У нас исключительно подвижное войско. Все прислали сюда своих лучших конников. Я собственными глазами видел, как девять тысяч легкой кавалерии салдэйцев выполняют сложнейшие маневры с такой ловкостью, что комар носа не подточит. Мы нанесем здесь Тени немалый урон, но троллоков слишком много. Больше, чем я ожидал. И при отступлении мы будем бить врагов. Мы найдем способы наказать их, и за каждый шаг они расплатятся своей смердящей кровью. Да, Лан. Ты поручил мне командовать на поле битвы, и таков мой совет. Не сегодня, и не завтра, и, наверное, не на следующей неделе, но отступить нам придется.

Лан молча шагал вперед. Прежде чем он сформулировал ответ, небеса разорвала голубая вспышка. Сигнал тревоги из ущелья. Сменным отрядам срочно понадобилась помощь.

«Потом поразмышляю об этом», – подумал Лан. Гоня от себя усталость, он бросился к коновязям, где конюх должен был оставить Мандарба.

Он только что сменился, отправляться в бой от него не требовалось, но Лан уже принял решение. Он поймал себя на том, что кричит Булену, чтобы тот седлал коня, и почувствовал себя круглым идиотом. О Свет, как же он привык к этому парню…

«Агельмар прав, – думал Лан, когда конюхи, мешая друг другу, готовили Мандарба к новой вылазке. Конь волновался, почуяв настроение хозяина. – Они пойдут за мной, как пошел Булен. И умрут во славу давно погибшего королевства… И сам я тоже умру… И чем это отличается от геройства Тенобии?»

Вскоре, пустив Мандарба галопом, он примчался к линии обороны, где обнаружил, что троллоки вот-вот ее прорвут. Вместе с прибывшим подкреплением Лан вступил в кипевший здесь бой, и той ночью они выстояли. Но рано или поздно этого не произойдет – и что тогда?

А тогда… Тогда Лан опять покинет Малкир и сделает то, что должен.

Войска Эгвейн собрались в южной части Поля Меррилор. Планировалось, что их Переместят в Кандор, как только армия Илэйн будет отправлена в Кэймлин. Силы Ранда еще не ушли в Такан’дар; вместо этого они сосредотачивались на севере Поля, где было проще собрать припасы. Ранд утверждал, что время для его выступления еще не настало; да ниспошлет Свет, чтобы он добился успеха в переговорах с шончан.

Перемещение такого количества людей – та еще головная боль. Созданные Айз Седай переходные врата вытянулись в длиннейший ряд, словно двери, ведущие в гигантский пиршественный зал. Повсюду толпились солдаты, ожидавшие своей очереди. К задаче по Перемещению войск не стали привлекать самых способных из владеющих Силой: в скором времени им предстояло вступить в сражение, а создание переходных врат лишь отняло бы у них силы, необходимые для более важного дела.

Несмотря на всеобщую толчею, солдаты – ясное дело – расступались перед Амерлин. Авангард уже на месте, полевой лагерь на той стороне разбит, так что пора и ей отправиться в путь. На утреннем собрании Эгвейн вместе с членами Совета просмотрела донесения о характере местности и отчеты поставщиков и квартирмейстеров. Как же хорошо, что она позволила Совету Башни принять действенное участие в этой войне! Многим из восседающих было больше сотни лет от роду, и порой они давали невероятно мудрые советы.

– Терпеть не могу, когда приходится так долго ждать, – признался ехавший рядом Гавин.

Эгвейн пристально посмотрела на него:

– Поле для сражения выбирал генерал Брин. Мы с Советом полностью доверяем его мнению.

Они проехали мимо иллианских Спутников, чьи начищенные до блеска нагрудники украшали Девять пчел Иллиана, а лица скрывались за решетчатыми забралами конических шлемов. Воины встретили Эгвейн приветственным салютом.

Она не была уверена, что рада видеть этих людей в рядах своей армии – ведь они присягнули на верность Ранду, а не Амерлин, – но Брин настоял на своем. По его мнению, в громадном войске Белой Башни не хватало элитного подразделения – такого, как Спутники.

– Все равно я считаю, что мы засиделись, – сказал Гавин, когда они миновали переходные врата и выехали к границе Кандора.

– Прошло каких-то несколько дней…

– И эти несколько дней троллоки разоряли Кандор.

Эгвейн чувствовала его недовольство. И еще она чувствовала его горячую любовь. Теперь Гавин – ее муж. Прошлым вечером Сильвиана провела незамысловатую церемонию бракосочетания. Как-то странно это, что Эгвейн пришлось поручать кому-то устроить собственную свадьбу, – но если ты наделен верховной властью, разве могут быть варианты?

На въезде в лагерь, разбитый на кандорской границе, они увидели Брина. Тот отдавал короткие приказы патрулям и разведчикам. Заметив Эгвейн, генерал приблизился, спрыгнул с коня и с глубоким поклоном поцеловал перстень Амерлин, после чего вскочил в седло и отбыл по своим делам. Вел он себя весьма учтиво, хотя его, по сути, чуть ли не силой заставили возглавить эту армию. Хотя… все выдвинутые им требования были удовлетворены, так что еще вопрос, кто кого больше понуждал. Вести в бой войска Белой Башни – пожалуй, большая удача для Брина, ведь никто не рад, когда его отправляют в отставку и списывают со счетов. А человек, которого современники называют великим капитаном, – тем более.

