– Куда теперь? – Удалившись от пылевого облака, поинтересовался Джек.

– Пчхи, – закончив пылевые ванны, выдал абориген Двача и затем рёк, – в театр, конечно. Надо готовиться к премьере.

– Так ты, получается, драматург?

– Не, драмами у нас Джо занимается, я больше по комедиям. – Поднимаясь с земли, ответил Шут.

– Кто бы сомневался, – фыркнул Евгений, – веди, что ли.

– За мной, мой верный друг, нас ждут великие дела. – Воодушевлённо возвестил Ник и строевым шагом направился к центру города. Туда, где, судя по всему, располагался театр.

– Джорджи, подай-ка мне эля. – Заявил молодой режиссёр-постановщик спустя пять минут изнурительной и выматывающей ходьбы.

– Ты намеренно моё имя коверкаешь, да? – Уточнил Джек, понимая, что вопрос, скорее всего, вынужден будет перейти в категорию риторических. Так и случилось.

– Жора, ради всего смешного. Я не могу работать в таких условиях. – Ник резко развернулся и требовательно протянул руки к бочонку.

– В каких условиях? – Расставаясь с булькающим грузом, спросил Евгений.

– Ни в каких. Но алкоголь позволяет мне мириться с несовершенством этого насквозь прогнившего мира и делать хоть какие-то дела без внутреннего протеста. – Довольно проникновенно выдал пыльный театрал и, выдернув пробку из бочонка, приложился к священному нектару.

– Ты кстати слышал, что эль, пиво и всё такое – символ цивилизации? – Внезапно сам для себя спросил Джек.

– Нет, но это звучит как тост. На, хлебни. – Оторвавшись от жидкого золота, Шут протянул деревянную ёмкость обратно.

– Чтобы потом тащить его всю оставшуюся дорогу? Нет, спасибо. – Проявив дальновидность, отказался пришелец из Серого мира.

– А ты неплох, Гога, – паяц шумно рыгнул, после чего закончил фразу, – но в таком случае мне больше достанется. За что мы там пьём, говоришь?

– За цивилизацию. – Подсказал попаданец.

– О, точно. За цивилизацию. – Ник приподнял бочонок во всемирно известном жесте, после чего оформил тому самый натуральный засос до полного и безоговорочного опустошения дубовой канистры. Затем деятель искусства выдал громогласный звук из самого нутра, икнул, подёргал один из бубенцов колпака и на удивление твёрдым голосом сказал:

– Всё, теперь мы можем идти.

До центра они добрались довольно быстро и с относительным комфортом для гостя города. Шут не бежал, не пытался заглядывать в каждый встреченный кабак и не вытворял чего-то ещё, что могло бы сказаться на скорости прибытия в пункт назначения. Чем неслабо удивлял своего спутника, что только-только начал привыкать к общей несуразности поведения проводника и отсутствию как минимум видимой связи между его действиями. В общем и целом, вёл себя почти как обычный человек.

За тем исключением, что всю дорогу пытался прорыгать гимн Двача. Джеку, никогда не слышавшему оригинал данной композиции, было тяжело оценить, насколько Шут приблизился к исходной версии. Однако занятие было безобидным, и мужчина даже стал в какой-то момент подбадривать спутника. Последняя нота этой великолепной аранжировки отзвучала ровно к моменту, когда Евгений споткнулся об ступеньку парадного входа театра.

– Ну, вот мы и на месте. – Выдал очевидный комментарий Ник.

– А я думал, сова. – Саркастично заметил Джек.

– А вот это, Георг, прекрасная мысль. Ты ещё даже не понял насколько. – В пугающе загадочной манере возвестил Шут и начал свой подъём по мраморным ступеням. Его спутник покорно двинулся следом.

– Сегодня, дорогой друг, ты увидишь в деле настоящих профессионалов. – Уверял деятель культуры по дороге от гардероба к гримёркам.

– Жду не дождусь, как же мне повезло. – Затапливая всё окружающее пространство волнами сарказма, отозвался Евгений.

– Итак, вот они, мастера своего дела, без пяти минут гении. Позволь представить, моя неподражаемая труппа. – Торжественно объявил Ник и распахнул перед гостем театра дверь. То, с чем столкнулся Джек секундой позже, слабо соотносилось со всей предшествующей презентацией. Но очень даже соответствовало ожиданиям мужчины. Ещё по пути бывший дилер здраво рассудил, что каков режиссер, таковы будут и артисты. С поправками на индивидуальные заскоки. И не ошибся в своих выводах.

