– Нечего дуться, не заметишь, как в школу им идти, мне ли не знать. Так что приучай их к порядку сейчас, потом поздно будет.

– Я твой рабочий график прочитал, с ума сойти можно.

– В школе надо было хорошо учиться, это призвание.

– Все равно таким, как Лев Толстой, не станешь. Чего зря стараться, только время терять.

– А ты много прочитал его произведений, кроме Филиппка? Небось, «Войну и Мир» даже не открывал. На вот, прочитай список писателей и поэтов, которых я должен знать, чтобы стать сценаристом. Его и то не осилишь, так что мне не надо быть похожим на кого-то, у меня свой микромир, стиль, фамилия. Этого вполне достаточно, чтобы стать настоящим писателем.

– Я тут о многих даже не слышал, – вернул список брату вспотевший от заумного чтения Вова и загрустил было, но Николай снова примиряющее похлопал его по спине:

– Не журись, мы с тобой приглашены на обед, так что твой бальзам будет кстати. Заодно увидишь наяву настоящую красивую и умную женщину, москвичку.

– К своим-то ходишь в гости, или как? – хихикнул вновь повеселевший Вова в ответ на его слова.

– Славка в больнице лежал, когда я из командировки приехал, полипы удалили у него, гланды вырвали, кошмар. Помог привезти его домой. Дергается, скачет по комнате. Митька на сборах, штангу тягает, перворазрядник. О Надежде с ее мамой и говорить неохота. Выжили меня, а теперь лыбятся, Надька хочет, чтобы мы опять съехались, иначе запретит видеться с детьми.

– Ну, а ты чего думаешь делать? – Вова от удивления аж рот раскрыл, на брата смотрит с сочувствием.

– Назад хода нет. Я еще жить хочу, грозит мне, мол, если не вернешься, детей больше не увидишь. Я уже пережил развод, мне не привыкать. Пусть живут, как хотят. Ладно, будем собираться, в магазин заскочим, что-нибудь купим к обеду…

На проспекте Мира Вове понравилось, при виде высотки, к которой они подошли, он даже остановился, разглядывая ее.

– На третьем этаже этого домика они и живут, сейчас сам увидишь, это тебе не у нас в Алатыре, на улице Сурско – Набережной, – философски отметил старший брат, входя в просторный подъезд, и поднимаясь по ступеням к лифту, младший брат шел за ним молча.

В квартирах с такими высокими потолками и просторными комнатами, коридорами Вова тоже оказался впервые, однако за столом освоился быстро, потому как познакомился с людьми добрыми и приветливыми.

Он рассказал, как побывал в Риге, в доме отдыха было скучно, одни пожилые пары, и он уехал раньше времени.

– Дай думаю, лучше к Коле заеду, чем там околачиваться, – хихикал он добродушно, чем тоже расположил к себе женщин.

– Селедочка, – улыбнулась баба Варя любимой закуске, и потянулась к ней вилкой, все засмеялись.

– Давайте еще по рюмочке рижского бальзамчика, под селедочку как раз будет, – Николай наполнил рюмки. Выпили.

– Кушай Володя, не стесняйся, – Тамара Федоровна подвинула к нему ближе блюдо с жареной курицей, нарезанной кусками, но Вову не надо было уговаривать, он уписывал за обе щеки с отменным аппетитом, женщины снова улыбнулись, переглянувшись: – Сейчас чай с пирогом пить будем.

– В чай по ложечке бальзама добавим, – Ольга быстро расставила чашки, налила всем чаю, бальзам тоже пошел в дело.

Николай налил себе в чашку сразу две ложечки бальзама, передал бутылочку Кириллу: – На, тоже попробуй, полезно для здоровья, – оглянулся он на Ольгу, та не возражала:

– Пусть попробует, только одну ложечку, Кирюша, слышишь?

Тот кивнул, дегустация ему понравилась.

Тем временем, баба Варя переместилась от стола к креслу перед телевизором, стала внимательно смотреть новости дня.

После обеда посидели в Олиной комнате, слушая песни Юрия Антонова по магнитофону.

