Для Николая и его однокашников это была уже четвертая сессия, так что сценарная мастерская собралась в полном составе, в одной из аудиторий на втором этаже, во главе с мастерами Ежовым и Лесиным, полная уверенности в своих силах и талантах.
Валентин Иванович был мастером слова, говорил по сути, образно, начал с главного, слегка картавя как всегда:
– Задача четвертого курса выполнена, каждым из вас написан полнометражный сценарий, плохо или хорошо, это другой вопрос.
Теперь ваша задача на пятом курсе – написать оригинальный сценарий, который будет не стыдно представить на конкурс в центральную сценарную студию.
На телевидении интересуются необычными сценариями, так что флаг вам в руки. Заявок пока мало подано, зачитаю две из них, самую суть, – он обвел затихших студентов не то насмешливым, не то ироничным взглядом, и прочитал, почти не картавя:
– Герой Линдгрен Карлсон прилетает к детям, которым грустно, у кого нет товарища. Главный герой моего сценария, мифический Кентаврик, тоже посещает не всех, а только тех, кто умеет мечтать, чьи души распахнуты навстречу прекрасному, и кому тоже бывает иногда грустно и одиноко.
В идейном плане Кентаврик выполняет примерно такую же роль, как голубь мира Пикассо.
Мастер снова оглядел своих студентов, и поставил точку:
– Такую заявку на телевидении с руками оторвут.
В аудитории стало шумно, все с интересом переглядывались, кто же все-таки автор этой заявки?
Валентин Петрович Лесин сидел в сторонке, поджав тонкие губы в ниточку, выражая этим свое несогласие с мнением коллеги-профессора, и успокаивающе поглядывая на свою любимицу, Ирину Шегаль, которую он считал самой талантливой на курсе.
Та была спокойна, того же мнения о себе, снисходительно поглядывая на сокурсников, и вполуха слушая профессора.
Мастер постучал карандашом по трибуне, призывая к тишине.
– Послушайте еще одну: лейтмотив сценария «Времена детства», его идея в том, что детство, это то «начало», в котором закладывается фундамент всей будущей жизни, все лучшее, что формирует характер человека, его сознание, душу, воспитывает осознанное чувство любви к родному дому.
Ежов отложил листки в сторону, обратив взор на Николая.
– Эта заявка в сценарную студию, прямиком на конкурс. Молодец Коля, так держать. Другим советую пораскинуть мозгами, не засорять их мелкотемьем…
В результате естественного отбора к четвертому курсу отсеялись несколько человек, один из них Дольгирев, который все подсаживался к Николаю во время лекций.
Это был длинный, худой и больной парень. Один день он потерпел, но тот так дергался, кашлял, брызгал слюнями во время разговора с педагогом, что Николай не выдержал и пересел на другой ряд, где было свободнее.
– Тты чччто, нне ххочешь со ммной ссидеть? – обиделся Дольгирев, Николай ответил прямо, без обиняков:
– Я всегда сижу один, сосед по парте мне мешает сосредоточиться, особенно такой, как ты. Не надо обижаться.
На этом их общение закончилось.
Но тут в «Ералаше» были приняты два сюжета Дольгирева, один уже снимался, и он пришел на лекции нарядный и с девушкой. Вел себя вальяжно, пытался хохмить, но вокруг зияла пустота.
Не до него было однокурсникам, экзамены на носу, хотя ироничные улыбки в его сторону витали по аудитории.
Проводив девушку, он брякнулся за парту, вошел педагог, начались очередные лекции, тут уж не до бедолаги.
Дело в том, что сюжеты и короткометражки могли писать все, а вот когда настало время работать над полнометражными сценариями, некоторым это оказалось не под силу.
Яркий сюжет в несколько страниц невозможно растянуть на шестьдесят, в дело вступала сложная драматургия замысла и исполнения, охватить и воплотить которую не всем дано.
В основном, Николай общался с Сергеем Говорухиным, с Которобаем Пашей, Жанной Агасян, Кофановой Таней, Ларисой Сосницкой, Ириной Шегаль, Гуреевой Татьяной из Краснодара.
С другими постольку – поскольку, как говорится.
Он был опытный киношник, и этим сказано все.
