Глава 2

Раздаётся стук в дверь, в кабинет заглядывает Люда:

– Нина Ивановна, к вам Фёдор Петрович. Есть времечко принять?

Поджимаю губы и смотрю на помощницу весьма красноречиво. Уж кто-кто, а Люда должна знать, есть ли у меня времечко. Сама с утра притащила стопку папок из соседнего кабинета – Дарья Васильевна в больницу загремела с истощением. Прямо с суда и увезли на скорой! Ещё две судьи в отпусках. Рычу сквозь зубы:

– Разумеется, Людочка! Времени у нас с тобой предостаточно, так ведь?

Сдерживаю желание посоветовать в следующий раз включить мозги и сказать прилипчивому депутату, что я на планёрке, ведь Фёдор Петрович в приёмной может услышать. Но вижу по лицу помощницы, что та поняла намёк. Сегодня ей не удастся уйти с работы раньше меня, даже если небо рухнет на землю. А там и до утра недолго, так что ночевать будем вдвоём на кожаном диванчике приёмной…

Помрачневшая Люда исчезает, и в кабинет важным павлином вступает Фёдор Петрович. Бесцеремонно хватает мою руку, прижимает тыльную часть ладони к своим губам, улыбается:

– Счастлив лицезреть самую прекрасную судью нашего города!

Осторожно выуживаю из его холёных наманикюренных пальцев руку и тщательно маскирую раздражённый оскал вежливой улыбкой, киваю на стул:

– Присаживайтесь, пожалуйста. Что вас привело?

Терпеть не могу такие визиты, общение с представителями власти напоминает хождение по канату над пропастью: приходится следить не только за каждым словом, но и за движением тела, даже за мыслями! Фёдор Петрович подмечает любой случайный жест или косой взгляд, психология – его второе высшее образование. Сейчас уже легче, а раньше он из меня жгуты скручивал! После общения с депутатом приходилось менять рубашку под мантией, та промокала насквозь так, словно я марафон пробежала. Но постепенно я научилась общаться и с такими вот скользкими типами.

Сейчас стараюсь придерживаться официальной линии разговора, вежливо отсекая ежеминутные намёки, возвращаю собеседника в рамки деловых отношений. Но Фёдор Петрович не из тех, кто сдаётся.

– Может, обсудим это за ужином? – вкрадчиво спрашивает он и снова накрывает мою ладонь своей. – Или у меня на даче.

– Извините, Фёдор Петрович, – привычно отодвигаюсь я. – Сегодня у меня очень много работы. Вряд ли я найду время для ужина.

– Тогда за завтраком, – не сдаётся депутат и едва заметно подмигивает: – Я пришлю машину, когда скажете.

Мне отчаянно хочется стереть с тщательно выбритого лица белозубую улыбку, желательно ноутбуком, но я лишь вежливо качаю головой:

– Не стоит, Фёдор Петрович. Я вам уже всё объяснила и уверена, что вы легко решите вашу проблему, если последуете моему совету.

– А вы любите раков? – неожиданно спрашивает мужчина.

Моргаю и теряюсь в мыслях. Вот это да! Решил идти ва-банк? Зная этого человека, уверена, что мне сейчас открыто предложили секс. Конечно, у Фёдора Петровича хватило ума заменить одну букву в слове и тут же елейным тоном пояснить:

– Недалеко от моей дачи есть небольшое озеро, я с удовольствием вас… вам раков наловлю.

Ох, чего мне стоило удержать на лице спокойное выражение! А вот взгляд, увы, выдал мои истинные чувства. Судя по удовлетворённой ухмылке, которая затаилась в уголках губ Фёдора Петровича, он очень доволен, что удалось меня вывести из себя. Не знаю, чем бы закончилась дуэль взглядов, если б не помощница.

– Нина Ивановна, – зовёт из-за закрытой двери Люда. – Через пять минут заседание.

Не сдерживаю облегчения и выдыхаю:

– Извините, Фёдор Петрович, у меня на раков жуткая аллергия. Наслаждайтесь сами.

Подхватываю не глядя первые попавшиеся папки и поднимаюсь. Депутат тоже встаёт, и мне очень не нравится его взгляд. Что-то явно задумал. Но главное – разговор закончен. Иду к двери, которую учтиво придерживает Фёдор Петрович. Ощущаю его взгляд на своей пятой точке. Вот же кобель! Мало ему мозги мне трахать, ещё и под мантию хочет залезть. Ну уж нет, пусть своих раков сам… ест!

На заседании размышляю о том, как сильно мешают людям эмоции стать счастливее. Потерпевшая уже который раз не может выдавить ни слова: как начинает рыдать с начала заседания, так и заливает пол до самого вечера. Жаль её чисто по-женски, но раз уж пошла на такой отчаянный шаг, так возьми себя в руки, сожми булки и постарайся выбить из бывшего мужа-жмота деньги хотя бы на обувь для ваших общих детей. Пыталась с ней разговаривать, и Женечка советовала несколько раз прекратить ненужные истерики. Женька отличный адвокат, но, боюсь, тут она проиграет.

