Одинокий, пьет каждый день, как все фронтовики, хорошо еще, брат есть, поддерживает. Дядя Митя тоже инвалид войны, на протезе, но он не такой разгульный, как отец, куркуль тот еще, как говорят о нем соседи, но не им судить, у самих рыльце в пушку.

У отца широкая натура, он художник. Заработает денег в какой-нибудь церкви, где пишет иконы, делает росписи на стенах, и пьет потом напропалую с друзьями-приятелями, пока не спустит все до последней копейки.

В Алатыре пьяниц много, они солидарны, кучкуются, ведут душещипательные беседы, выпивают, и отцу всегда нальют стакан, другой. Помнят его щедрую натуру, знают, заработает он, снова все будут гулять, как в последний раз.

Так размышлял Николай, пока ехал от Профсоюзной до проспекта Мира. После ужина он дал Оле прочитать послание отца.

– Вот видишь, неужели трудно отцу родному посылку послать? Порадовать его.

– Как – будто ты не знаешь. Эта учеба меня так подкосила, ни времени, ни денег. Ты мой ангел-спаситель. Спасибо тебе.

Это было второго апреля, а через два дня пришло письмо уже от дяди Мити. Николай как знал, снова приехал за учебниками, а тут на тебе, родные завалили письмами. Как приятно.

Дядино письмо оказалось пространным, писал он с юмором и сарказмом, как и говорил, но так, что племянник ясно представлял все, что у них там происходит и хотелось повидаться с ними как можно скорее. Лучше летом.

И он с удовольствием перечитал его еще раз:

«Здравствуй Коля! Ко мне можно сказать не пришел, а прилетел отец. На его лице была выражена большая радость и хорошее расположение духа. Эмоции были улыбка и с довольно приятным смехом. Я ему говорю, выкладывай что у тебя?

Он не торопится с ответом, а продолжает широко улыбаться. Затем говорит: Вот догадайся, почему я в таком настроении и у меня такая радость?

Я говорю ему: У тебя такое настроение бывает как редкое явление. Дай бог, чтобы оно было почаще.

Ты знаешь, мне сын Коля прислал посылку.

Ах вот в чем дело и почему у тебя такая радость. И он стал с великим достоинством перечислять, что было положено в посылке. Обещал и нам кое-что принести.

На другой день пришел и принес московские картофельные оладьи. Я стал их выпекать, и мы с Марией Дмитриевной попробовали, они нам очень понравились.

Мы правда добавили немного муки для прочности при жарении. Отец посмотрел, попробовал, вкусно. А когда пошел к себе домой, сказал: Буду готовить только так.

Я ему в ответ: Ну вот понемногу хозяйствуй вокруг да около плиты, так будет лучше, чем бродить по городу.

Признаться по правде Коля, отец стал пить одеколон, а еще хуже это «синие глазки», так называют любовно ярые алкаши стеклоочистительную жидкость.

Ему пришлось высказать немало слов по поводу вреда для здоровья. Однако мои слова оказались для него пустыми.

Он пришел ко мне дня через два. Я дал ему поесть, а сам стал заниматься домашними делами. А когда он ушел, то я принялся мыть посуду. Когда стал мыть стакан, то от него несло запахом одеколона. Тут я подумал, он принял ответное решение на мои разговоры с ним по борьбе с алкоголизмом. Я понял, что он стал неисправимым. Почему он стал пить эту дрянь?

У нас в Алатыре закрыли винный завод. Запретили торговать спиртными напитками во всех магазинах. Запретили на разлив во всех буфетах. Оставили всего два магазина. Продажа проходит с 16 часов и два раза в неделю. Перед открытием там создавалась громадная очередь и давка. Появились несчастные случаи.

В ответ на это появились сотрудники милиции для наведения порядка. Дают по две бутылки каждой личности. Милиция наблюдает за людьми. И тот кто появляется часто, его выводят из очереди и принимают необходимые меры.

Поэтому отцу появляться там нет возможности.

Во-первых сама водка дороговата, во-вторых, могут отвезти в вытрезвитель. А поэтому такие как он туда не приходят, а чтобы насытить организм спиртным, они без всякой очереди и за копейки берут одеколон и эту жидкость.

Я его конечно отвлекаю от встреч с алкашами.

Он приходит ко мне и идет за продуктами на рынок или в магазин, и я с ним делюсь. Кроме этого он сумеет выкроить себе мелочь, ведь его никак в этом деле не учтешь.

Я Коля эту зиму живу у Марии Дмитриевны. Из дома вынужден был уйти. Твой отец ругался с соседями и они вызывали меня на скандал. Теперь хожу туда два раза в месяц. Получить пенсию 14 числа, и 30 числа заряжаю аккумулятор.

У М.Д. характер тоже оказался не из легких. Она привыкла к своим порядкам. Мои новые порядки ей не нравятся. Держала кошек в квартире, а при мне они живут на подлавке.

М.Д. в конце февраля отослала ответное письмо Антонине Ивановне в Мурманск, и открытки поздравления с наступающими праздниками. Они давние подруги и ведут постоянно переписку.

