8

Парусник лежал на боку, разбитый, полузатопленный, с лопнувшим хребтом. Но все равно был прекрасен и совсем не походил на ржавые железные корыта, которые ребята разбирали день за днем.

Он был огромен. Такие предназначались для перевозки людей и грузов через Северный полюс, вершину мира, в Россию и Японию. Или через бурную Атлантику в Африку и Европу. Подводные крылья были убраны, но через проломы в углепластиковом корпусе Гвоздарь разглядел механизмы. Огромные моторы, выдвигающие крылья, сложные системы кинематики, гидравлики и электроники.

Палуба была накренена в сторону ребят, на ней стояла пушка Баккела и высокооборотные катушки тросов высотных парусов. Однажды Бапи, будучи в хорошем настроении, объяснил Гвоздарю, как это работает. Пушка выбрасывает парус на сотни метров вверх, тот ловит воздушные течения, которые разгоняют идущий на подводных крыльях клипер. И он развивает скорость больше пятидесяти узлов.

Гвоздарь и Пима резко остановились, глядя на нависающий над ними парусник.

– Норны, какой он красивый! – выдохнула Пима.

Даже мертвый клипер выглядел хищной охотничьей птицей, изломанной и истрепанной, но сохранившей грацию и величие. Он был изящен и грозен, идеальный охотник. Каждый угол выверен, чтобы свести к минимуму сопротивление. Гвоздарь разглядывал верхнюю палубу, высокие борта, стабилизаторы, белые, сверкающие на солнце увечные паруса-крылья. Ни пятнышка грязи или ржавчины. Ни струйки вытекшего масла, хоть и разбит корпус.

Старые танкеры и сухогрузы, которые ребята ломали на берегу, не шли с ним ни в какое сравнение. Они смахивали на мертвых динозавров. Они стали бесполезны без питавшей их нефти. Превратились в огромные трухлявые скелеты, истекающие маслом и токсинами. Вонючие и вредоносные, они были построены в Эпоху Ускорения. Вредоносными они оставались и теперь, после смерти.

А вот клипер, казалось, строили ангелы. Название на носу прочесть не удалось, но Пима разобрала слово, написанное ниже.

– Он из Бостона.

– А ты почем знаешь?

– Я когда-то работала на грузовом судне из Бостона. Там это слово было повсюду, на каждой сраной двери. Я хорошо его запомнила.

– Не помню что-то.

– А, это еще до тебя было. – Она помолчала. – Вот, смотри, первая буква Б, а вот это С, изогнутая такая. Точно.

– Интересно, что с ним случилось?

– В шторм попал.

– Команда должна была знать о нем. У клиперов есть спутниковые говорилки. И большие глаза на облаках. Он не должен был налететь на скалы.

Настал черед Пиме удивляться.

– Это ты откуда взял?

– Помнишь старика Майлза?

– Он же умер.

– Умер. Какая-то зараза в легких. Но он работал коком на клипере, пока его не выгнали. Знал, как там все устроено. Рассказывал, что корпус из такого специального волокна, чтобы скользить по воде, как по маслу. И еще компьютеры, чтобы ровно двигаться. Меряют скорость ветра и течения. И он точно говорил, что узнают о погоде со спутников. Ну вот как в «Лоусон и Карлсон» заранее знали, что будет ураган.

– Может, команда решила, что сможет обогнать шторм? – предположила Пима.

Они долго смотрели на судно.

– Очень большая добыча, – сказал Гвоздарь.

– Ага. – Пима помолчала. – Помнишь, что я пару дней назад говорила? Что нужны и удача, и мозги?

– Ну да.

– Как думаешь, долго мы сможем хранить это в тайне? – Она мотнула головой в сторону берега. – От всех?

– День или два, – прикинул Гвоздарь. – Если нам всерьез повезет. А потом его найдут. Рыбацкая лодка, торговец или другие береговые крысы.

Пима нахмурилась:

– Надо заявить свои права.

