови. Я подалась назад, откинулась на спину, ощутив на бедре то самое, могучее, налитое необыкновенной мощью.

Его пальцы были повсюду – на груди, бедрах, проникали в самое глубокое место между ногами, и от этого меня бросило в жар. У нас обоих кровь застучала в висках. Доселе я лишь понимала и молчала, но теперь, когда напряглись груди и лоно стало горячим, как пламя, мои пальцы погрузились в волосы Шарля, в беспамятстве я прижала его голову к груди, вскрикивая и задыхаясь под его ласками. Бедра выгнулись, томно задвигались. Я бы не могла этого сказать, но ясно чувствовала, что вместо пальца, который нежно возбуждал мое лоно, я бы предпочла кое-что другое, то горячее и сильное, что уже несколько раз с невероятным волнением чувствовала на своем теле. Я ответила на действия Шарля так страстно, что он понял меня.

Я сама развела ноги, чуть вздрагивающие от ожидания, и его сильные бедра легко улеглись между ними. Горячее дыхание коснулось моего лица; он, припав к моей груди, почему-то медлил, и тогда, содрогнувшись от сладкой истомы, я сама подалась ему навстречу.

Слияние было более длинным, чем в первый раз, но таким же бурным, со вздохами и вскриками. От одного оргазма меня словно океанской волной несло к другому, все получалось так легко, страстно, слаженно, Шарль был так умел и отзывчив, что, преисполненная благодарности к нему, радости и восторга, я прошептала, пребывая на вершине блаженства:

– Я люблю вас! Честное слово, люблю!

Он был неутомим. После четырех пленительных и неистовых соитий, после многократно пережитых мною невыносимых сладостных мук и высшего наслаждения, я изнемогла раньше, чем он. Мы не оставляли друг друга ни на минуту. Он шептал мне ласковые слова, говорил самые бесстыдные, но лестные вещи, и я, сначала краснея и только слушая, потом легко избавлялась от оков ложной стыдливости, совсем неуместной в эти минуты, и отвечала ему тем же, сама себе удивляясь. Этот человек был способен, казалось, добраться до самых моих глубин, открыть то, что и от меня было сокрыто.

Я была счастлива и не жалела ни об одной минуте, проведенной с ним.

8

Когда за окном забрезжил рассвет, серый-серый и туманный, я внезапно проснулась. Вряд ли я спала больше часа. А проснулась оттого, что подсознательно понимала: что-то очень непривычное есть для меня в том месте, где я сплю.

Было прохладно, я чуть замерзла. Шарль спал рядом, уткнувшись одной половиной лица в подушку. Вспомнив все, что было, я улыбнулась и, наклонившись, легко коснулась губами его щеки. Потом оглядела комнату.

Мое пурпурное платье было аккуратно разложено на диване. Но, кроме этого, сюда странным образом попало и мое черное дорожное платье. Я увидела свое белье, туфли, плащ. Мне было ясно: пока мы спали, кто-то позаботился о наших вещах. Вероятно, слуги. И они нас видели – спящих в одной постели.

Было слышно, как плещутся волны о борт корабля. Воздух был полон запахов моря, морской соли. Я осторожно поднялась. Потом, на цыпочках, чтобы не разбудить принца, побежала к своей одежде. Пора было собираться, часы показывали половину седьмого утра. Да и вообще, мне было крайне непривычно засыпать вместе с мужчиной в постели. Любовь любовью, но спать мне нравилось одной.

Я привыкла обходиться без горничных. Умывшись из поставленного в таз серебряного кувшина, я стала одеваться. Вечернее платье было мне ни к чему, я надела черное. И когда я, надевая туфли, уже думала о том, что надо разбудить принца, он вдруг сел на постели, глядя на меня, как мне показалось, с нескрываемым гневом.

– Что это значит? – спросил он холодно. Граф смотрел на меня так разгневанно и надменно, что я помимо своей воли немного испугалась. – Я вас спрашиваю, сударыня, что это значит?