Во-первых, само пространство гримёрки больше напоминало картину «квартира на утро после студенческой вечеринки», чем рабочее помещение слуг искусства. Пустые бутылки, остатки еды, детали реквизита и элементы сценических костюмов – всё это образовывало уникальный ландшафт, унижающий саму концепцию порядка. Профи, которых всю дорогу расхваливал их руководитель, были под стать обстановке. Кто-то безмятежно дремал, наполовину закопавшись в гору одежды. Худощавый актёр в кудрявом парике кидал ножи в мишень с криво нарисованным лицом кого-то очень знакомого. Ещё два «профи» самозабвенно резались в карты на раздевание. Один из картёжников уже проигрался до исподнего, но не желал прекращать попыток реванша. Единственная в коллективе дама сидела в углу и нежно обнимала бутылку вина за горлышко. И, видимо, не первую.

– Вот они, гордость и надежда культурной жизни Двача. – Ник упёр руки в бока и внимательным взором окинул творящийся бедлам. Улыбка плавно слезла с лица Шута, уступая место некоторой озабоченности.

– Неужели тебя что-то смутило? – Хекнул Джек, довольный выражением лица режиссёра.

– Конечно, смутило. Генриха нет. – Покусав губу, выдал Ник.

– Дай угадаю, он должен был играть главную роль, но куда-то делся? – Без особого интереса спросил попаданец.

– Хуже, гораздо хуже, друг мой, – Шут патетично воздел руки к потолку, – за что, Создатель, неужели ты против премьеры?!

– Судя по всему, для тебя это важно, – присаживаясь на край одной из куч тряпья, заметил Евгений, – а что конкретно делал Генрих?

– Он играл сову с деревом во втором акте. А теперь его нет. Нет! – Вскричал обиженный мирозданием драматург.

– Пх-пх, – подавился смешком подопечный Шута, – это серьёзно. Даже не знаю, как тебе с этим помочь.

– Помочь, да чем ты… – Бегающий взгляд Ника резко перепрыгнул на нового приятеля. На территории его лица материализовалась привычная широкая ухмылка.

– Нет, даже не думай. – Джек выставил перед собой руки в защитном жесте.

– Дружище, я уверен, что ты справишься с этой задачей. Да, будет трудно, но взамен ты получишь бесценный жизненный опыт и мою благодарность. – Энтузиазм постановщика изливался на Джека неудержимой волной словоблудия.

– Не-не-не. Во-первых, у меня боязнь сцены. Во-вторых, твоё спасибо не булькает. – В глазах Евгения плескался настоящий ужас.

– Ради меня, Гоша, – продолжил увещевания Шут, – к тому же, конкретно моё «спасибо» таки булькает.

Паяц щелкнул пальцами и достал из рукава бутылку. Глаза Джека округлились. Угловатая форма сосуда, чёрная этикетка, жидкий янтарь внутри. Самый известный в его родном мире виски появился буквально из ниоткуда.

– Охренеть, дайте два. – Выпалил от удивления мужчина.

– Одна сейчас, одна после работы. – Поставил условие художественный руководитель.

– По рукам. – Новоявленный актёр вскочил, выдернул бутыль из рук амбициозного автора пьесы. Ловкие пальцы бывалого картёжника лихо расправились как с крышкой, так и с дозатором и, спустя пару секунд, в глотку заложника абсурдного королевства потекло зелье храбрости. Незаметно для себя ополовинив бутылку, Джек ощутил, как от желудка по телу распространяется тепло. Хекнув, он закрутил крышку и взглянул в довольное лицо Ника. Физиономия Шута двоилась, но это было даже к лучшему. А вот то, что выражение этой наглой морды снова сменилось, явно не к добру.

– Георгий, дорогой, ты не мог бы скинуть свою рубашку? Желательно без резких движений. – С дрожью в голосе попросил молодой драматург.

– С чего это вдруг?

– Медленно повернись к зеркалу и посмотри, что происходит. Только умоляю, не дёргайся. И не вопи. – Почему-то шёпотом продолжил Ник.

Ситуация явно выходила за рамки привычного поведения этого клоуна, так что Джек неохотно, но повиновался. Плавно, насколько позволяло количество выпитого, он развернулся к зеркалу и попытался сфокусироваться на изображении. Когда мутный тип в зеркале собрался в его точную копию, Евгений, позабыв напутствия товарища, завопил не своим голосом:

– Паук! Твою мать!