– Ну да, конечно, – хмыкнул Гвоздарь, оглядывая разбитый парусник. – Мы не сможем защитить такие права. Его будут искать патрули. Корпораты. «Лоусон и Карлсон» захотят свою долю, как будто они его по-настоящему спасли.

– Да уж, спасение, – перебила его Пима. – Сам видишь, он больше никогда не выйдет в море.

Гвоздарь упрямо покачал головой:

– Не представляю, как оставить его себе.

– Пойдем к маме, – предложила Пима. – Вдруг она поможет.

– У нее своя команда. Если твоя мама станет пропадать, люди заметят. – Гвоздарь оглянулся на берег. – А если и мы завтра не выйдем на работу, нас тоже хватятся. – Он потер больное плечо. – Нам нужны помощники. Вот только ежели наймем кого поздоровее, они решат забрать клипер, едва его увидят.

Пима задумчиво пожевала губу.

– Я даже не знаю, как регистрировать такой хабар.

– Поверь, никто не даст нам его зарегистрировать.

– А как насчет Лаки Страйка? Он же знаком со всеми боссами. Может, прикроет нас от «Лоусон и Карлсон»?

– И заберет себе все. Как и любой другой.

– Он сейчас еду раздает, – напомнила Пима. – Другие так не делают. Не открывают кредит каждому, за кого могут поручиться двое друзей, с условием, что он все вернет, когда возобновится работа.

– Мы для него никто. Ему не нужна ржавая хрень, которую мы собираем.

Гвоздарь с тоской посмотрел на разбившееся судно. Такое богатство! Вот только как прибрать его к рукам?

– Глупо как-то… Мы будто еще кусок медного кабеля нашли. Даже не знаем, что там внутри. Пошли глянем, что ли.

– Ты прав. Давай посмотрим. Может, найдется что-нибудь ценное и совсем легкое, чтобы спрятать. А потом подумаем насчет остального.

– Ага. А вдруг нам положена какая-нибудь награда, если сообщим о находке?

– Награда?

– Я слышал в радиопьесе, в лапшичной Ченя. Получаешь кое-что, если помогаешь кому-то спасти имущество.

– Тогда почему не назовешь это просто долей?

– Ну, там это называлось наградой. – Он сплюнул на песок. – Идем.

Они полезли по скалам к судну. В отлив вокруг корпуса было воды по щиколотку. В лужах плескалось несколько рыб, еще несколько гнило на песке вместе с водорослями. Вблизи клипер показался еще больше. Конечно, не как ржавые глыбы Эпохи Ускорения, но все равно огромный. Пима уцепилась за край пробоины в корпусе и ловко пролезла внутрь – не зря она много лет работала на разборке. Гвоздарь забирался медленнее, хватаясь здоровой рукой.

Судно лежало на боку, так что по нему нужно было ползать, почти как по воздуховодам. Вот уж сюрприз: привычное занятие там, где все должно быть иначе. Гвоздарь оглядывался. Блеск металла, клочья ткани и другой мусор, вонь тухлой рыбы.

– Ничего себе шмотки! – Он пощупал платье, похожее на шелковое. – Посмотри!

Пима пренебрежительно глянула на платье:

– Ну и кому нужны такие тряпки?

Она выбралась на палубу и устроилась у фальшборта. Огляделась, нащупала рядом задвижку люка.

– Камбуз нашла! – спустя минуту прокричала она изнутри и присвистнула. – А ну иди сюда!

Гвоздарь с трудом полез за ней. Камбуз был в жутком беспорядке, все разбросано. Но кое-какие продукты остались на месте, например рис и мука в герметичных контейнерах. Пима начала открывать шкафчики, оттуда градом посыпались осколки стекла и молотые специи. Пима сморщила нос и закашлялась.

– Потише, подруга, – чихнул Гвоздарь.

– Извини. – Она продолжала кашлять.

