Глава 9. Достойная смерть

Лан развалил голову мурддраала напополам, до самой шеи. Повинуясь движению коленей всадника, Мандарб попятился, и Исчезающий забился в предсмертных конвульсиях, роняя осколки черепа и заливая зловонной черной кровью скалу, окровавленную уже больше десятка раз.

– Лорд Мандрагоран!

Лан обернулся на зов. Один из его людей указывал в сторону лагеря, где к небу поднимался луч ярко-красного света.

«Уже полдень?» – подумал Лан и поднял меч, давая своим малкири сигнал к отступлению. На смену им спешили кандорские и арафелские войска – легкая кавалерия, вооруженная луками и осыпавшая троллочью массу тучами стрел, волна за волной.

Повсюду стоял тяжелый смрад. Покинув передовую линию, Лан и его люди проехали мимо двоих Аша’манов и одной Айз Седай – Коладара настояла, что, будучи советницей короля Пейтара, останется здесь, – поджигавших трупы троллоков плетениями Огня. Таким образом они затрудняли продвижение следующей волны отродий Тени.

Войска Лана продолжали выполнять отвратительную работу, сдерживая врага в ущелье, как смола сдерживает воду, пробивающуюся через течь в днище лодки. Отряды сменяли друг друга поочередно, ежечасно. Ночью местность освещали костры и плетения Аша’манов, не давая исчадиям Тени шанса пробить оборону.

После двух суток изнурительной битвы Лан понимал, что в конечном итоге эта тактика сыграет троллокам на руку. Люди вырезали их во множестве – хоть возами вывози, – но Тень годами накапливала силы. По ночам троллоки пожирали трупы, так что заботиться о снабжении продовольствием им не приходилось.

Заставив себя расправить плечи, Лан ехал прочь от передовой, навстречу сменным отрядам, и мечтал лишь об одном: как бы завалиться на тюфяк и проспать несколько дней кряду. Несмотря на солидное подкрепление, присланное Драконом Возрожденным, каждый солдат бывал в бою по несколько раз в день, а сам Лан то и дело заступал на дежурство без очереди.

Выкроить время для сна было непростой задачей, поскольку бойцам требовалось ухаживать за оружием, заботиться о снаряжении, собирать хворост для костров и доставлять припасы через переходные врата. Глядя на спутников, Лан размышлял, как бы добавить им сил. Рядом понурил плечи верный Булен. Надо бы сказать ему, чтобы больше спал, а не то…

Булен соскользнул с седла.

Лан выругался, осадил Мандарба и спрыгнул на землю. Метнулся к Булену и обнаружил, что его невидящий взгляд устремлен в небеса. В боку у парня зияла огромная рана. Кольчугу разорвало, будто парус под сильнейшим порывом ветра. Получив рану, Булен спрятал ее под плащом. Этого Лан не заметил – как не видел и рокового удара.

«Глупец!» – подумал он и коснулся шеи Булена.

Пульса нет. Мертв.

«Глупец! – повторил про себя Лан и склонил голову. – Не хотел расставаться со мной? Поэтому и прикрыл рану. Боялся, что я погибну, пока тебя будут Исцелять в лагере. Или не хотел утруждать владеющих Силой, зная, что они и без того на пределе…»

Стиснув зубы, Лан поднял безжизненное тело и закинул себе на плечо, затем встал, уложил его на Буленова коня и привязал поперек седла. Андер и принц Кайзель – кандорский юноша со своей сотней бойцов обычно шел в бой вместе с Ланом – торжественно стояли рядом. Чувствуя на себе их взгляды, Лан положил руку на плечо мертвеца:

– Ты выбрал верный путь, друг мой, и тебя будут воспевать из поколения в поколение. Да защитит тебя длань Создателя. И да примет тебя к себе последнее объятие матери. – Он повернулся к остальным. – Я не буду горевать! Пусть горюют те, кто испытывает сожаление, а я не жалею о том, что пришел сюда! Булен принял лучшую из смертей, и я не стану оплакивать его. Я стану его прославлять!