Между сценаристами существовала жесткая конкуренция, каждый из них считал себя гением, остальных более-менее, к защите диплома все встало на свои места, но об этом позже.
На общих занятиях по «Мастерству кинодраматурга» обсуждались курсовые и дипломные работы, заявки на курсовые будущего года, проводились они под руководством вездесущего Валентина Петровича, в основном.
Педагог он был дотошный, въедливый, терпеливо работал как со всеми, так и с каждым в отдельности, индивидуально, еще с первого курса, и знал своих студентов, как облупленных.
Никого не выделял, но особые симпатии питал к Ирине Шегаль почему-то. К Николаю относился сдержанно.
Коренастый, в сером костюме, с огромным сценарным портфелем в руках, он всегда среди студентов. Для всех он был, как отец родной, но Николай считал своим творческим отцом Ежова Валентина Ивановича, тот также выделял его из всех остальных.
После занятий вся мастерская обычно шествовала во главе с Валентином Петровичем к метро «ВДНХ», мастер отъезжал от ВГИКА на иномарке, за рулем его жена Наталья.
Проезжая мимо группы, она притормаживала, и Валентин Иванович махал Николаю рукой: – Коля, садись, подвезем.
Когда это произошло впервые, то было шоком для всех, потом сокурсники попривыкли, но их неприязнь к себе он ощущал во взглядах даже со спины.
Его это не особо беспокоило, не он, а они просили у него конспекты, тщательно записанные в тетрадях на лекциях, перед экзаменами. Таких ни у кого не было, даже у девчонок.
Он был великодушен, не жидился, и они это тоже отмечали про себя, тут уж не до инсинуаций, лишь бы экзамен сдать.
Педагоги также выделяли Николая из остальных. На лекциях, на экзаменах он всегда садился перед ними на первую, или вторую парту, первым брал экзаменационный билет, готовился недолго, и уверенно отвечал почти на все вопросы. С первого курса.
Ловко подготовленные пометки на листках, типа шпаргалок, помогали ему в ответах, не привлекая внимания педагогов, а может, они и не хотели замечать их, уверенные в его знаниях.
Да, он ни от кого не скрывал, что учился для себя, а не ради пятерок в зачетной книжке, и все понимали это, а педагоги, профессора отмечали во всеуслышание его курсовые, рефераты, к этому сокурсники даже привыкли.
– Николай, ты чего такой спокойный, – удивлялся Сергей Говорухин перед очередным экзаменом, – не боишься залететь?
– А чего ему бояться, он все равно пятерку получит, любимчик наших педагогов, – улыбались сокурсницы с ехидцей.
Возвращаясь после занятий, Николай заставал Ольгу дома.
– Как здорово, теперь ты как все нормальные люди работаешь, – радовался он, а уж как она была рада, тут и говорить нечего.
За ужином они делились новостями за день.
– Мне уже ночью лекции и экзамены снятся, – смеялся он, – лучше я тебя послушаю, отдохну от головоломки.
Ольгу уговаривать не надо, она тоже вся в работе.
– Директору я сразу поставила условие: убрать из подписного отдела обмен книг вместе с Пашкиным, и его перевели в соседнее помещение, за углом. Теперь там «Букинист».
Лена Гришина, бывшая заведующая, поэтому и ушла в продавцы, боялась проверок. Сейчас я в отделе сама себе хозяйка. Она удивляется, как это у меня получилось.
– Действительно, интересно. Может, ты ему понравилась?
– Скажешь тоже, старый, с бородой. Сидит, козульки в носу ковыряет, и незаметно кидает на пол. Девчонки видят, смеются.
– Я смотрю, у нас в комнате цветы прибавились.
– Это мама нам отдала для уюта.
– Заботится о нас с тобой. Давай сходим как-нибудь в ателье, сфотографируемся, фотоальбом купим…
Целый месяц лекций и разборов контрольных по общеобразовательным предметам казалось, никогда не закончится.
Но это все цветочки, ягодки впереди.
И вот настала пора экзаменов, это вам уже не лекции, каждый экзамен, это как бросок на вражескую амбразуру дота, морально конечно, но все же. Победа или смерть.