Открыла дверцу. Оттуда вывалилось мясо, насквозь протухшее от жары. Огромные стейки, каких они в жизни не видывали на берегу. Нахлынула вонь, и оба прикрыли рот ладонью, стараясь не дышать глубоко.

– Тут наверняка был электрический холодильник, – сказал Гвоздарь. – Иначе мясо не сохранилось бы.

– Вот черт! А неплохо они устроились.

– Ага. Неудивительно, что старик Майлз так огорчился, когда его выперли.

– А что он натворил?

– Сказал, что бухал, но я думаю, он торговал наркотой.

Пима заглянула в шкафчик, нет ли там чего хорошего. Тотчас отпрянула, и ее едва не стошнило. Тухлое мясо воняло ужасно. Они пошли осматривать судно дальше.

Первый труп нашли в одной из кают. Мужчина без рубашки, с широко раскрытыми глазами. В животе копошились крабы. Пима отвернулась – в каюте стоял жуткий запах смерти – и снова заглянула. В лужице рядом с головой мертвеца плескались рыбки. Сложно было понять, захлебнулся человек или умер из-за уродливой раны на лбу. Да и какая разница?

– Вряд ли он будет против, – пробормотала Пима.

– Хочешь обыскать? – спросил Гвоздарь.

– У него карманы есть.

– Я не собираюсь его трогать.

– Ой, не ссы, – буркнула Пима.

Она сделала глубокий вдох и наклонилась к телу. Тучей взлетели мухи, зажужжали в горячем воздухе. Пима порылась в карманах брюк. Вела себя она довольно смело, но Гвоздарь видел, что нервничает. Оба слышали разные истории о покойниках. Конечно, где катастрофа, там и погибшие, но все равно было страшно смотреть в мертвые глаза, зная, что человек совсем недавно ходил по палубе, пока его не убил шторм и не отдал во власть пары подростков с берега.

Гвоздарь осмотрел каюту. Большая. На полу разбитая фотография хозяина, в белом кителе с полосами на рукаве. Подобрав, Гвоздарь долго ее разглядывал.

– Это его судно.

– Да?

Гвоздарь уже разглядывал стены. Старомодная подзорная труба на кронштейнах. Листы бумаги с разными надписями и печатями. Он снова посмотрел на снимок улыбающегося мужчины с аксельбантом на плече, стоящего на фоне клипера. Неизвестно, какое судно изображено на фотографии – это, разбившееся, или другое, – но человек явно гордился собой. Гвоздарь опустил взгляд на раздутый труп, изорванный крабами, и резко выдохнул.

Будто уловив его мысли, Пима разогнулась.

– Вот такая у нас удача, Гвоздарь. Удача и норны. Все, что нам досталось.

Она продемонстрировала найденные в карманах монеты. Их хватило бы на еду на неделю. Медные монеты и мокрая пачка красных китайских банкнот.

– Сегодня нам повезло.

– Ага, – кивнул Гвоздарь. – А завтра может и не повезти.

Капитану вот не повезло. А с ним повезло Гвоздарю и Пиме. Странно было об этом думать. Капитан лежит мертвый, распухший, с багровым лицом; солнце жарит кожу и разрушает плоть. Над ним жужжат мухи, ползают по губам, глазам, окровавленному лбу, продырявленному животу.

Стоило Пиме отойти, как взлетевшие мухи немедленно уселись обратно.

Гвоздарь возобновил тщательный осмотр каюты. Уйма латуни на стенах. Хабар. Шикарный был клипер, прямо скажем. Капитанская каюта такая богатая. И само судно большое, почти как грузовое, но сразу видно, что не для работы оно предназначалось. Очень уж все красиво: шелк, ковры в коридорах, медь, латунь, маленькие стеклянные светильники.

Ребята прошлись по другим каютам. Увидели резную мебель, гостиные, бар, полный битых бутылок, пассажирские салоны, картины маслом – все мятые и в дырах.

Ниже, в технических отсеках, где располагались механизмы, они нашли других мертвецов.