Вымотанная и физически, и морально, всё ещё пытаюсь мыслить и, прихлёбывая энную чашку кофе, отписываю одно из ста-пятисот дел.

– Нина Ивановна, – заглядывает Люда. – Вы идёте?

– Нет, – отвечаю, не поднимая головы. – А ты иди. Василий наверняка уже от голода подвывает…

Простила помощницу уже давно, да и кто устоит против такого танка, как Фёдор Петрович? Усмехаюсь: разве что я. Вообще-то, подруги меня не понимают: депутат достаточно молод и очень хорош собой. А такие мелочи, как жена и дети, в наше время никого не останавливают. Мне ли об этом не знать? Сжимаю челюсти, нет уж. Мужчина напоминает мне удава: блестящее тело, медленные и неумолимые движения. Меня передёргивает, откладываю ручку и тру ноющие веки. Зеваю и смотрю на часы. Почти час, мама будет беспокоиться. Конечно, можно было взять дела домой, но я нарочно тяну время, чтобы у стоянки меня не поджидала машина депутата. Проходили уже. Вскидываю руку и смотрю на часы: можно собираться.

Пока выключается компьютер, закрываю ноутбук и перекладываю незаконченные дела в пакет. Коридор встречает оглушающей тишиной, лишь стук моих каблуков множит эхо. Выключаю свет и, улыбнувшись охраннику Паше, выхожу в холод вечера. Иду к стоянке и, окинув взглядом пустынный двор, замираю в недоумении: где моя машина?!

Возвращаться влом, набираю сотовый охранника.

– Паша, а где моя малышка?

– Так в ремонт забрали, Нина Ивановна, – удивлённо отвечает Павел. – Вы же сами ключи работнику сервиса отдали! Он расписался. Вызвать вам такси?

– Сама справлюсь, – уловив в голосе охранника насмешливые нотки, раздражённо отвечаю я и отключаюсь. – Твои ж раки!

Конечно, не тайна, чьих рук неожиданный ремонт моей крошки. Машина на ходу, служит безотказно, у меня и в мыслях не было отдавать её в ремонт, да и ключи при мне. Ох, устрою я головомойку нашей охране. Зевнув, решаю: завтра. Набираю номер такси и, прижимая трубку к уху, выслушиваю номер своей очереди на ответ оператора, как вдруг меня пихает прохожий, и телефон выпадает из руки. Раздаётся треск, я приседаю и со злостью смотрю на разбитый экран.

– У вас глаза на затылке, что ли? – спрашиваю зло у неуклюжего мужчины.

– Простите, я вас не заметил, – явно лжёт тот.

И тут слышу знакомый голос:

– Нина Ивановна? Неужели это вы?

Я, не оборачиваясь, на миг кривлюсь: не удалось дождаться снятия осады. Фёдору Петровичу делать, что ли, нечего? Или раков так приспичило, что шлюхи кончились?

– Дима, что ты натворил? – укоряет депутат.

– Простите, Фёдор Петрович, я случайно.

– Телефон сломан? – с елейной улыбкой уточняет депутат и оглядывается на пустую стоянку: – А машина ваша где? Не в ремонте, случайно? – Я изо всех сил сдерживаюсь, когда Фёдор Петрович мягко кладёт горячую ладонь на моё плечо. – Я вас подвезу до дома! Как же хорошо, что у меня дела в этом районе. Вы, Нина Ивановна, слишком красивы, чтобы ходить одной по ночам.

Я бросаю взгляд на закрытую дверь: охранник точно видит, что происходит, но судя по всему, помощи от Павла ждать не стоит. Струсил ли он или же в сговоре с этими? Неважно. Как всегда, рассчитывать я могу лишь на себя. Отвечаю холодно:

– Лучше вызовите мне такси. Мой телефон сломан.

– Ваш телефон! – виновато восклицает Фёдор Петрович, увлекая меня к машине. – Я вам компенсирую его стоимость, и ещё подарю! – расщедрившись, восклицает он: – Два!

– Такси, Фёдор Петрович, – понижаю тон ещё на пару градусов.

Что толку, если я попытаюсь сопротивляться или кричать? Ночь, вокруг никого, передо мной два здоровых мужика, каждый из которых в два раза больше меня. Мой единственный шанс – держать себя в руках. Если скачусь в истерику, этот змей получит желаемое. Пока Фёдор Петрович меня ещё немного уважает (насколько это возможно с его стороны по отношению к женщинам), и за это изо всех сил нужно держаться.

– На улице холодно, Нина Ивановна, – тянет он меня к авто, – подождите в машине. Дима, вызови такси.