– Это значит, – сказала я, выпрямляясь, – что мне уже пора.

– Вы собирались уйти, не сказав мне ни слова?

Я открыла рот, чтобы объяснить, что вовсе не собиралась так поступать, да и не могла бы, поскольку находилась на корабле, но не успела сказать ни слова. Он резко и гневно вскочил с постели, набросил на себя простыню подобно тоге римского патриция.

– Вы снова решили сбежать, оставив меня в дураках? Если бы я не проснулся, вы бы были уже далеко и сделали бы мне ручкой – да? Так это следует понимать? По-видимому, сударыня, вы не очень хорошо знаете меня, если полагаете, что снова буду терпеть то, что шесть лет назад вы сделали в Турине! Черт возьми! Мне такие номера вовсе не по вкусу!

Я поняла, чем вызван этот гнев, и заулыбалась. Мне захотелось подразнить принца.

– Не понимаю, – сказала я, – почему это я обязана вас предупреждать. Я свободная женщина и могу уйти тогда, когда мне пожелается.

– Черт побери, это просто возмутительно! Вы что, считаете меня идиотом? Я вчера вам сделал предложение, вы помните хотя бы это? Помните ваш ответ?

Меня забавляло то, что он воспринимает все это всерьез. Я подошла ближе, мягко зажала ему рот рукой. Потом, не давая ему прерывать меня, рассказала, как было дело в Турине. Рассказала о письме короля Виктора Амедея III, выставлявшего меня из страны. Потом нежно откинула со лба принца спутанные черные волосы, ласково поцеловала в губы.

– Успокойтесь, Шарль. Турин имел место сто лет назад. Мое слово теперь – крепче алмаза. Я никуда не убегу, с этой минуты вы обречены быть рядом со мной. Но в девять утра обычно просыпается Жан, и я должна быть рядом. Мне нужно на берег. И потом… прежде чем переехать к вам в Эдинбург, я должна вернуться в Сент-Элуа и кое-что там уладить.

Если предыдущие мои слова, как вода, потушили гнев графа, то последние подействовали просто ошеломляюще.

– Вы сказали, что хотите сначала вернуться? – переспросил он недоверчиво.

– Да. Это необходимо.

– Это чушь. Я не желаю об этом даже слышать! – сказал он надменно.

Ко мне тоже вернулась твердость.

– Вы можете не слушать, монсеньор, но я все равно уеду. Я не могу вот так, сразу, отправиться в Шотландию.

– А, по-видимому, в Бретани вы зарыли сокровища и не можете их бросить!

– Мне не нравятся ваши насмешки. Что бы вы ни говорили, я не могу уехать сразу.

– Почему сразу? Вы останетесь со мной на Йе. Я намереваюсь пробыть здесь два месяца, а если дела с Шареттом пойдут хорошо, то и дольше.

– И этого я не могу сделать. Я должна уехать в Сент-Элуа. Если вам угодно, мы можем договориться о следующей встрече.

Он пришел в ярость.

– Ловкий маневр, моя прелесть! Вы пытаетесь набить себе цену, не желаете сдаваться так легко, хотите, чтобы я упрашивал вас?! Уж не ошибся ли я в вас, моя дорогая?

Я возмутилась.

– Это вам судить о ваших ошибках, сударь. Хочу лишь напомнить вам, что я пока ни о чем вас не просила. Мне надо уехать в Сент-Элуа, но я обещаю вернуться, как только все улажу, – вам этого мало?

– Что вы уладите? Какие там могут быть дела?

– Сейчас как раз уборка урожая, если только вам известно, что это такое! – воскликнула я гневно. – Земля оставлена на попечение слуг. Я должна вернуться, чтобы за всем проследить. Потом урожай надо продать. Я не намерена терять или бросать то, ради чего трудилась восемь месяцев.

– Вы лжете! Ни за что не поверю, что какой-то там урожай или еще что-то не позволяют вам побыть со мной на острове! Может быть, вы еще скажете, что ваши овощи заставляют вас уехать именно сегодня утром?!