– Полулюди, – прошептала Пима.

Три раздувшихся тела. Звериные морды казались голодными, длинные языки вывалились из острозубых пастей. Желтые собачьи глаза слепо смотрели на Пиму и Гвоздаря, тускло поблескивая в лучах тропического солнца, проникающих сквозь пролом.

– Хозяева были мажоры – даже полулюдей завели.

– Этот на тебя похож, – сказал Гвоздарь. – Ты точно никогда яйцеклетки не продавала?

Пима фыркнула и ткнула его локтем под ребра, но не предложила обыскать полулюдей. В этих генетически модифицированных тварях было что-то настолько жуткое, что она не рискнула приблизиться к ним.

Гвоздарь и Пима разделились и продолжили изучать судно. Пима нашла на верхней палубе еще одного получеловека. Он был привязан к штурвалу и тоже захлебнулся. Столько трупов, подумал Гвоздарь. Должно быть, хозяева клипера были полными идиотами, раз умудрились влезть в ураган. Распахнув очередную дверь, он аж присвистнул от удивления.

Стол из черного, как ночь, дерева съехал по косой палубе и уперся в борт. Везде осколки стекла, расколотые бокалы и…

– Пима! Сюда, скорее!

Пима примчалась на зов. В каюте было полно серебра – подсвечники, столовые приборы, тарелки, миски… Вот это уже настоящая удача.

– Ничего себе! – задохнулась от восторга Пима.

– Тут хватит, чтобы заплатить все наши долги. И даже самим сдавать утиль. Даже выкупить место Бапи.

– Давай же! – сказала Пима. – Надо все собрать и спрятать, пока никто не пришел. Мы богаты, Счастливчик! – Она сгребла Гвоздаря в объятия и поцеловала в левую щеку, в правую, в губы и расхохоталась при виде его смущения.

– Эй, Счастливчик! Мы богаты! Богаче Лаки Страйка!

Поддавшись ее настроению, Гвоздарь тоже рассмеялся. Они сносили серебро в быстро растущую кучу. Выбрасывали битый фарфор, осколки бокалов на тонких ножках и натыкались на все новые сокровища.

Пима пошла искать что-нибудь, куда можно сложить ценности. Вернулась с полотняным мешком, который они бы сочли хорошей добычей всего лишь пару минут назад. Продали бы его по цене пары метров медного провода и решили, что день удался. Но теперь он просто вместилище для настоящих сокровищ. Для серебра. Подносы, вилки и ножи отправлялись в мешок. Вилки такие маленькие, что Гвоздарь мог бы спрятать в ладони; ложки такие большие, что в харчевне Ченя, где кормили по сотне человек зараз, они сошли бы за половники.

– Пойду погляжу, что тут еще есть. – Гвоздарь наконец выпрямился.

Пима согласно буркнула. Гвоздарь выбрался в главный коридор, миновал салон, усыпанный сорвавшимися со стен картинами и разбитыми статуями. Целая команда легких утильщиков потратит несколько дней, чтобы снять с клипера всю медь, латунь и провода. Когда Гвоздарь и Пима разберутся с главной добычей, надо будет придумать план. Чтобы получить долю и от всего остального.

Удача и мозги. Надо быть не только везучим, но и умным.

Проблема в том, что добыча слишком велика, чтобы на нее хватило мозгов.

Обнаружив еще одну каюту, он распахнул дверь пинком. Странная каюта, полная пластмассовых кукол и отсыревших мягких игрушек. Блестящие деревянные поезда, очень похожие на настоящие, на магнитной подушке. Рваная картина на стене: клипер, может быть этот самый, видный с большой высоты. Запрокинутые лица. Художник хорош, картина очень похожа на фотографию. На мгновение Гвоздарь даже испугался, что может упасть прямо в картину и оказаться на палубе целого и невредимого клипера. Свалиться на головы всем этим щеголям, спокойно глядящим вверх.