Позволяю усадить себя в автомобиль, смотрю спокойно на улыбающегося депутата, хоть в груди сердце так и колотится от предчувствия надвигающейся беды. Дима снаружи отдаляется на несколько шагов и прижимает сотовый к уху. Звонит ли водитель в службу такси или притворяется? Что последует дальше? Смотрю на депутата. Тот вздыхает:

– Может, вы всё же желаете раков?

– Я уже ответила, Фёдор Петрович, что у меня на них аллергия, – ровным тоном напоминаю я, а по спине словно лава течёт. Решаю сдать блокпост, чтобы не проиграть войну: – Может, завтра в обед выпьем кофе? Рядом с судом есть приятное кафе…

– Боюсь, мне мало одного кофе в обед, – парирует депутат.

– Я угощу вас двойной порцией, – беспокойно посматривая на отвернувшегося от машины водителя, тише отвечаю я.

– Мне нравится, – слегка хрипло откликается Фёдор Петрович, – двойное…

Скриплю зубами: вот же кобель! И как мне быть? Не похоже, что он собирается отпустить меня, но и не увёз сразу. Что же ему нужно? И тут до меня доходит, что означал очень тихий звук, который раздался, когда депутат сел в машину.

Спокойно, не делая резких движений, протягиваю руку и, положив ладонь на замок двери, незаметно нажимаю кнопку. Дверь не открывается. Точно: заблокировано. По пищеводу струится лёд, дыхание учащается, в голове проносятся панические мысли. Оборачиваюсь и, отметив влажный блеск глаз депутата, с улыбкой уточняю:

– Как себя чувствует Светлана? На каком она сроке? Семь месяцев, я права? Уже в декрете?

Фёдор облизывает губы, слегка кривится: ему явно не нравится сейчас вспоминать о беременной вторым ребёнком жене. Он наслаждается загнанной добычей и предвкушает долгожданный десерт.

Затем, явно выбросив из головы мысли о жене, депутат кладёт руку на спинку моего сидения и облизывает губы. Я понимаю, что план провалился, и тут же нажимаю на другую мозоль:

– Кстати, я подумала о вашем деле. – Слежу за реакцией мужчины. – Мне кажется, я не все варианты вам рассказала. Есть нюансы из моей личной практики, которые будут вам полезны. Если вам любопытно, конечно.

Его лицо на мгновение искажается в сомнении, в глазах появляется блеск заинтересованности. Всё же я привлекаю депутата прежде всего в деловом качестве, просто он привык брать всё, что плохо лежит. А я лежу плохо, совсем не желаю принимать горизонтальное положение. Понимаю, что сдайся я, как все, всего один раз, – тут же перестану быть целью, но не могу я переступить через себя.

– Потом, – выдыхает Фёдор и, положив руку мне на плечо, притягивает к себе.

Понимаю, что полностью проиграла, когда он наваливается на меня, слюнявит лицо, задирает юбку. Всё, кончилось время «ухаживания». Словно человека подменили: щёлкнул невидимый тумблер и сдержанный бизнесмен превратился в похотливое животное.

Но и я не стану терпеть. Яростно отпихиваю мужчину коленями, но он рывком разводит их в стороны, так что юбка трещит по швам, кусаю жадные губы, пытаюсь разодрать ногтями лицо…

– Да, – выдыхает он жарко, – сопротивляйся! Не то что все эти резиновые дуры! Нина, как же я тебя хочу отыметь во все дыры! Да так, чтобы яйца неделю болели…

Отчаянно ненавижу его в этот момент, так и хочется содрать ему сальную улыбку вместе с кожей. Зря, что ли, выкладываю по два косаря на маникюр? Да что же я такая слабая? Завтра же начинаю ходить в спортзал, если наступит это завтра. Но не станет же Фёдор меня закапывать после жаркого секса в машине с затемнёнными стёклами? Неприкосновенная рожа!

Мужчина с рычанием заламывает мне руки за спину и зубами рвёт рубашку на груди, впивается в сосок. Не сдерживаю стон боли. Вот же сволочь! В промежность тычет своим членом, даже презерватив не думает надевать, гад!

– Жаль, что ты не в мантии, – шепчет, – но мы это ещё исправим!

Ярость застилает глаза: ему ещё и ролевые игры подавай? Хочет и дальше меня иметь… как он там выразился? Во все дыры! Сейчас я ему дыр наделаю! Извернулась и вцепилась зубами в шею насильника. Губам стало горячо, на языке ощутила привкус железа. Фёдор кричит от боли, толкает. Кажется, я откусила от мужика кусок… Сплёвываю и тут же получаю по лицу.

– Ах ты, сука! – кричит. – Ну ты получишь… – Распахивает дверцу: – Димыч! А ну сюда! Ща трахнем эту недотрогу так, что кони двинет.