– Овощи – еще не главная причина.

Он так пристал ко мне с расспросами, что я, собравшись с духом, решила сразу все выложить. Мне плевать, как он к этому отнесется! Зачем откладывать, если ему все равно суждено обо всем узнать?

– В Сент-Элуа у меня две дочери, две маленькие девочки, которым нет еще и года. Я не могу расставаться с ними надолго. И тем более не могу бросить, сразу уехав с вами в Шотландию!

Он смотрел на меня так, словно я говорила какие-то совершенно ужасные вещи. Потом отступил на шаг и, так ничего и не ответив, взялся за шнурок звонка.

– Мне надо подумать, – сказал он резко.

На зов принца явился камердинер, который обычно помогал ему одеваться. Граф д'Артуа приказал подать кофе в спальню. Я, оставив его наедине с лакеем, вышла на палубу. Было совсем рано, но туман, клубившийся всю ночь, уже начинал рассеиваться. Море успокоилось и казалось почти гладким. Солнца не было видно, но мне показалось, что день будет теплее и яснее, чем предыдущий.

Был как раз тот утренний час, когда все вокруг только просыпается. Воздух еще удивительно свеж, не наполнен обычными дневными запахами, которые только начинают оживать. Ветер, прохладный, но приятный, ласково шевелил мои распущенные волосы. Наклонясь над бортом, я смотрела на серо-стальную воду, плескавшуюся внизу. О чем мне было думать? Ночь, проведенная на «Звезде морей», была прекрасна, и это утешило бы меня, если бы граф д'Артуа, узнав о моих дочках, решил отказаться от своего предложения.

Лакей с переброшенной через руку салфеткой подошел ко мне и поклонился.

– Монсеньор просит вас пожаловать в каюту, ваше сиятельство.

Итак, ожидалось продолжение разговора. Я вернулась в спальню. Граф д'Артуа, причесанный и надушенный, в халате из китайского шелка, перехваченном поясом, и домашних туфлях, уже сидел за столом, сервированным для завтрака. Взгляд, которым он окинул меня, был мрачен. Я села. Принц явно ждал, пока лакей нальет мне кофе и удалится.

– Вы меня поразили, моя милая, – сказал наконец граф д'Артуа с тяжелой усмешкой. – Вы это умеете. От кого же эти дети?

– От революции, – сказала я холодно, давно приготовившись к этому вопросу.

– Ну-с, и что это за любовник?

– Отвратительный, – проговорила я сквозь зубы.

Не мог же граф полагать, что я сейчас выложу все ему начистоту.

– Если отвратительный, что ж это вы так обожаете своих детей? Кстати, как я полагаю, это близнецы? Не можете оставить их и на неделю – Боже, как трогательно!

– Я их люблю, потому что они мои. И не могу оставить, в этом вы совершенно правы. Своего сына я слишком часто оставляла. Больше этой ошибки я не повторю.

Он раздраженно отбросил салфетку.

– Моя дорогая, иногда ваше упрямство выводит меня из себя. Вы что, склонны считать, что даже неделей не можете пожертвовать ради того, чтобы побыть со мной?

– Принц, – сказала я, – сейчас я сообщу вам нечто такое, чего никто во мне не сможет изменить. Для меня ни один любовник на свете не стоит моих детей. Никто с ними не сравнится. Я всем пожертвую ради детей, но не наоборот. Такова уж я, ваше высочество. Ваша воля – принимать меня такой или не принимать. Что угодно во мне может измениться, только не это.

– М-да… И вы решительно не намерены остаться?

– С детьми – останусь навсегда.

– Ну а кто же отец этих отпрысков, вы скажете?

– Никогда не скажу.

Он усмехнулся, глядя на меня.

– Вчера вы не высказали мне никаких условий. Что ж, как мне это ни неприятно, я согласен признать, что право на вашей стороне.