Его замутило. Отвернувшись от картины, он осмотрел каюту. В противоположной стене еще одна дверь. Гвоздарь прополз вдоль стены, которая стала полом, и с трудом отворил.

Спальня. Везде одеяла, пледы и огромная сломанная кровать. И скрюченная девочка. Красивая. С широко открытыми черными глазами.

У Гвоздаря перехватило дыхание.

Даже мертвая, вся в синяках, придавленная кроватью и кучей других вещей, она была красива. Черные волосы закрыли лицо, словно мокрая сеть. Черные глаза спокойно смотрят в никуда. Блузка из необычной ткани, состоящей из цветных и серебряных нитей, изорвана и мокра. Совсем юная жертва, не как капитан и полулюди. Может, как Пима. Богатая девочка. С бриллиантовой сережкой в носу.

Гвоздарь позавидовал бы ей, будь она жива.

– Еще труп! – крикнул он Пиме.

– Опять получеловек? – спросила та.

Гвоздарь не ответил. Он не мог отвести глаз от девочки. Сзади послышался шум, затем появилась Пима.

– Черт, как плохо, – сказала она.

– Хорошенькая, да?

– Не знала, что ты любишь покойниц, – засмеялась Пима.

Гвоздарь скривился от отвращения:

– Если я вдруг захочу девку, на берегу полно живых.

Пима ухмыльнулась:

– Ага, только эта не съездит тебе по морде, как было с Лунной Девочкой, когда ты пытался ее поцеловать. У этой, наверное, холодные губы. Поцелуй ее, и она утащит тебя на весы Бога-Мусорщика.

– Фу!.. – поморщился Гвоздарь.

Пима слишком много времени провела с утильщиками и переняла у них довольно сомнительное чувство юмора.

– На ней золото, – заметила Пима.

Гвоздарь все смотрел в черные глаза, но Пима была права. Золото на тонкой смуглой шейке, золото на пальцах. Если золото настоящее, то оно куда дороже всего, что уже найдено.

Они поползли по обломкам к трупу. Девочку завалило мебелью. Мебель не была закреплена – неужто мажоры возомнили, что шторм не посмеет сдвинуть с места их вещи? Как будто они боги и не просто узнают погоду заранее благодаря своим приборам и спутникам, а могут приказывать ей.

При виде искалеченного тела богатой пассажирки Гвоздарь поежился. Это урок, такой же серьезный, как те, что давала мама Пимы. Урок взрослой жизни. Гордыня и смерть всегда ходят рядом, будь ты как Бапи, намеренный вечно быть боссом команды, или как эта девочка с ее дорогими игрушками, роскошной одеждой, золотом и драгоценными камнями.

Они подобрались к телу.

– Хоть крабов нет, – пробормотала Пима и ухватилась за цепочку на шее девочки.

От рывка голова покойницы мотнулась, как у марионетки. Цепочка лопнула. Закачалась в воздухе золотая подвеска, гипнотизируя посулом немыслимого счастья. Одно движение – и они богаче всех, кроме разве что Лаки Страйка. Затем ребята принялись стягивать с холодных пальцев кольца.

– Черт. – Гвоздарь дернул с силой. – Пальцы совсем окоченели.

– У тебя тоже застряло? – спросила Пима.

– Она вся распухла от воды. Кольца не снимаются.

Пима достала рабочий нож:

– Держи.

Гвоздарю стало противно.

– Предлагаешь вот так запросто отрезать ей пальцы?

– Ничуть не хуже, чем курице голову срубить. По крайней мере, эта не станет тут бегать, махая крыльями. – Пима приставила нож к пальцу девочки. – Будешь?

– Где надо резать?

– По суставу, – показала Пима. – Кость не перережешь. Вот так, и палец сам отскочит.

Гвоздарь пожал плечами и достал свой нож. Приставил к суставу. Надавил, раздвигая плоть. Из-под ножа показалась кровь.

Черные глаза моргнули.