Пытаюсь вырваться, пока дверь открыта, но мужчина снова бьёт меня. Подвывая, сползаю между сидениями, и тут до меня доходит: а как он дверь открыл? Значит, уже не заблокированы? Пытаюсь отпереть вторую дверь, та поддаётся. А депутат орёт:

– Где ты, твою мать, застрял? Сказал, быстро сюда!

Вижу тень рядом с депутатом и вываливаюсь из машины. Обдирая колени об асфальт, ползу в сторону. Слышу крик, треск, стон… Натыкаюсь взглядом на лежащее тело. Водитель? А кто же там? Страх ещё сильнее сжимает сердце, которое, казалось, забыло, как биться. Кричу, когда ощущаю чьи-то руки на плечах. И вдруг слышу:

– Тише, Нина. Это я!

Кто «я»? Оборачиваюсь и, наткнувшись взглядом на полускрытое глубоким капюшоном бородатое лицо, судорожно втягиваю воздух. Кто это? Хочу вырваться, убежать, но ватные, будто во сне, ноги не слушаются. Руки дрожат и тоже не держат. По щекам катятся слёзы. Незнакомец обнимает меня, прижимает к себе:

– Нина, милая, да как же ты всё время влипаешь в такие ситуации? Сердце разрывается!

Я смаргиваю слёзы и, оттягивая ткань капюшона, всматриваюсь в знакомые глаза:

– Ваня?!

– Это я, – шепчет, целуя, – я, любимая. Всё в порядке, всё хорошо.

Беру себя в руки, отодвигаюсь:

– Стой. Есть сотовый? Надо полицию вызвать. – Скриплю зубами: – Срать, что депутат, я не отступлю, пока его в тюрьму не посадят. Сволочь! Думала, что не осмелится, а он… Да если не за попытку изнасилования, я такие факты обнародую, что он вовек не отмоется! Да я…

– Тише, тише, – прижимает меня Ваня. – Он никогда не причинит тебе вреда.

Спина холодеет, обрываю себя на полуслове.

– Что? – Взгляд парня мне не нравится, я пытаюсь высвободиться и встать: – Что ты натворил, Ваня? Что сделал?

Хочу вернуться, проверить, как там Фёдор Петрович, но Ваня не отпускает. Смотрит в сторону и глухо говорит:

– Не стоит тебе на это смотреть.

Понимание беды накрывает колючим одеялом безразличия так, что шумит в ушах, а перед глазами всё плывёт. Последнее, что помню – как повалилась на руки Вани.

* * *

Открываю глаза и смотрю на белый потолок, перевожу взгляд на осунувшееся лицо матери. Она спит, сидя на стуле, и, покачиваясь, вздрагивает во сне. Сердце моё болезненно сжимается, касаюсь сморщенной кисти:

– Мама…

Она распахивает глаза и впивается в мою ладонь:

– Ниночка, как ты? – Не дожидаясь ответа, качает головой: – Как ты нас напугала! Разве можно так себя загонять? А я говорила, что нужно вовремя с работы уходить, высыпаться, питаться нормально.

– Мам, – перебиваю. – Что случилось? Почему я здесь?

– А ты не помнишь? – поднимает она брови и вздыхает: – Ты в обморок упала, когда домой возвращалась. Так напугала! Прямо у подъезда нашли. Хорошо, сосед ночью покурить вышел. Скорую вызвали. Не просыпалась пять часов. Я уж молилась, молилась.

Открывается дверь, заходит медсестра. Ставит поднос на тумбочку, звенит чем-то, пахнет лекарствами, через приоткрытую дверь из коридора доносятся звуки включённого телевизора.

«До сих пор ничего не известно о местонахождении депутата Мершикова. Напоминаем, что сгоревший автомобиль Фёдора Петровича обнаружен сегодня утром на территории закрытого завода по производству хлора. Громкое дело об отравлении хлором…»

– Привет! – входит Леська. – Как ты, трудоголичка, ветром унесённая?

Дверь за медсестрой закрывается, отсекая звук, а я всё смотрю в сторону выхода. И в памяти возникает похотливая ухмылка депутата, его скользкие змеиные руки на моих бёдрах, неподвижное тело его водителя и глаза Вани на бородатом лице. Мершиков исчез, а его машина сгорела?!

Кожа на затылке стягивается от ужаса. Перевожу взгляд на сестру и спрашиваю:

– Ваня, сосед наш, из армии когда должен вернуться?

– А что? – Схватив яблоко из пакета матери, Леся присаживается на кровать. Подмигивает: – Соскучилась? – Поднимает глаза к потолку и, жуя, загибает пальцы. Отвечает: – Ну, через месяц примерно. Надо у тёти Тани спросить. Та календарик ведёт. – Снова мне подмигивает: – Я думала, что ты тоже!