Не выпуская поводьев второго коня, Лан вскочил в седло Мандарба и выпрямился во весь рост. Нельзя, чтобы другие видели, насколько он измотан. Или как ему горько.

– Кто-нибудь видел, как погиб Бакх? – спросил он у тех, кто ехал рядом. – К седлу его коня был приторочен арбалет. Бакх и шагу без него не ступал. Я поклялся, что если арбалет случайно выстрелит, то велю Аша’манам оплести Бакху пальцы ног и свесить его со скалы. Вчера он погиб, когда его меч застрял во вражеской броне. Бакх потянулся за запасным, но еще двое троллоков завалили его коня вместе с всадником. Я думал, он уже мертв, и хотел было забрать тело, но гляжу – он встает, а в руках у него этот растреклятый арбалет, и Бакх пускает стрелу прямо в глаз одному из троллоков. В упор, с двух футов, навылет. Второй троллок добил его, но перед смертью Бакх успел распороть ему глотку засапожным ножом. – Лан кивнул. – Помню тебя, Бакх. Ты принял достойную смерть.

Какое-то время все ехали молча, а потом принц Кайзель добавил:

– Рагон. Его смерть тоже была достойной. Он направил коня прямиком в отряд из тридцати троллоков. Те выскочили на нас с фланга. Пожалуй, этим маневром Рагон спас жизнь десятку человек. Выиграл для нас время. Лягнул одного в морду, а остальные стащили его с коня.

– Да, полоумный он был, наш Рагон, – сказал Андер. – Я один из тех, кого он спас. – Он улыбнулся. – Да, достойная смерть. Светом клянусь, достойная. Но самое безумное, что я видел за последние дни, – это бой Крагила с Исчезающим. Помнит ли кто из вас?..

Въезжая в лагерь, бойцы уже пересмеивались и чествовали павших пусть не вином, но хотя бы словом. Лан отделился от остальных и отвез Булена к Аша’манам. Наришма – он как раз открыл переходные врата для повозок с припасами – кивнул Лану:

– Лорд Мандрагоран?

– Положим его в холод. – Лан спрыгнул с коня. – Когда все закончится и мы отвоюем Малкир, надо будет похоронить павших героев в достойной усыпальнице. А до той поры я не допущу, чтобы тело Булена сгорело или разложилось. Он был первым из малкири, кто вернулся под знамя короля Малкир.

Наришма кивнул, и в его косицах звякнули арафелские колокольчики. Пропустив первую подводу, он поднял руку, давая остальным знак повременить, после чего закрыл врата и потом открыл еще одни, ведущие на вершину горы.

Лан поежился под порывом налетевшего оттуда ледяного ветра и снял Булена с коня. Наришма хотел было помочь, но Лан отмахнулся и, покряхтывая, взвалил тело товарища на плечо, после чего ступил в переходные врата. Кусачий ветер царапал щеки так, словно то был не ветер, а заледеневший кинжал.

Лан положил Булена на снег, опустился на колени и почтительно снял с головы друга хадори. Его он возьмет с собой в битву, чтобы Булен не перестал сражаться, а после победы вернет хадори обратно. Таков был древний малкирский обычай.

– Ты молодец, Булен, – тихо молвил Лан. – Спасибо, что не отвернулся от меня.

Наконец он выпрямился – под сапогами захрустел снег – и с хадори в руке шагнул через переходные врата обратно в лагерь. Наришма закрыл врата, и Лан спросил у него, где находится эта гора – чтобы самому отыскать тело Булена в том случае, если Аша’ман погибнет в бою.

Конечно, сохранить таким образом тела всех павших малкири не получится, но один – лучше, чем ни одного. Лан обернул кожаную полоску хадори вокруг рукояти своего меча, прямо под крестовиной эфеса, и крепко затянул узел. Препоручив Мандарба конюху, он поднял палец и посмотрел в живые черные глаза скакуна и строго наказал:

– Впредь не кусай тех, кто за тобой ухаживает.