Заметив, что рядом с Брином едет Суан, Эгвейн удовлетворенно улыбнулась. «Теперь он тесно связан с нами».

Она обвела взглядом холмы на юго-восточной границе Кандора. Хотя на них, как и почти везде в нынешнем мире, недоставало зелени, по мирной безмятежности этих возвышенностей нельзя было подумать, что страна за ними объята огнем. От столицы, под названием Чачин, остались одни руины. Прежде чем примкнуть к остальным порубежникам, королева Этениелле вверила спасательные операции Эгвейн и Совету Башни, и те сделали все, что могли: через переходные врата выслали разведчиков на главные тракты, поручив им высматривать беженцев и Перемещать их в безопасное место – если хоть какое-то место могло теперь называться безопасным.

Основные силы троллоков покинули горящие города и теперь двигались на юго-восток, к холмам и реке, по которой проходила граница между Кандором и Арафелом.

Подскакавшая Сильвиана заняла место рядом с Эгвейн – так, чтобы Амерлин оказалась между нею и Гавином. Хранительница летописей бросила на Стража один-единственный свирепый взгляд – честное слово, Эгвейн уже надоело смотреть, как эти двое беспрестанно грызутся между собой, – и поцеловала перстень.

– Мать.

– Сильвиана.

– Поступили новости от Илэйн Седай.

Эгвейн позволила себе улыбнуться. Что она, что Сильвиана, не сговариваясь, взяли за обыкновение величать Илэйн не по титулу, а по званию сестры Белой Башни.

– И?

– Она предлагает выбрать отдельное место, куда раненых станут отправлять для Исцеления.

– Мы уже решили, что Желтые будут Перемещаться от одного поля боя к другому, – заметила Эгвейн.

– Илэйн Седай беспокоится, что они попадут под удар, – объяснила Сильвиана, – а потому хочет организовать постоянный лазарет.

– Это и впрямь целесообразнее, мать, – заметил Гавин, потирая подбородок. – Выискивать раненых после битвы – весьма неприятное занятие. Даже не знаю, как расценивать идею отправлять сестер на поле сражения, усеянное мертвыми телами. Если верить великим капитанам, война может затянуться на несколько недель или даже месяцев. Рано или поздно Тень начнет уничтожать Айз Седай.

– Илэйн Седай была крайне… настойчива. – Лицо Сильвианы оставалось бесстрастным, тон – ровным, но каким-то образом она сумела выказать глубокое недовольство. В этом ей не было равных.

«Я сама помогла сделать Илэйн главнокомандующим, – напомнила себе Эгвейн. – Если откажу ей, создам дурной прецедент». Хотя, если подчиниться ее воле, все равно велика вероятность рассориться.

– Слова Илэйн Седай полны мудрости и здравого смысла, – наконец произнесла Эгвейн. – Передай Романде, что так и надо поступить. Пускай вся Желтая Айя соберется в месте, предназначенном для Исцеления. Но не в Белой Башне.

– Мать? – удивилась Сильвиана.

– Шончан, – напомнила Эгвейн и приструнила змею, что свивалась кольцами у нее в глубине души всякий раз, когда она думала об этой угрозе. – Я не допущу, чтобы на Желтых сестер напали, когда они остались одни и истощены после Исцеления. В Белой Башне небезопасно. Она находится под пристальным вниманием врага – если не шончан, то самой Тени.

– Разумно, – с неохотой признала Сильвиана. – Но где, если не в Башне? Кэймлин пал, а Пограничные земли под ударом. В Тире?

– Едва ли, – ответила Эгвейн. Устроить лазарет во владениях Ранда? Слишком очевидно. – Передай Илэйн такое предложение: не согласится ли Первенствующая Майена предоставить для этих целей какое-нибудь здание – из тех, что побольше? – Эгвейн хлопнула по седлу. – Отправь с Желтыми послушниц и принятых. На поле боя им делать нечего, так что пусть направят силы на Исцеление.

Вступив в соединение с Желтой сестрой, даже слабейшая из послушниц могла предоставить Айз Седай ручеек Силы для спасения человеческой жизни. Многие будут разочарованы: они уже рисовали в своем воображении картины, как сражают троллоков. Ничего. К бою они не подготовлены, так что пускай вносят свой вклад в общее дело, не путаясь под ногами.

Эгвейн глянула за плечо. Переход через врата завершится еще не скоро.

– Сильвиана, передай мои слова Илэйн Седай, – сказала она. – Гавин, мне еще нужно кое-что сделать.

Чубейна они нашли в долине к западу от реки, разделявшей Кандор и Арафел, где он распоряжался возведением лагеря для командования. Отсюда войска отправятся по этой холмистой местности, навстречу троллокам; ударные отряды займут соседние долины, а на холмах будут развернуты лучники и оборонительные отряды. План состоял в том, чтобы причинить троллокам максимальный ущерб, а для этого атаковать их тогда, когда они попытаются захватить холмы. Ударные отряды смогут смять вражеские фланги, пока оборона будет удерживать пригорки, покуда достанет сил.