Николай сдал на отлично сначала экзамен по политэкономии, затем основы научного атеизма. Для него, как и для всей мастерской, эти предметы были как неизбежное зло, которое нужно претерпеть. Однако, его ожидал экзамен, которого боялся даже он.
Иностранный язык стал апофеозом экзаменов: контрольные он сдал, перевод адаптированных текстов с английского на русский сделал с помощью своих педагогов-репетиторов, за статью «Сценарист по Робину Эстриджу» получил от Либерман пятерку.
В экзаменационных английских текстах старательно сделал перевод-подстрочник острым карандашиком, написал рассказ «The story about my self», в общем, к экзамену подготовился как мог, даже превзошел самого себя.
На экзамене Либерман сразу же разглядела подстрочник, улыбнулась. – Ну что ж, я вижу, тексты вы знаете назубок, рассказ написан правильно. Я рада за вас.
Вслед за этим она задала ему по-английски несколько вопросов, он ответил обстоятельно, подробно, тем более, что разговор проходил в рамках специальности.
Продолжать разговор на вольные темы педагог не стала, и поставила ему в зачетную книжку оценку «Отлично».
Выйдя из аудитории, он не сразу поверил, что сдал иностранный язык на отлично. Столько трудов за четыре года. Спасибо учителям-молодоженам, без них он бы не смог самостоятельно осилить такой объем. Максимум на тройку.
После каждого экзамена все шли отмечать это событие в общагу, с заходом в гастроном шумной ватагой.
– Николай, ты идешь с нами, или как? – поддевал его обычно Сергей Говорухин, подмигивая ребятам.
– Вот сдадим все экзамены, тогда можно и отметить, а пока надо подготовиться к следующему.
– Понятно, ты же у нас отличник.
– Не в этом дело. Просто мне нравится учиться во ВГИКЕ, а это обязывает, ну пока, – и они расходились в разные стороны, оставаясь при своих мнениях.
Экзамен по курсу «История зарубежного искусства» он сдал на отлично, причем Волкова Паола Дмитриевна, историк культуры, искусства, которая преподавала в институте всеобщую историю искусств, не преминула отметить и его контрольную.
– Я люблю людей, увлеченных искусством, вы из таких, это сразу видно из вашего ответа, к тому же мне по душе ваш реферат. Темы греческой вазописи вы раскрыли безупречно, как часть общей культуры эпохи и духовной жизни Древней Греции.
Молодцом, жаль, не все работы также интересны, а ведь вы будущие драматурги, не забывайте об этом, – обвела она аудиторию строгим взглядом, сменившемся обаятельной улыбкой.
По мастерству кинодраматурга Ежов с Лесиным заранее прошлись по заявкам, прочитали сценарии всех своих студентов, и на экзамене вызывали каждого по списку, ставили оценку, оговоренную заранее, затем вкратце обсуждали заявки на будущие сценарии по пятому курсу и отпускали своего ученика творить дальше. Дошла очередь и до Николая.
За свои заявки, и сценарий «Прозрение» о нелегкой судьбе молодой женщины, инспектора по делам несовершеннолетних, получил неожиданную для него четверку.
– По нашему мнению, сценарий «Прозрение» хороший, но мог быть и лучше. Мое мнение о твоих заявках на сценарии для пятого курса я уже высказал, дело за тобой. Дерзай, – улыбнулся мастер.
– Да, Коля, заявки многообещающие, мы верим, ты напишешь оригинальные сценарии, – подхватил Валентин Петрович, с тем Николай и был отпущен восвояси, а на его место заступила Татьяна Гуреева, красивая и заумная казачка из Краснодара…
На их курсе много было творческих и плодовитых сценаристов, ему ли не знать об этом.
Горский Юра, Куценко Георгий, Шегаль Ирина, это лучшие из них, основные друзья-соперники Николая, они строчили беспрестанно и много, имели глубокие всесторонние познания, и он не имел права расслабляться.
«Ничего, мы еще посмотрим, who is who», – думал он, разочарованный четверкой и оттого еще более нацеленный на победу, над всеми ними и над собой лично.