В конце апреля перейду в свою квартиру, т. к. не надо будет топить. Мои планы таковы: получить бы благоустроенную квартиру однокомнатную, поработать бы в одной из церквей, побывать бы у тебя в Москве своим ходом на автомобиле.

Коля, желаю тебе хорошей учебы, а самое главное сдать экзамены на отлично. Желаю также хорошего состояния здоровья. Передавай привет своей семье от меня, от отца и от М.Д. Я очень рад за посылку.

Ну пока, до свидания, Димитрий.»

Вечером Ольга тоже прочитала письмо, и грустно улыбнулась: – Твоего отца надо подлечить, в Москву привезти, в хорошую больницу положить. У меня в Склифе главврач знакомый, книжки у нас покупает часто, я с ним поговорю обязательно.

– Да что ты, он вряд ли поедет. Когда дядя Митя лежал в институте Герцена, он ходил к нему пешком каждый день.

Представляешь, от Ленинского проспекта до Беговой, через центр. По пути заходил в магазины, выпивал с каким-нибудь забулдыгой. Потом мне говорил, что в Москве он не сможет жить, только в Алатыре, в своем доме.

Перемены

Поскольку все контрольные и справку с места работы Николай выслал вовремя, на Мосфильм пришло отношение института о предоставлении ему оплачиваемого дополнительного отпуска для участия в учебно-экзаменационной сессии сроком на 60 календарных дней.

Подъехав на студию, он сначала зашел в бухгалтерию, где на него были выписаны отпускные, затем в кассе получил причитающуюся ему приличную сумму.

А не пойти ли пообедать, Оля все равно до вечера на работе, и он направился к столовой. Подходя с подносом к раздаче, увидел рыбные блюда и вспомнил, что сегодня четверг, значит, рыбный день. Взял салат, половинку рыбного супа.

– Мне хек с картошкой, пожалуй.

– Хек кончился, – сообщили ему на раздаче, но он не особо расстроился: – Ну и хек с ним, тогда давайте треску, две порции.

Он не мог забыть, как когда-то кормил отварной треской своих сиамцев и помрачнел. Нет их давно уже, и не будет. Он любил свою голубоглазую кошачью семейку черными мордочками, играл с ними, ходил поцарапанный от их острых когтей и зубов.

«15 апреля первый день занятий», – напомнил он сам себе, и быстро отобедав, поспешил к проходной. Некогда прохлаждаться, пора снова браться за учебу.

К его радости, Ольга уже дома. Веселая и энергичная.

– Я сегодня была по делам в Москниге, и узнала, что на Колхозной площади в книжном магазине нет заведующей. Написала заявление о переводе, и директор подписал его.

– Так сразу и подписал? – удивился Николай.

– Я уже не раз говорила всем, что хочу работать в своем районе, так что завтра скажу об этом Выгонной, и потом подъеду к директору 57-го. Пойдешь со мной?

– Конечно, о чем разговор. Это же рядом.

– И работают они до 17.30, а не до 20 часов, как в 53-м.

– То есть все вечера ты дома, а я буду встречать тебя.

Оля принесла на подносе ужин, Николай включил магнитофон с любимым певцом, рассказал ей о своей поездке на студию.

Они любили не только миловаться до утра, но и разговаривать во время ужина, им всегда было о чем поговорить, рядом друг с другом они испытывали радость, флюиды счастья витали вокруг.

Дальше – больше

С утра он засел за стол и сначала работал над заявками для курсовых работ будущего года, затем придвинул поближе полюбившуюся ему машинку «Москва», и отпечатал их в пяти экземплярах. Четко печатает, и пробивает как надо, это тебе не «Унис» слабосильный.

Весь в работе, он и не заметил, как приехала Оля.

Обняла, поцеловала, новостей море.

– Звонила с утра Владимиру Григорьевичу, директору 57-го, ждет, ему уже звонили из Москниги, он в курсе.

– Тогда поехали, чего ждем?

– Сначала пообедаем, Кузя, наверное из-за стола и не вставал, ослабнешь совсем. Зачем мне тогда малахольный мужичонка.

– Ах так, ну держись! – Николай ловко подхватил Ольгу, поднял и прокрутил вокруг себя на плечах и шее, так что она не успела даже испугаться, как снова стояла на полу, слегка покачиваясь от головокружения и удивленно улыбаясь.

– Это что было, не поняла, надо повторить!

– Я сам не понял, так, вдохновение накатило, но ты не бойся, не уроню. Теперь только после обеда, бедовая ты, как я посмотрю, не испугалась, – они обнялись, замерли.

– Ну, ты отдыхай, я на кухню, к маме.

Вскоре они обедали у себя в комнате, бабушки с внуком в большой комнате, так удобнее для всех и быстрее, мороки меньше.

– Рассказывай дальше, интересно.

– Выгонная ни в какую, не отпускает меня, собрала всех на собрание, уговаривали остаться, – щебетала Ольга, с аппетитом вкушая обед, приготовленный матерью, Николай не отставал:

– Ну-ну, а ты чего? Говори, чего замолчала.