После этого Лан отправился искать лорда Агельмара. Военачальника он обнаружил близ лагеря салдэйцев, тот разговаривал с Тенобией. Шеренгами по двести человек стояли лучники и смотрели в небо, ожидая очередной атаки драгкаров. Когда Лан подходил к Агельмару, почва дрогнула и заурчала.

Солдаты хранили молчание. Они уже привыкли слышать, как стонет сама земля.

Голая каменная плита рядом с Ланом раскололась надвое, и он встревоженно отскочил. Новый толчок – и по плите поползли крошечные трещины толщиной с человеческий волос, и выглядели они крайне неестественно: чересчур глубокие и слишком черные. Хотя земля еще не перестала трястись, Лан шагнул вперед, не отводя взгляда от этих трещинок и пытаясь рассмотреть их во всех подробностях.

Казалось, за ними нет ничего, кроме пустоты. Эти трещины притягивали и впитывали свет. Лану казалось, что он смотрит на разломы в самой реальности.

Дрожь земли прекратилась, а несколькими вздохами позже сгинула тьма в глубине тончайших трещинок, и те приобрели самый обычный вид. Лан осторожно присел и принялся осматривать камень. Эта тьма… Может, померещилось? Что все это значит?

Его пробрал озноб, но Лан выпрямился и продолжил путь. «Устают не только люди, – подумал он. – Слабеет и мать-земля».

Он спешным шагом прошел через салдэйский лагерь – самый ухоженный из всех близ ущелья, поскольку за порядком здесь следили офицерские жены, а с ними попробуй поспорь. Большинство из тех малкири, кто не годился в строй, Лан оставил еще в Фал Дара, а в пришедших ему на подмогу отрядах почти все были воинами, обозников – раз-два и обчелся.

Но у салдэйцев все устроено иначе. Они, как правило, в Запустение не совались, но в остальных походах жены сопровождали мужей. Все они умели драться на ножах и при необходимости защищали лагерь до последней капли крови. Сейчас же они оказывали неоценимую помощь при сборе и распределении припасов, а также в уходе за ранеными.

Тенобия затеяла с Агельмаром новый спор по тактическим вопросам. Шайнарский полководец кивал, соглашаясь с требованиями королевы. Послушав, о чем идет речь, Лан пришел к выводу, что Тенобия неплохо разбирается в предмете, но дерзости ей не занимать. Она желала, чтобы войска вошли в Запустение и дали бой троллокам на той земле, которая их породила.

В конце концов она заметила Лана.

– Лорд Мандрагоран! – поприветствовала его Тенобия, окинув взглядом. Это была довольно красивая женщина, с горящими глазами и длинными волосами цвета воронова крыла. – Как ваша последняя вылазка? Увенчалась успехом?

– Убито еще больше троллоков, – ответил Лан.

– Мы сражаемся в славной битве, – с гордостью изрекла Тенобия.

– Я потерял близкого друга.

Тенобия молча посмотрела ему в глаза. Наверное, хотела увидеть проявление чувств, но их Лан не выказывал. Булен принял достойную смерть.

– Бойцы обретают славу, – сказал он, – но сами битвы славными не бывают. Битвы – это просто битвы. Лорд Агельмар, на пару слов.

Тенобия отступила в сторону, и Лан увел от нее пожилого военачальника, ответившего ему благодарным взглядом. Какое-то время Тенобия смотрела им вслед, а затем удалилась. По пятам за ней быстрым шагом следовали двое телохранителей.

«Если оставить королеву без присмотра, через какое-то время она сама ринется в бой, – подумал Лан. – Наслушалась песен и сказок…»

А разве не он только что рассказывал спутникам такие же сказки? Нет. Это другое. Лан чувствовал разницу. Объяснять воинам, что они смертны, учить их почтению к павшим… Это вам не песенки петь о том, как дивно было биться в первых рядах.