Следом шли экзамены по зарубежной литературе и драматургии театра. Его контрольную работу по анализу романа Г. Маркеса «Осень патриарха» педагог Н. Аносова раскритиковала: «Почти не раскрыта художественная палитра романа, композиция, образ времени и пространства, природа гротеска, – отметив при этом, – убедительно раскрыты темы диктаторской власти, взаимосвязи власти и народа».
В заключение написала: «Зачитывая Вашу работу условно, прошу Вас раскрыть главные особенности художественной формы романа на экзамене».
Так что ему пришлось позаниматься перед экзаменом, изучая сочетание политической сатиры и мифа, особую структуру времени в романе. Зато на экзамене он получил пятерку и одобрение сурового педагога за подробный анализ, что случалось нечасто.
Краем глаза он заметил, как завистливо вздохнула сидевшая неподалеку Шегаль, которой еще только предстояло идти и бороться за высокую оценку.
По курсу «Драматургия театра» он получил высшую оценку за контрольную на тему «Сценическая история и новаторские особенности комедии И.С. Тургенева «Месяц в деревне».
Также и на экзамене, педагог Фролов сразу отметил, что студент прекрасно разбирается в драматургии театра, еще он добавил о признании в начале 20 века Тургенева-драматурга предшественником чеховского театра, они поговорили немного о постановке спектакля на советской сцене, и вскоре Николай вышел из аудитории с пятеркой в зачетной книжке, радуясь, что с экзаменами покончено.
Далее пошли зачеты по истории зарубежного кино, психологии, телевидению, советскому праву. Закончились и они.
Наконец, настало время, когда можно и даже нужно отметить такое важное событие всей мастерской. Закупив в гастрономе спиртное и закуски, шумно и даже чересчур весело заявились в общагу, поднялись в лифте на этаж к девчонкам, и пир начался.
– Ну что, за удачное окончание сессии? – поднял стакан с портвейном Паша Которобай, балагур из Одессы.
– Давайте выпьем за нас, сценаристов пятого курса мастерской Валентина Ежова! – поддержал его Альгирдас Шимкус из Вильнюса. Никто не возражал.
Дружно сдвинули стаканы, за это грех не выпить.
В ход пошли бутерброды с колбасой, сыром, килька в томате.
– Киноведы раньше нас сдали, уже разъехались по домам, в Челябинск, например, – хитро прищурилась Таня Кофанова, глядя на Николая. Она прославилась среди студентов тем, что написала смелый драматический сюжет о девчонке, сделавшей аборт из-за несчастной любви к шалопаю, бросившему ее в трудный момент.
Он пожал плечами, мол, ему-то что, и тут к ним подсела Ира Шегаль, обворожительно улыбаясь первому студенту курса.
– Коля, не расстраивайся, давай выпьем винца, и будем дружить как мальчик с девочкой, не пожалеешь.
– Зря губы раскатала, ты не в его вкусе, он любит рослых и красивых блондинок, так ведь, Николай? – присел рядом Серега Говорухин. – Давай хвались, экзамены все на пятерки сдал, небось.
– Увы, одна неказистая четверка вклинилась в гордую лебединую стаю пятерок, – отшутился Николай, и все выпили.
Затем послали гонца в винный, за новой партией спиртного.
Языки развязались, все говорили о своем, наболевшем, девчонки сгрудились отдельно, у них свои секреты, Николая повело, в голове шумело, пора отчаливать.
Он встал и незаметно вышел, якобы в туалет. Ушел по-английски, не прощаясь. В метро его слегка развезло, но он взял себя в руки и приехал домой хоть и пьяный, но на ногах.
– Извини Олечка, после экзаменов немного дерябнули всей группой, они остались дальше квасить, а я домой, к тебе, – заплетающимся языком изрек будущий драматург, пьяно улыбаясь любимой, и распластался поперек кровати, попытался было раздеться, но сон навалился на него, раздался храп.
Ольга покачала головой, что тут поделаешь, намучался бедняга, с этими экзаменами, два месяца как каторжник, без сна и отдыха. Она сняла с него ботинки, стянула кожаный пиджак с плеч, и он с облегчением повернулся на бок, лицом к стенке, и затих.
Ольга послушала, как он посапывает, постанывая, достала из его сумки зачетку и, полюбовавшись пятерками, пошла к своим, пора мыться, и спать ложиться…
О проекте
О подписке