Самым показательным примером линии разлома первого типа (эта тема рассматривается в главе 1 данной книги) является возросшее неравенство доходов в Соединенных Штатах и политическое давление, которое оно оказывало на возникновение дешевых кредитов. Совершенно очевидно, что доходы высших слоев населения увеличились. Если в 1976 году 1 % самых богатых домохозяйств получал 8,9 % дохода страны, то к 2007 году доля доходов этой группы населения возросла до 23,5 % совокупного дохода в США. Иначе говоря, из каждого дополнительного доллара от роста реальных доходов в период между 1976 и 2007 годами 58 центов шли в руки наиболее состоятельного 1 % домохозяйств[5]. В 2007 году менеджер хедж-фонда Джон Полсон заработал 3,7 миллиарда долларов, что превышает доход медианного американского домохозяйства примерно в 74 000 раз[6].
Но хотя непомерные доходы «бизнес-верхушки» возбуждают интерес широкой публики и приводят в ярость колумнистов из среднего класса, обычный американец редко встречается с миллиардером в лице менеджера хедж-фонда. Для его опыта ближе тот факт, что с 1980-х годов зарплата работников 90-го процентиля распределения заработной платы в Соединенных Штатах, таких как офисные менеджеры, росла быстрее, чем зарплата работника 50-го процентиля (медианного работника), – как правило, это фабричные рабочие или офисные секретари и ассистенты. Увеличение разрыва между 90-м и 50-м процентилями обусловлено рядом факторов. Возможно, самым важным является то обстоятельство, что хотя развивающийся в Соединенных Штатах технологический прогресс требует все большего профессионального мастерства (если нашим родителям хватало диплома об окончании средней школы, то сегодня для приема на работу в офис едва ли достаточно степени бакалавра), существующая система образования оказалась неспособна предоставить достаточное количество работников с необходимым образованием. Эти проблемы коренятся в безалаберном отношении к питанию, социализации и обучению в детском возрасте и в плачевном состоянии системы начального и среднего образования, которое оставляет слишком многих американцев не подготовленными к поступлению в колледж.
За такое положение дел в образовании расплачивается преимущественно средний класс – стагнирующей зарплатой и возрастающей угрозой остаться без работы. Политики ощущают озабоченность своих избирателей, но повысить качество образования не так просто, поскольку для этого требуются реальные и эффективные политические реформы в той сфере, где слишком многие игроки заинтересованы в сохранении status quo. Кроме того, любое изменение в этой области даст эффект лишь через много лет, и никакие усилия политиков в этом направлении не снимут текущую озабоченность электората. Поэтому политики стали (или были вынуждены) искать другие, более быстродействующие средства успокоения своих избирателей. Всем давно понятно, что решающее значение имеет не доход, а потребление. Суть дела в следующем: если удастся каким-то образом поддержать на должном уровне потребление домохозяйств среднего класса (если эти люди смогут себе позволить периодически приобретать новые машины и время от времени проводить отпуска в экзотических местах), возможно, они станут уделять меньше внимания своей стагнирующей зарплате.
Поэтому политический ответ на растущее неравенство – была ли то тщательно спланированная или спонтанная реакция на требования избирателей – заключался в расширении кредитования домохозяйств, особенно с низкими доходами. Такая тактика принесла немедленные выгоды – растущее потребление и увеличение количества рабочих мест, в то время как погашение кредита могло быть отложено на неопределенное будущее. Как бы цинично это ни звучало, но в истории немало примеров того, как легкие кредиты использовались в качестве паллиатива теми правительствами, которые оказались неспособны напрямую удовлетворить требования среднего класса и снять его глубокие озабоченности. Однако политики имеют обыкновение выражать свои программные идеи в более вдохновляющих и убедительных терминах, нежели вульгарные обещания обеспечить рост потребления. В Соединенных Штатах включение в круг собственников жилой недвижимости (с учетом того, что обладание собственным домом – ключевой элемент американской мечты) домохозяйств с низкими и средними доходами служило удобным прикрытием для более широких целей экспансии кредитов и потребления. Но когда легкие деньги, выделенные «щедрым» правительством, вступают в контакт с жаждой прибыли, свойственной изощренному, конкурентному и аморальному финансовому сектору, возникают глубокие линии разлома.
Это не первый – и разумеется, не последний – случай в истории, когда кредитная экспансия была использована в целях смягчения озабоченности группы населения, чувствующей себя обделенной. Нам не придется далеко ходить за примерами: они легко найдутся в пределах США. Дерегулирование, сопровождавшееся стремительной экспансией банковского капитала в Соединенных Штатах начала XX столетия, во многом было реакцией на популистское движение, поддержанное мелкими и средними фермерами, которые почувствовали себя ущемленными по сравнению со все более многочисленными индустриальными рабочими и требовали более «легких» кредитов. Огромные сельскохозяйственные кредиты послужили одной из существенных причин банковского кризиса во время Великой депрессии.