По всей вероятности, в итоге армию Эгвейн вынудят отступить с холмов и вытеснят в Арафел, но на этих широких равнинах кавалерия будет иметь преимущество, тогда и настанет ее черед. Силы Эгвейн, как и войска Лана, должны были замедлить продвижение троллоков, пока Илэйн не разобьет врага на юге. В идеале надо продержаться до прибытия подкреплений.

Чубейн отсалютовал и сопроводил новоприбывших к установленной поблизости палатке. Эгвейн спешилась и хотела было войти, но Гавин коснулся ее плеча. Вздохнув, она кивнула и пропустила Стража вперед.

Внутри, скрестив ноги, сидела на полу та шончанская женщина, которую Найнив называла Эгинин, хотя она и настаивала, что ее зовут Лильвин. За ней и ее мужем-иллианцем присматривали трое гвардейцев Башни.

Увидев Эгвейн, Лильвин тут же встала на колени и отвесила грациозный поклон, коснувшись лбом парусинового пола. Ее муж поступил так же, хотя с некоторой неохотой. Быть может, ему просто недоставало актерского мастерства.

– Свободны, – сказала гвардейцам Эгвейн.

Спорить они не стали, но вышли не сразу. Как будто Амерлин и ее Страж не совладают с парочкой, не способной направлять Силу. Мужчины…

Гавин отступил в сторону, и Эгвейн обратилась к пленникам:

– По словам Найнив, тебе можно доверять, Лильвин, хоть и в самой малой степени. Ой, да сядь уже. В Белой Башне никто так низко не кланяется. Даже самые распоследние слуги.

Лильвин уселась, но продолжала смотреть в пол.

– Я совершенно не оправдала доверия, не справилась с данным мне поручением и поставила под угрозу сам Узор.

– Да, – кивнула Эгвейн. – Браслеты. Я в курсе. Хочешь, чтобы у тебя появилась возможность вернуть этот долг?

Женщина снова поклонилась, упершись лбом в пол. Эгвейн вздохнула, но, прежде чем успела приказать ей выпрямиться, Лильвин заговорила:

– Клянусь Светом и своей надеждой на спасение и возрождение, что буду служить тебе и защищать тебя, Амерлин, правительницу Белой Башни. Хрустальным троном и кровью императрицы я связываю себя с тобой, обязуюсь выполнять все твои приказы и беречь тебя ценой собственной жизни. Именем Света, да будет так. – И она поцеловала пол палатки.

Эгвейн ошеломленно смотрела на нее. Нарушить такую клятву способен только приспешник Темного. Хотя любой из шончан – без пяти минут друг Тени.

– По-твоему, меня недостаточно хорошо защищают? – спросила она. – Думаешь, я испытываю недостаток в слугах?

– Я думаю только о том, как выплатить долг, – ответила Лильвин.

В ее голосе чувствовалось напряжение. Искренняя горечь, которую не подделаешь. Этой женщине совсем не нравилось так пресмыкаться.

Встревоженная Эгвейн сложила руки на груди:

– Что ты можешь рассказать о шончанской армии, ее численности, вооружении и о планах императрицы?

– Кое-что мне известно, Амерлин, – ответила Лильвин. – Но я была капитаном корабля. То, что я знаю, касается шончанского флота, а в этом для тебя не много пользы.

«Ну разумеется», – подумала Эгвейн и взглянула на Гавина. Тот пожал плечами.

– Умоляю, – тихо промолвила Лильвин, – позволь мне проявить себя. Я утратила почти все. Даже мое имя больше мне не принадлежит.

– Для начала, – велела Эгвейн, – расскажи про шончан. Все, что знаешь, пусть даже эти сведения кажутся тебе несущественными. Они все равно могут быть полезны. – Или помогут разоблачить Лильвин как лгунью, что тоже неплохо. – Гавин, принеси мне стул. Послушаю, что она скажет. А там будет видно…

* * *

В свете стоявшей на столе единственной лампы Ранд, заложив руку за спину, копался в груде карт, записок и донесений. По пустому шатру кружил ветерок, и вместе с ним танцевал за стеклом лампы язычок пламени.

Оно живое? Этот огонек питается, движется сам по себе. Его можно притушить, придушить, так что по-своему он дышит. Да и что это вообще такое – быть живым?

Может ли быть живой мысль, идея?

«Мир без Темного. Мир без зла».

Ранд вернулся к картам. Увиденное впечатляло. Илэйн готовилась на совесть, и Ранду незачем было присутствовать на военных советах и планировать каждую битву. Все свое внимание он сосредоточил на севере. На горе Шайол Гул. На своей судьбе и своей могиле.

Ему больно было видеть, как эти карты, испещренные отметками о том, как расположены войска и отдельные отряды, сводят человеческие жизни к закорючкам на бумаге. Цифры, статистические данные… Да, он понимал, что для полководца жизненно важна ясность, определенная дистанция, отстраненный взгляд на происходящее. Но от этого становилось еще больнее.