– Говорю, вы все в этом районе живете, рядом с работой, а мне ехать полтора часа, дома только ночью бываю. Так что отчитаюсь, сдам дела по-быстрому, и буду принимать отдел в 57-м.

– Умница, вся в меня. Так держать.

– Все, пообедали. Теперь пять минут поэзии, и пойдем, хорошо, Кузя? – Ольга прилегла на диван и задремала.

Ровно через пять минут проснулась, и встала бодрая, с ясным взором. Быстро оделись, и к лифту. На троллейбусе всего две остановки, приехали.

– Иди Оля, я буду ждать тебя на улице.

Она кивнула и скрылась за дверью магазина. Он огляделся. Удобное место, людное. Он заходил в этот книжный раза два, давно уже. Народу всегда много, а это немаловажный фактор.

Магазинчик небольшой, расположившийся на углу Колхозной площади в 2-х этажном здании. Слева институт Склифосовского, справа через дорогу кинотеатр «Форум», в котором они недавно смотрели французский фильм «Искатели приключений».

Весна на дворе, ветрено. Он поежился в своей давно обжитой куртке с капюшоном, прошелся от угла в сторону метро «проспект Мира», вернулся назад. Замерзнуть не успел, как в дверях увидел Олю и по ее лицу понял, все в порядке.

К дому пошли пешком. Выглянуло солнце.

– Ну, хвались давай, рассказывай.

– Приказ о моем переводе подписан, так что с 10-го апреля я здесь работаю в должности зав. отделом. Трудовая книжка у директора. Завтра поеду сдавать дела, писать отчет, потом буду принимать отдел в 57-м.

– Знакомые есть в этом магазине?

– Как не быть, я с 1970 года в Москниге.

– Ая с 1970 года на Мосфильме. Такое совпадение неспроста, надо обязательно отметить.

Проходя мимо Ботанического сада, приостановились.

– Мы с Кирюшей здесь часть бываем. Хочешь, зайдем?

Оля купила два билетика, и они прошли внутрь Ботанического сада МГУ «Аптекарский огород», основанный в 1706 году по указу Петра Первого, прочитали они на табличке у входа.

– Интересно, здесь я еще не был.

Они прошлись по аллеям Зеркального канала мимо хвойных деревьев; ели, лиственницы, пихты, развесистые ивы радовали глаз.

Весна – красна, одним словом, пришла в этот ухоженный уголок природы в центре Москвы.

Он увидел, как прилетела стайка ярких синиц, они поцвикали на кустах, перелетая с ветки на ветку, и улетели прочь.

Николай с улыбкой проводил их взглядом:

«Синички-сестрички, прилетели, порадовали меня, будто снова в детство вернулся, спасибо вам».

– Коля, ты слушаешь? При основании сада сам Петр Первый посадил здесь три хвойных дерева: ель, пихту и лиственницу, – Оля привела его к старой лиственнице, сохранившейся до наших дней, и Николай был рад посмотреть на дерево, посаженное самим царем-реформатором в далеком славном прошлом.

Дойдя до старинного пруда, вернулись обратно, к оранжереям: подивившись на высоченные развесистые пальмы, и огромную коллекцию кактусов, направились к выходу.

– На первый раз хватит впечатлений.

– Мы сюда будем захаживать, летом особенно, – обнадежила его Ольга, взяв под руку: – побежали домой, ужин стынет…

Пасха

С утра похристосовавшись с домашними, Коля с Олей поехали на Головинское кладбище, там были похоронены ее отец, дед с бабушкой. От метро прошлись пешочком, вслед за другими.

Возле их могил за высокой оградой, он познакомился с Олиной родней; сестрой Леной с мужем Юрием, братом Сашей, их мама, тетя Лиза суетилась возле могил отца с матерью, брата Виктора, раскладывая крашеные яйца, зажигая поминальные свечки перед памятниками.

– Проходи, Оленька, – обрадовалась она племяннице, окидывая Николая благожелательным взором. – А вот и Женя пожаловал. Теперь все в сборе.

Евгения Николай уже знал не понаслышке, родной брат все же. Тот выхватил из кармана куртки бутылку водки, засуетился:

– Ну так что, давайте помянем родных, пора.

Только раздал всем стаканчики с водкой, как увидел милиционера и спрятал бутылку в карман на всякий случай.

Николай усмехнулся, но промолчал. Поминать родных на пасху не возбраняется, тем более, милиционер прошел мимо. Все вокруг поминают, так принято у православных.

Выпив по стаканчику, огляделись вокруг, пока женщины хлопотали возле могилок, наводя порядок, украшая их цветочками.

Наконец, после того как тетя Лиза слезно попрощалась с упокоившимися родными, все пошли по дорожке к выходу, умиротворенные и благостные, как и все вокруг.

Да и как иначе. Наверху природа просыпается, птицы поют, а внизу под землей их родные лежат, словно напоминая об общей когда-то с живыми жизни, о прошлом, которое никогда не вернется.

Это была первая встреча Николая с Олиной родней.