– Завтра ночью, под утро поеду домой, скоро снова на работу, надоело отдыхать, – разглагольствовал Вова после обильного обеда, поглядывая, как Ольга принесла еще кофе на подносе.

– Оля, я поеду с братом к себе, провожу его, и позвоню, хорошо? Тем более, завтра воскресенье.

– Ладно, а мы сходим с Кирюшкой в парикмахерскую, пробегусь по магазинам, – она вышла, и тут же вернулась с пакетом: – Тут вам на ужин, еще Володе пирожки в дорогу.

…

Наконец, братья оказались на улице и направились к метро.

– Бабуля прямо носом в телевизор уткнулась, и смотрит, – удивлялся Вова, подхихикивая, – зато селедочку на столе сразу разглядела, а вообще они люди добрые, сразу видно.

– Да уж, с моей бывшей семейкой не сравнить. Я до сих пор не могу поверить, что избавился от этих двух мегер, – Николаю не давала покоя эта мысль, тревожила, – грозится отлучить от меня сыновей, хотя они и так уже настроены против отца.

– Может, в кино сходим, чего дома сидеть, – сменил тему Вова, и вовремя. Брат оживился.

– Точно, пойдем в Улан-Батор, давно там не был.

Они доехали в метро до станции «Академическая», прошлись до кинотеатра, и на Николая нахлынули воспоминания.

– Покуролесили мы в этих местах с Мишкой Савиным, моим армейским дружком, я даже работал здесь неподалеку, в шашлычной. А пойдем заглянем, да ударим по шашлычку с коньячком, – раздухарился старший брат после выпитого бальзама за обедом. Младший не возражал.

Шашлычная давно уже стала рестораном, но Николая это мало расстроило, скорее наоборот. Сдав свои пальто в гардероб, братья поднялись на второй этаж.

Народу было не так много, и он направился к столику, за которым не раз сиживал когда-то. Огляделся. Знакомых никого. Оно и понятно. Сколько лет прошло.

– Вовремя зашли. Позже все места будут заняты, дым коромыслом. Здесь я целую зиму работал официантом, давно уже.

– А что, уютно, и аромат какой, – принюхался Вова.

Подошла официантка, и он сделал заказ, не глядя в меню. Зачем, когда только вывеска сменилась, это он сразу понял и почуял по знакомым ароматам, доносящимся с кухни.

– Нам, красавица, принеси лобио, салатики, 500 грамм грузинского коньяка, бутылку боржоми, и еще два шашлыка по-кавказски, – и добавил с намеком: – я здесь работал, понимаешь?

– Для своих все сделаю по высшему разряду, не беспокойтесь, – улыбнулась ему официантка, – а что значит 500 грамм, как это?

– В смысле, в запечатанной бутылочке. Я сам открою.

– Теперь ясно, – снова улыбнулась официантка, и направилась к буфету. Веселый клиент попался.

– Угощаю, Вова, деньги пока есть в загашнике, – успокоил Николай заерзавшего было брата, и тот заулыбался:

– Я поистратился в этой Риге, сам понимаешь.

Официантка принесла заказ и сообщила, что шашлыки будут готовы минут через двадцать, не более.

Братья чокнулись, выпили по рюмке коньяка, затем повторили, закусили. Настроение стало ресторанное, свободных мест рядом уже не осталось, и тут к ним подошли две нарядные женщины восточного типа, в сопровождении администратора.

– Молодые люди, у вас два свободных места, вы не против, если я к вам подсажу этих милых дам?

– Нет конечно, присаживайтесь, – улыбнулся им Николай, а Вова засмущался и даже покраснел от волнения.

Официантка принесла еще один заказ, неприязненно косясь на раскрашенных бабенок, и вскоре за столом стало весело, и даже уютно. Николай рассказал пару киношных анекдотов, шашлыки оказались такими же отменными, как и раньше.

– Вы в Москве проживаете? – встрял в разговор осмелевший от коньяка Вова, и Николай тут же поддержал брата:

– Хотите, я угадаю, откуда вы родом?

– Интересно услышать, – переглянулись дамы, ребята им понравились, да и обстановка располагала.

– Вы похожи немного на грузинок, но я думаю, вы из Армении. Не угадал, или как?