Как ни жаль, но эта разница познается лишь в настоящем бою. Да ниспошлет Свет, чтобы Тенобия не бросилась принимать необдуманные решения. Лан повидал немало юнцов с таким же огнем в глазах. Потушить его можно несколькими неделями изнурительной муштры, когда новобранец думает только об отдыхе, а не о грядущей «славе». Впрочем, Лан сомневался, что королеве подойдет такой способ выбивания дури.

– С тех пор как Калиан взял в жены Этениелле, Тенобия становится все более взбалмошной, – шепнул лорд Агельмар, шагая рядом с Ланом вдоль границы лагеря и кивая встречным солдатам. – Думаю, Калиан в какой-то степени сумел бы умерить ее пыл, но теперь, когда рядом нет ни его, ни Башира… – Он вздохнул. – Ну да ладно. Что ты хотел обсудить, Дай Шан?

– Мы сражаемся на совесть, – сказал Лан. – Но меня беспокоит усталость солдат. Боюсь, мы не сумеем сдержать натиск троллоков.

– Ты прав. Рано или поздно враг пробьется из ущелья, – согласился Агельмар.

– И что тогда? – спросил Лан.

– Будем биться здесь, на равнине, – сказал Агельмар. – А затем, когда больше не сможем держаться, станем отступать, стараясь выиграть время.

Лан оцепенел:

– Отступать?

Агельмар кивнул:

– Наша задача тут – замедлить продвижение троллоков. Какое-то время будем обороняться здесь, а затем станем постепенно отступать через Шайнар.

– Я пришел к Тарвинову ущелью не для того, чтобы отступать, Агельмар.

– Рискну предположить, Дай Шан, что ты явился сюда в поисках смерти.

Истинная правда.

– Я не оставлю Малкир на растерзание Тени. Только не снова, Агельмар. И я – и те малкири, что последовали за мной, – явились в ущелье, чтобы показать Темному, что мы не сломлены. И уйти после того, как мы сумели закрепиться…

– Дай Шан, – еще тише произнес лорд Агельмар, – ты настроен драться, и я уважаю твое решение. Все мы его уважаем. Сам факт твоего похода вдохновил тысячи людей. Допускаю, что ты того не хотел, но так пожелало Колесо – и сплело для тебя соответствующую цель. Трудно закрыть глаза на решимость человека, который вершит правое дело. Однако иной раз надо забыть о своих интересах ради чего-то более важного.

– Думайте, что говорите, лорд Агельмар. – Лан остановился и смерил седовласого военачальника генерала взглядом. – По-моему, меня только что назвали эгоистом.

– Верно, Лан, – ответил Агельмар. – Ты и есть эгоист.

Лан и бровью не повел.

– Ты здесь, чтобы расстаться с жизнью во имя Малкир. Цель, конечно, благородная. Но теперь, когда началась Последняя битва, глупее ничего не придумаешь. Ты нужен нам. Из-за твоего упрямства погибнут люди.

– Я не просил их следовать за мной. О Свет! Я сделал все, что мог, чтобы им помешать.

– Долг тяжелее горы, Дай Шан.

На сей раз Лан все же вздрогнул. Давненько его не выбивали из колеи одними словами. Он вспомнил, как втолковывал эту же истину пареньку из Двуречья – овечьему пастуху, не ведавшему, каков мир, и дрожавшему перед судьбой, что предназначил ему Узор.

– Некоторые, – продолжил Агельмар, – обречены умереть и страшатся этого. Другие обречены жить и вести за собой людей, но находят это обременительным. Если хочешь сражаться до последнего бойца – пожалуйста. Все они погибнут, воспевая эту славную битву. Или можешь сделать то, что нужно нам обоим. Отступить, когда стоять не будет сил, подладиться под ситуацию и продолжать сдерживать Тень – чем дольше, тем лучше. Пока другие армии не пришлют нам подмогу.