Как правило, существуют пределы потребления, которые могут поддерживаться за счет кредитов, особенно в такой большой стране, как Соединенные Штаты. Высокий спрос на потребительские товары и услуги обычно приводит к росту цен и инфляции. Обеспокоенный центральный банк отвечает на это повышением кредитных ставок, ограничивая тем самым как способность домохозяйств брать деньги в кредит, так и их тягу к потреблению. Однако с конца 1990-х и на протяжении 2000-х годов существенная доля растущего спроса американских домохозяйств удовлетворялась за счет зарубежных товаров, поступавших из Германии, Японии и все в большей мере из Китая, который традиционно добивался экономического роста путем увеличения экспорта, обладая огромным нереализованным потенциалом. Но, как показано в главе 2 данной книги, способность вышеперечисленных стран интенсифицировать экспорт товаров отражает серьезную слабость избранного ими пути развития – чрезмерную зависимость от иностранного потребителя. Эта зависимость является источником линий разлома второго типа.
Глобальная экономика отличается хрупкостью по той причине, что низкий внутренний спрос в традиционных странах-экспортерах оказывает давление на другие страны, побуждая их к увеличению расходов. Поскольку экспортеры имеют излишки товаров, такие страны, как Испания, Великобритания и Соединенные Штаты (которые не только игнорируют растущую задолженность домохозяйств, но даже активно поощряют ее), и такие страны, как Греция (которой недостает политической воли для обуздания правительственного популизма и требований профсоюзов), склонны использовать представившуюся возможность. В конечном итоге высокая задолженность домохозяйств или правительств в этих странах ограничивает дальнейший рост спроса и приводит к серьезным деформациям в экономической системе. Но пока такие большие страны, как Германия и Япония, остаются структурно предрасположенными к экспорту и даже обреченными на его рост, глобальное предложение неизбежно находит слабые звенья – страны, проводящие непоследовательную политику или отличающиеся наихудшей дисциплиной, – искушая их тратить деньги до тех пор, пока они могут себе это позволить, и тем самым ввергая их в кризис.
Почему в мире так много стран, экономика которых зависит от потребления иностранных граждан? Их зависимость проистекает из того пути к быстрому росту, который они для себя избрали вследствие разрушений, вызванных Второй мировой войной, или по причине бедности. Правительства (и банки) широко вмешивались в функционирование этих экономик, чтобы создать сильные фирмы и конкурентоспособных экспортеров, – как правило, в ущерб потреблению домохозяйств в собственной стране.
Со временем эти страны создали очень эффективный производственный сектор, ориентированный на экспорт: такие фирмы, как Canon, Toyota, Samsung и Formosa Plastics, являются на сегодня мировыми лидерами. Необходимость поддерживать конкурентоспособность на иностранных рынках не позволяла экспортерам расслабиться. Но если глобальная конкуренция ограничивала вред, наносимый государственным вмешательством в экспортный сектор, то в производственном секторе, ориентированном на внутреннее потребление, таких ограничений не было. Банки, розничные торговцы, рестораны и строительные компании, используя свое влияние на политику правительства, сумели ограничить внутреннюю конкуренцию в интересующих их секторах. В результате эти секторы стали весьма неэффективными. Не существует, например, больших японских банков, которые могли бы составить конкуренцию HSBC в мировом масштабе; нет японских розничных торговых сетей, которые приближались бы по масштабу и конкурентоспособности к Walmart; никто не слышал о японских ресторанных сетях, сопоставимых с McDonald's по количеству франшиз.
Поэтому, хотя вышеуказанные страны демонстрировали необычайно высокие темпы экономического роста и быстро вошли в когорту богатых государств, их стартовое преимущество в виде низкой заработной платы со временем улетучилось, и обеспечивать развитие экспорта становилось все труднее; при этом пользующийся политической поддержкой, но крайне неэффективный производственный сектор этих стран, ориентированный на местного потребителя, стал налагать серьезные ограничения на рост, обусловленный внутренними факторами. Мало того, что этим странам очень трудно обеспечить экономический рост собственными силами в разумные сроки; проблема в том, что им еще труднее стимулировать внутренний рост в период спада без массированных и весьма расточительных трат. Когда правительство вынуждено тратить деньги, его естественная реакция состоит в том, чтобы создать привилегии для влиятельных, но неэффективных местных производителей – в ущерб долгосрочному росту. Поэтому страны, о которых идет речь, впали в зависимость от иностранного спроса, без которого они не в силах выкарабкаться из экономических спадов.
Будущее не сулит им ничего хорошего. По мере того как население в этих странах стареет, проведение реформ становится все более трудным делом, а зависимость от иностранного потребителя только усиливается. И Китай, ВВП которого, скорее всего, станет в обозримом будущем самым большим в мире, движется по тому же опасному пути. Эта страна должна произвести радикальные политические изменения, если она не хочет присоединиться к описанной группе в качестве тормоза, а не движущей силы мирового экономического роста.
О проекте
О подписке