– Вах-вах, Николай, вы провидец. Мы обе армянки, но живем в Грузии, вернее, в Абхазии. В Сухуми не бывали, случаем?

– Я в Краснодаре жил и работал до армии, так что отдыхал в Сочи, бывал в Сухуми, и даже в Батуми.

Он наполнил рюмки коньяком и провозгласил тост:

– Давайте выпьем за родные дома, где мы родились, и выросли благодаря нашим родителям!

– Какой прекрасный тост, как у нас на Кавказе, – восхитились дамы, Николай добавил: – И у нас в России тоже.

Однако, пора и честь знать. Расплатившись, они дружно оделись в гардеробе и вышли на свежий воздух. С небес падал на землю мокрый снег с дождем вперемешку. Лужи. Слякотно.

– Ребята, приглашаем вас в гости. Мы на машине, живем недалеко, на Ленинском проспекте. Такой хороший вечер, хотелось бы продолжить. Вы как, не против?

– К сожалению, мой брат Володя ночью уезжает домой, в Мурманск. Надо собраться, ну и так далее, – улыбнулся дамам Николай. – Спасибо за приятную компанию.

– Ну, как хотите, – разочаровались дамы, и укатили на своем лимузине, а братья пошли пешком до дому, шлепая по лужам и посмеиваясь. У Николая в руках была сумка, в которой лежали Олины припасы для них. Это грело его душу.

– Пошли быстрее, а то вымокнем до нитки.

– Я думал, ты захочешь к армянкам поехать.

– Да ни за что на свете. Может, год назад, и то вряд ли.

– Заманчиво вообще-то. Такие красотки.

– О чем ты говоришь. У меня теперь есть Ольга, и больше мне никого не надо. Понял?

– Понял. Это я просто так сказал.

Дома они разделись, отдохнули, посмотрели новости по телеку. Пора и в путь собираться, пока метро работает.

И точно, приехали на Комсомольскую в последнем поезде.

Поднялись на эскалаторе в числе немногих запоздавших наверх, вышли на площадь, двери за ними заперли.

«Еле успели, надо же», – удивлялся про себя Вова, вышагивая за братом-москвичом, тот словно читал его мысли:

– Ничего, со мной не пропадешь. Я Москву знаю лучше многих москвичей. Где только не бывал, сам удивляюсь.

На вокзале побродили мимо ларьков с сувенирами, потомились в зале ожидания, где Вова рассказывал о своей семейной жизни в Мурманске, о матери с Игорьком.

Объявили о посадке на скорый поезд «Арктика», и братья поспешили на перрон, нашли нужный вагон, проводница проверила Вовин билет, и вскоре они уже сидели в купе на его полке, разглядывая прибывающих пассажиров с вещами.

– Ладно Вова, передавай всем привет, особо матери. Ты тут обживайся, а я пойду, чтобы не мешаться, счастливо доехать, – он пожал брату руку и пробрался на выход.

Вернулся в зал ожидания, и прикорнул на той же лавке, где они еще недавно сидели с Вовой, задремал. Очнулся от внутреннего толчка, точно от будильника, глянул на вокзальные часы. Все, можно идти к метро, уже открыто.

Приехав к себе домой, разделся наскоро, умылся, завалился на диван и заснул, как убитый…

Голгофа за письменным столом

С некоторых пор у него всегда было приподнятое настроение, словно лучик счастья проник, наконец, в его сердце, и закрепился в нем навсегда. Но и тревога не отпускала, словно змея подколодная. Столько контрольных, рефератов, сценариев надо написать, потом его ждет сессия, словно надвигающийся айсберг, экзамены. Выдержит ли он эти испытания, будет ли конец его мучениям?

Обуреваемый такими чувствами, проснулся он поздно.

За окном распогодилось, даже солнце проглядывало иногда сквозь тучи, которые гнал по небу прерывистый злой ветер.

Надо позвонить Валеркиной Раисе, как он мог забыть об этом. Тут же набрал номер телефона, благо в их коммунальном коридоре никого. Все на работе, и то хорошо.

– Рая, привет. Здорово, что я застал тебя. Как жизнь молодая?

«Скажешь тоже, так, прихварываю малость, сегодня дома. Аты где пропал, тоже мне, киношники. Валерку-то видишь? Давно не объявлялся, балабол несчастный.»

– По студии бегает, весь в работе. А я на Украине был, на съемках, недавно приехал. Ты не забыла о моей просьбе?

«Давно стоит твой заказ на полке. Тебя дожидается. Духи «Кристиан Диор», Париж. Последний писк моды.»

– Так я через часик забегу к тебе?..

У Раисы он пробыл недолго. Передал пламенный привет ее подруге Наталье, забрал духи, выложив за них все деньги, что имелись у него, а это ни много – ни мало 120 рублей, предложенный кофе пить не стал, аппетит пропал, и был таков.

Неплохо Раиса зарабатывает в парфюмерии. Клиентов у нее много, французские духи, это брэнд, берут нарасхват, чтобы порадовать любимую женщину. На Новый год подарю Оле.

Вернувшись к себе домой, засел было за контрольные, но тут позвонила сама Оля. Выслушав его рассказ, как он проводил брата, и сейчас корпеет над контрольными, неожиданно обрадовала его:

«Звонил Куршин, из министерства образования, сказал, что контрольные скоро привезет, ну а я пообещала ему книжки, у нас был завоз, я специально для него отложила новинки. Он рад.»

– Если бы ты знала, как я счастлив, Олечка. Ты моя спасительница. Тогда я возьмусь за сценарии, это главное для меня.

«Конечно возьмешься. А мы с Кирой были в политехническом музее, потом на рынок заскочили. Тебя когда ждать?»

– К ужину, если ты не против.

Они засмеялись, слушая смех друг друга…

Счастливые времени не замечают. Поэтому оно летит быстро.

Перед самым его днем рождения Оля спросила:

– Ты чего бы хотел на горячее?

Николай думать не стал, ответил сразу:

– Карабас – Барабас больше всего на свете любил жареную уточку, как и я, только вот не припомню, когда я ее ел в последний раз. Может быть, когда читал сказку «Золотой ключик»?

– Ну, это дело поправимое, достанем самую большую и жирную утку, можешь не сомневаться, – засмеялась Ольга, вглядываясь в свое отражение в зеркале. – Устаю очень, дорога так изматывает, сил нет.

– Да уж, уезжаешь рано, приезжаешь поздно. У нас на студии знаешь, как шутят, когда приходится допоздна дежурить на съемках? Скорей бы утро, да снова на работу.

Он подошел, обнял ее и поцеловал в маковку, в ушки, вглядываясь вместе с ней в зеркало: – Ты у меня самая красивая, самая обаятельная, самая добрая, лучше всех на свете.

Они замерли, улыбаясь друг другу.

– Ты говори-говори, не прерывайся, мне так легче становится. Слышишь, мама посудой гремит, значит, ужин готов.

После ужина он поинтересовался:

– Оля, как там Кирилл, встречается с девочкой, или уже охладел к ней? Гермес, я смотрю, на стене висит по прежнему.

– Они еще дети. Так, поиграли во взрослых, теперь он мореходством увлекается. Мы побывали на ВДНХ, в павильоне кораблестроения, он книжек набрал, все изучает. Интересуется.

– Отлично. Игорек вон в мореходке учится, может и Кирилл туда поступит после школы. Моя мать, братья в Мурманске живут, будет к кому зайти в свободное время.

– А что, надо поговорить с Кирюшкой…

Впервые свой день рождения Николай встретил вместе с Олей и ее родными, он был рад теплой обстановке, во главе стола красовалась жареная утка с яблоками, Оля подарила ему красивую фарфоровую лошадку, пили чай с тортом. На столе находилась и любимая бабой Варей селедочка.

Кирилл посидел со взрослыми недолго, ему не терпелось изучать историю кораблестроения в России, тем более, что мама его могла достать любые нужные книги.

Паренек он был высокий, худой, любознательный, избалованный чрезмерным вниманием к своей особе со стороны матери и бабушек, души не чаявших в своем чаде. Да и как иначе, он для них был светом в окошке, радостью и смыслом жизни.