Буквально секунда понадобилась перепуганному жителю Серого мира, чтобы выскользнуть из рубашки и отпрыгнуть от неё подальше. Расширенными от ужаса глазами Джек наблюдал крупное членистоногое, размером с ладонь, что вольготно сидело на его одежде и… жевало её? Немаленький мохнатый паук бодро шевелил своими мандибулами и пытался запихнуть в себя рукав. Поверхность ткани возле рта «тарантула» была словно изъедена кислотой. Мужчину передёрнуло.

– К-к-какого х-х-хрена?! – Задал он вполне очевидный вопрос.

– Тише ты, – шикнул на него из-под груды тряпья один из артистов, – Клубочка напугаешь.

– К-клубочка? О-о-он что, жрёт мои в-в-вещи? – Происходящему было тяжело улечься в голове попаданца.

– Ну да, это же паук-ситцеед. – Ответил с нежностью смотрящий за трапезой паучка Ник.

– Н-но т-там же п-полиэстера шестьдесят п-процентов. – Всё ещё заикаясь, возразил Евгений.

– А Клубочек у нас неразборчивый. – Артист из глубин текстильного холма внёс свои пять копеек в образовательный процесс.

– А-а-а. – Задумчиво протянул Джек, не отрывающий взгляд от обеда восьмилапого чудовища. Тот сноровисто растворял ткань рубашки на волокна и отправлял в пасть, жмурясь от удовольствия. Во всяком случае, именно так это виделось слегка захмелевшему мужчине. Внезапно пространство вокруг паучка подёрнулось плёнкой, и над мохнатым разбойником возникла надпись:

Неразборчивый ситцеед, уровень 2

– А это ещё что за хрень? – Евгений усиленно потёр глаза, но надпись никуда не исчезла.

– Полагаю, этому здесь не место, – заявил смотрящий на странные буквы Ник, – сейчас поправлю. Он сделал жест рукой, будто стирал уравнение со школьной доски и непонятная надпись тут же пропала.

– Что это было? – Обернувшись в сторону Шута, спросил Джек.

– Да так, кто-то из моих «дорогих коллег» развлекается.

– Ф-фух, – с видимым облегчением выдохнул наполовину раздетый Евгений, – ещё не хватало мне в игру попасть.

– Не дождёшься. Весь мир – театр, а люди в нём актёры. Ты, кстати, теперь тоже. – Довольно улыбнулся молодой режиссёр.

– Ага, дерево во втором акте. – Грустно заметил новоиспечённый артист.

– Зато, какой атлетичный у нас будет на этот раз дуб! – Подала голос налакавшаяся актриса.

– И ещё сова, – напомнил глава этого бедлама, – вон там, у стены, стоит реквизит и костюм, облачайся.

– Э-э, ладно. А что мне делать? Просто стоять? – Уточнил Евгений, пока натягивал сбрую из коры, веточек и прочего растительного мусора.

– Не всё так просто, друг мой, – воздел палец к потолку Ник, – вот твой текст.

– «Звуки совы», гениально. – Заметил Джек, ознакомившись со своей «ролью».

– Ты главное запомни после чьих реплик голос подавать и всё будет в порядке. – Подсказал проникновенный шёпот над левым ухом мужчины.

– Без тебя, – развернулся «дуб с совой», – разберусь. Ребят, тут же кто-то был? Был, да?

– Что, тоже его услышал? – С самодовольной ухмылкой спросил один из «профи».

– Ну, кого-то точно слышал. – Замялся Евгений, уже начинающий подозревать у себя начальную стадию шизофрении.

– Это Дух Театра, ты официально принят в коллектив. А теперь надевай маску с перьями и пойдём. – Махнул рукой Ник и первым выскочил из гримёрки.

– А разве сова не во втором акте? – Сделал робкую попытку отодвинуть свой выход актёр.

– Авторская задумка, нелинейная подача сюжета. – Пояснил тип в кудрявом парике.

– А-а-а, – протянул Джек, подхватывая с пола бутылку виски, – это многое объясняет.

Перед выходом на сцену актёры собрались в кружок. Первый из них выдвинул вперёд ладонь, остальные накрыли её своими. Не миновала эта участь и новичка.

– Ну, ни пуха, ни пера! – Возвестил кто-то из «профи».

– К чёрту! – Хором выкрикнули остальные.

– А ну марш на сцену, бездельники, зритель ждёт! – Прорычал из-за дверей Ник.

Алкоголь в крови сделал своё чёрное дело, так что сам момент выхода на сцену и то, как он пытался занять позицию в полной темноте, Джек не запомнил. И вот теперь, немного хмельной, он стоял на заднем плане слева. Поскольку ситуация не требовала никаких действий вплоть до выхода двух дуэлянтов, что по сюжету пришли стреляться в лесу, ему не оставалось ничего кроме весьма увлекательного разглядывания обстановки и зрителей.

Само убранство театра мало отличалось от тех, что Евгений помнил у себя на родине. Разве что освещение работало на неочевидных принципах: ни свечей, ни проводов начинающий актёр найти так и не смог. Мягкий свет распространяли сотни небольших кристаллов, вставленных в канделябры и огромную люстру. Сейчас, во время пьесы их погасили, но за кулисами на стенах висели точно такие же и прекрасно работали. Саму же сцену заливал свет более крупных кристаллов, сконцентрированный при помощи изогнутых зеркал. Джек не помнил, как были устроены осветительные приборы в его мире, но местные для неискушённого взгляда обывателя казались весьма функциональными.

Публика же и вовсе не смогла привлечь внимание обладателя «самой важной роли». Такие себе скучающие аристократы в богатой одежде. После знакомства с Ником и его командой, это был явно шаг назад в плане впечатлений. Обычные нормальные люди, надо же. Даже не полный зал клоунов в цветных комбезах и колпаках. Бывший дилер подавил желание издать разочарованных вздох и перевёл взгляд на своих внезапных коллег. Те, согласно сценарию разыгрывали отстаивание чести чьей-то там дамы. Самой сути спора никто не понимал, но такова была задумка автора – показывать события вразброс.

Персонажи метались туда-сюда по сцене и шумно выясняли отношения. С точки зрения одного конкретного дуба, просто придумывали нелепые «факты» про оппонента и напыщенно ими делились. В обязательном порядке при этом задирая голову к потолку. Вероятно, так артисты пытались показать, что персонажи смотрят друг на друга свысока. Одна флегматичная и чуть-чуть пьяная сова поминутно закатывала глаза, слушая их пикировку.

Джеку происходящее казалось настоящим фарсом и издевательством над принципами театрального искусства. Актёры играли не просто плохо, они были ужасны. Но, что бы там себе не думал один мудрый дуб (и сова), мнение публики всё же существенно расходилось с его оценкой. Зрители заворожённо внимали, охали, ахали и взрывались хохотом от особо «пикантных» оскорблений. Некая неназванная сова же едва держалась, чтобы не пробить себе лоб веткой дуба. Тем не менее, сова и дуб, будучи заложниками сценария, вынуждены были терпеливо ждать.

– Сударь, я с вашей сестрицей такое вытворял, такое! – Зло вскричал один из дуэлянтов, и это был сигнал для Джека, что пора бы подать голос.

– У-ху. – Будто в подтверждение слов вытворявшего, отозвалась ночная птица.

– Да как вы смеете, милейший?! – яростно завопил его оппонент, – кто вы такой будете, дабы это вершить?!

– У-ху. – Не остался в стороне голос природы.

– И с вашей матушкой имел немало встреч. Так что, вероятно, можете звать меня «папенька»! – Не полез за словом в карман первый.

– У-ух, ху-у. – Выразила недоумение сова.

– Вы сказали и сделали уже достаточно, чтобы прекратить дышать. Давайте же стреляться, наконец! – Крикнул оскорблённый, выхватывая ствол из-за пазухи.

– Всенепременно. Но учтите, что я не промахиваюсь. – Снова задрав подбородок к потолку, ответил острослов.

– Это мы ещё поглядим. – Наводя пистолет на противника, заявил второй дуэлянт.

– Можете уточнить у вашей маменьки, – повторил его жест остряк, – или у сестрицы.

– Довольно! – Вскричал оскорблённый, – секундант, бросайте монету.

– У-ху. – Поторопили бранящихся стрелков с ветки дуба.

– Три, два, один. – Отсчитал кудрявый секундант, и в воздух взмыла небольшая серебряная монетка. Она плавно замедлилась в верхней точке и понеслась к «земле», делая всё больше оборотов. Джек зачем-то решил их посчитать. Два, четыре, шесть, восемь. ДЗЫНЬ.

– БА-БАХ!!! – