Перемены

Ему было тревожно и радостно от осознания того, что грядут перемены. Вечером следующего дня они встретились после работы на выходе из метро, и пошли к Оле домой.

В подъезде просторно, как в вестибюле гостиницы.

Поднялись на лифте на третий этаж, квартира № 7. Просторный коридор, широкая лестница, высокие двери. Сразу видно, дом далеко не типовой.

Только вошли, к ним подбежал сначала лохматый терьер, из кухни вышла моложавая еще женщина, из стеклянных двойных дверей выглянул высокий худой паренек.

– Здравствуйте, – Николай поздоровался первым, как положено, Ольга потрепала собачку за холку: – Тиша, свои, понял?

Тот завилял хвостиком в знак того, что понял, настороженно глядя на пришельца, мол, я начеку.

Возле дверей Николай сразу заприметил журнальный столик с телефоном, так вот где с ним разговаривает Оля по телефону, сидя на столике. Коридор большой, скорее похожий на гостиную, с арками в прихожей и перед кухней. У стены напротив дверей старенький диван, холодильник.

– У других квартира меньше, чем ваш коридор, а про потолки с лепниной и говорить нечего, только смотреть.

Будущая теща улыбнулась приветливо:

– Проходите, не стесняйтесь.

– Пошли, я тебя с бабулей познакомлю, – Оля провела его в ярко освещенную комнату, где перед большим цветным телевизором «Рубин» сидела в кресле сухонькая старушка и внимательно смотрела на диктора, передающего новости.

– Бабуля, познакомься, это Николай.

Старушка оглянулась на гостя, доброжелательно покивала:

– Николай, очень хорошо, – и снова уставилась в телевизор почти вплотную к экрану.

Цепким глазом декоратора гость осмотрел просторную комнату с двумя большими окнами, еще одна дверь вела в запроходную комнатку, тоже с окном.

Солидная хельга с хорошей посудой у стены, диван, две кровати, круглый стол со стульями, перед окнами за письменным столом нахохлился сынишка Олин, делая вид, что учит уроки.

– Это Кирюша, мой сын, – мать потрепала его за вихры, как перед этим Тишу, паренек увернулся. Ему было явно неловко и Николай поддержал его: – Мы уже поздоровались, как пришли. По книгам на столе сразу видно, сын весь в маму.

– Теперь пошли ко мне, посмотрим.

Олина комната была наполовину от основной, оттого казалась узкой, как пенал, но уютной. Обстановка простая, добротная.

Письменный стол, два кресла рядом, между ними полированная полка от серванта в роли журнального столика.

Сам сервант стоял возле окна, заставленный книгами.

Напротив платяной шкаф и кровать, застланная гобеленовым покрывалом, на стене узорный ковер, при более близком рассмотрении тоже оказавшийся покрывалом, сшитым из платков.

– Хорошо у вас, просторно, без излишеств.

– Присаживайся в кресло, журнальчик полистай, а я метнусь пока по делам, – дверь за Ольгой закрылась, но улыбка ее еще долго мерцала в комнате, согревая взволнованную душу художника.

Из окна, красиво оформленного гобеленовыми портьерами, виден большой двор с деревьями вдоль дороги, детская площадка с песочницей, и знакомая лавочка вдоль ажурной изгороди, за которой находился детский сад, бегали детишки.

В комнату забежала Ольга, быстро поставила на полку-столик вазу с яблоками и небольшой кассетник «Ариадна».

– Вот, слушай музыку и яблочки жуй, я скоро, – и снова исчезла. Он же сел в удобное кресло, взял кассету и обрадовался:

– Ого, Юрий Антонов, угадала Оля, умница, – он мог слушать его песни бесконечно долго, все подряд. Но есть и самые любимые: например, «Белый теплоход», песня о море.

Вставив кассету в гнездо, включил магнитофон:

 
«Ах, белый теплоход
Гудка тревожный бас
Крик чаек за кормой
Сиянье синих глаз…»
 

Он слушал песни Юрия Антонова, сидел в Олиной комнате, наконец-то, море любви ожидало его впереди, наверное, это и есть то долгожданное счастье, о котором он всегда мечтал.

И которое так боялся потерять в своих страшных снах, повторяющихся время от времени в его воспаленном воображении, когда он бежал к ней из своего бывшего дома, не зная, где она живет и как выглядит, знал лишь одно: он найдет ее обязательно.

Оля принесла поднос с ужином, он открыл свою сумку:

– Чего это я, совсем забыл, – вынул из нее бутылку марочного вина. – Это в честь нашей первой встречи у тебя дома.

Руки его дрожали от волнения, но он справился с собой, успокоился. Теперь он знает ее, и сидит в комнате, где она живет.

И больше никаких страшных снов, он обрел свою мечту.

– Там мама бабулю кормит, Кирюша уроки учит, а мы здесь, ты не в обиде, надеюсь?

– Наоборот. Я понимаю, чужой человек в доме, к этому сразу не привыкнешь. Ничего, все будет хорошо.

– Скажешь тоже, я им говорила о тебе, они знают, – в ее руках, как по мановению ока, очутились бокалы, и Николай наполнил их.

– За нас с тобой, чтобы так было всегда!

Оля не возражала, они выпили.

– Хорошее вино, а мама бефстроганов с картошечкой нажарила, это ее любимое блюдо.

– Очень вкусно, а я больше всего люблю котлеты по-киевски, цыплята – табака тоже неплохо.

– Губа у тебя не дура, парниша.

Они дружно засмеялись, глядя в глаза друг другу.

Магнитофон замолчал. Николай сменил кассету, но включать не стал, пока хватит. – Удобный магнитофон, и радио имеется, можно новости послушать. С собой взять, на пляж например.

– Это я Кирюшке купила. Еще кассеты по французскому. Педагог посоветовала, для практики полезно.

– У нас в институте английский в основном, тексты адаптированные, по профессии, но покорпеть приходится. Со словарем, конечно. Ну что, еще по бокальчику красненького?

Вечер пролетел для них незаметно, как один миг.

Оля включила бра, отнесла посуду на кухню.

Они постояли у окна, целуясь и глядя, как вечер перерастает в поздний вечер, гаснет свет в окнах домов напротив.

– Я для тебя полотенце в ванной приготовила, пойдем, покажу на всякий случай, вдруг еще заблудишься.

Они прошли в конец коридора, двери большой комнаты источали сонную тишину, налево была кухня, направо отдельный туалет, и большая ванная, не чета крошечной сидячей ванны с совмещенным санузлом из той, прошлой жизни.

Он зажмурился и потряс головой, изгоняя воспоминания.

Умылся. В зеркале на него смотрел влюбленный юноша, а не взрослый мужик, словно жизнь его пошла заново, не иначе.

Вернулся в комнату, сопровождаемый рычащим Тишкой, и увидел желанную картину, похожую на ту первую, в его комнате: разобранная кровать белела простынями, обнаженная Ольга стояла у окна, прекрасная как богиня Афродита, и курила сигарету в открытую настежь форточку.

Он приблизился и обхватил ее руками, как бесценное сокровище, прижался к ней. С чем можно сравнить чувства любви и страсти, охватившие их обоих, разве что с извержением вулкана, подобного Везувию, никак не меньше.

Опомнившись уже под утро, они откинулись на подушки, любуясь друг другом. Привстав, Ольга глянула в окно:

– Смотри, сумасшедшее окно, одно-единственное не спит, как мы с тобой, представляешь, это как чудо.

Николай тоже разглядел это единственное светящееся в ночи окно, в доме напротив, привлекшее их внимание, и снова они слились в объятиях…

Утром, после водных процедур, они собрались, выпили по чашке кофе, с сыром и колбаской, и Николай первым поехал на студию, и так задержался до неприличия, сообщил он Ольге, и оба посмеялись над этим. – Надеюсь, вечером мы снова увидимся?

В ответ она поцеловала его и выпроводила за дверь:

– Мне еще с Тишкой гулять, бабулю с Кирюшей накормить, мама уже на работе, – предвосхитила она его вопрос, с тем и расстались, уже скучая друг о друге.

…

По дому и в магазины Николай ходил в милицейской рубашке, подаренной братом, когда он был у него в гостях еще в феврале.

Тогда Вова привез пару таких рубашек, ему их выдавали в милиции бесплатно, и много. Они пришлись впору старшему брату. Удобно и прилично. С пуговками, навыпуск, лучше и не надо.

Соседи даже думали, что он служит в органах, только не оглашает, и уважали его, опасаясь на всякий случай: мало ли что, вдруг он тайный сотрудник какой, и разговаривали с ним немногословно, встречаясь на улице и в магазинах.

Еще с утра позвонила Татьяна и сообщила радостную новость: «Помните, Николай, как мы в бюро по обмену жилплощади оформляли документы?»

– Как не помнить, а что, есть новости?

«Решением исполкома Гагаринского райсовета утвердили обмен наших комнат, – торжественно объявила она, и добавила: – осталось только оформить нам с тобой выписку с пропиской, и живи не хочу по новым адресам!»

Окрыленный приятным известием, хотя он представлял себе, как будет взбешена его бывшая женушка, узнав, что он вырвался из ее лап и будет жить далеко от них, приехал на студию и поработал для отвода глаз. Знал, что нареканий не будет, все идет по плану, как должно быть. Он работал быстро и плодотворно, без ошибок.

Настроение у него было отменное, дела шли как нельзя лучше, и он решил, что настало время выполнить обещание, данное им еще до развода с женой, несколько лет назад.

А обещал он ни много – ни мало шубу к ее 40-летию.

И вот пришло время выполнить его. Тем более, он скопил 200 рублей. На шубу будет маловато, но зимнее пальто с меховым воротником можно купить. Может, тогда она смягчится, со Славкой разрешит видеться почаще.

И он позвонил Надежде, договорился о встрече после работы возле метро «Университет». На вопрос, зачем, сказал: «Будет сюрприз для тебя, надеюсь, приятный.»

Когда встретились, сразу достал деньги в конверте и передал ей в руки: – Это тебе к 40-летию, как обещал. На шубу не тяну, но на хорошее зимнее пальто хватит.

Она удивилась, пересчитала деньги.

– Вообще-то спасибо, не ожидала, – спрятала конверт в сумочку, поджала губы, пряча подозрительную усмешку, мол, знаю тебя, прохвоста. Неспроста это.

– Я скоро еду в командировку, месяца на два с половиной, в Днепропетровск. Поэтому заранее поздравляю тебя. Еще вот пара шоколадок, для ребят. Привет им от отца.

– Ладно, приедешь, вернемся к нашему разговору…

Настала осень, стало холодновато по утрам, и он теперь щеголял в модной зеленого цвета куртке на шерстяной клетчатой подкладке с капюшоном. Купил с рук у знакомого барыги, переплатил, но не жалел об этом. Все хорошее стоит денег.

– Эй, студент, о чем задумался? – перед ним стоял Валерка Семенов, – или тебя уже отчислили за неуспеваемость?

– Не дождетесь, – Николай был рад зубоскалу, и никогда не держал на него зла, хотя было за что, и оба знали об этом.

– Наконец-то я поменял комнату, на большую с балконом, теперь буду жить на улице Кржижановского.

– Это в Черемушках, что ли? Зря старался, твоя бывшая тебя и там разыщет. От нее не спрячешься. Сегодня как раз зарплата, алименты исправно детям платишь?

– Меня об этом не спрашивают. В бухгалтерии отчисляют 33 % на двоих, и переводят на их адрес. Через два года Митьке 18 лет стукнет, буду 25 % платить, на Славку.

– Ладно, не журись, пойдем лучше в шахматишки сразимся, доска у меня с собой, – постучал друг по своему кофру на плече. – Пошли на природу, покамест солнышко пригревает.

Они пришли на пруд рядом с яблоневым садом, сели на лавку, расставили шахматы на доске, и яростно сражались часа два, не меньше. Оба любили шахматы, каждый по своему.

– Давай по рублю, за просто так не интересно.

– Я на деньги не играю. Пока хватит, перекур, – Николай откинулся на спинку лавки. – Счет все равно в мою пользу, – не мог не поддеть он друга, тот взвился с места:

– У нас ничья, не мухлюй. Давай посчитаем.

– Ладно, проехали. Как думаешь, Каспаров долго продержится против Карпова, настоящего чемпиона мира?

– Давай поспорим, Каспаров станет новым чемпионом, – подскочил к нему Валерка, как заядлый спорщик.

– Я спорить не люблю, ты знаешь.

– Тогда я тебя сфотографирую, – раскрыв кофр, Валерка извлек свой дорогущий «Никон», и стал готовить к съемке.

Николай же вынул из своей спортивной сумки словарь английского языка для солидности, библиотечный, поправил модные очки в металлической оправе на носу, и приготовился к фото-сессии. Он любил позировать, так как знал, что фото – это навсегда, как фрагмент застывшей на пленке жизни.

Валерка тоже любил фотографировать, кто знает, может лет через пятьдесят приятель-студент станет известным писателем, и он щелкнул его несколько раз с разных ракурсов и планов, от общего до крупного. Как-никак, тоже кинематографист.

После чего они направились к проходной, хватит на сегодня, наработались, по пути беседуя о чем-то интересном для них обоих.

Ремарка: «Заглянув в ближайшее будущее, автор может себе это позволить, ему не терпится сообщить о том, будучи также большим любителем шахмат, что знаменитый матч проходил в Концертном зале имени П.И. Чайковского с 3 сентября по 9 ноября 1985 года, в результате чего Гарри Каспаров выиграл у Анатолия Карпова, и стал 13-м чемпионом мира по шахматам.

В народе с юмором прозвали соперников Крабовым и Кальмаровым, склоняя их на разные лады в зависимости от своей любви к тому или иному шахматисту.»

Едва расставшись с назойливым приятелем, прилип как банный лист к заднице, все норовил с ним поехать на Калужскую, Николай успокоился, улыбаясь про себя.

Он ехал в набитом битком вагоне метро, обдумывая по пути, что Оле надо бы сделать соответствующий ее статусу заведующей подарок. Все, что приходило на ум, казалось чепухой, и вдруг его озарило: как он мог забыть про Раису, Валеркину приятельницу, ведь она работает в парфюмерном отделе ГУМА, или ЦУМА.

Валерка сам бахвалился, что она может достать любые французские духи, правда, задорого. Ничего, у него есть в загашнике сто рублей, так, берег на всякий пожарный.

Все, решено. Завтра же он позвонит ей и поговорит, сначала о житье-бытье, спросит, как ее подруга Наталья поживает, она любит потрепаться, растает, тут он и припрет ее к стенке: надо, мол, духи самые лучшие и модные на сегодня, позарез.

…

Из кассетника лилась та же песня, словно время остановилось.

 
«Ах, белый теплоход
Бегущая вода
Уносишь ты меня
Скажи, куда?..»
 

Николай слушал любимого певца, удобно расположившись в кресле и вспоминая, как встретился с Олей в магазине, как она отдавала распоряжения своим продавцам, мол, пора закрываться, как они ехали в метро, шли по проспекту Мира, который он сразу полюбил, к ее дому, посидели на лавочке, где она перекурила с устатку, а он любовался ее профилем, затем вместе с ней окнами ее квартиры, которые призывно светились им, мол, пора домой.

Теперь из кассетника Юрий Антонов пел о море:

 
«Море, море, мир бездонный
Пенный шелест волн прибрежных
Над тобой встают как зори
Над тобой встают как зори
Нашей юности надежды…»
 

– Ты что, задремал, я вроде бы недолго была на кухне, – улыбалась Ольга, ставя поднос с ужином на полку-столик. Она уже переоделась, и в домашней одежде казалась ему еще желаннее.

Николай встрепенулся, приходя в себя от воспоминаний.

– Я вижу мамино любимое блюдо, чудесно.

– Нет, сегодня она приготовила нам гуляш, салатик-оливье, и компот из сухофруктов на десерт.

– Извини Оля, сегодня я без вина, хорошего не нашел, а портвейн или водку не рискнул принести.

– Каждый день только пьяницы пьют вино.

Они рассмеялись, глядя в глаза друг другу, мол, уж мы-то пьяницами не станем, но все же не мешало бы и выпить перед ужином. После чего Ольга достала из серванта бутылку венгерского токая и хрустальные бокалы.

Время действительно остановилось для них.

Он обнимал свою любимую белую лебедь, целовал, кровать изнемогала под ними, дрожала ножками, того и гляди развалится.

Уже под утро они словно очнулись, снова глядя в окно:

– Смотри, сумасшедшее окно опять светится, как вчера.

– Не спит, как мы с тобой.

Настало утро. Вставать не хотелось, но придется.

– Хочешь, анекдотец расскажу, новый:

«Пятачок с Винни – Пухом бегут по лесу, торопятся.

– Винни, Винни, мы куда бежим?

– Свинью трахать!

– А она нам даст?

– А куда ты денешься!»

Они посмеялись, из анекдота, как из песни, слов не выкинешь. Что есть, то есть. Все же пора вставать.

– Да, вчера утром мама мне рассказала, что ночью Кира проснулся и зовет: баба Тамара, там мама у себя в комнате плачет! Я послушала и говорю: Да ты что, это они смеются, весело им. Спи давай. Так что потише будьте. И смеется, сама тоже молодой была.

Ольга вышла, и вернулась с какой-то настенной полкой, Николай даже не сразу понял, что это такое.

– Это настенная домашняя аптечка, и крючки для кухонной утвари. Повесишь у себя в комнате, откроешь, когда нужно, таблетку принять от головной боли или еще чего, все здесь.

– Спасибо, Оля. Пригодится, тем более, пора переезжать в Черемушки. Совсем забыл было, обмен мой утвердили, осталось выписаться, и затем прописаться в новой комнате, на улице Кржижановского, дом 5, кв.49. Я тебе рассказывал об этом.

– Хочешь, я тебе складных картонных коробок для книг наберу? Дома уложишь в них все свои книги, бумаги, перевяжешь бечевкой, и можно везти. Я еще и бечевки моток дам.

– Умница ты моя разумница, как говорила в таких случаях моя бабушка Маресьева. Царствие ей небесное, я всегда помню о ней.

– Соловья баснями не кормят, иди умывайся, а я завтрак пока приготовлю, – умилилась Ольга и чмокнула его, не удержалась.

Перед тем, как расстаться, они выпили по чашке кофе с сыром и колбаской, затем она еще поцеловала его и проводила до лифта.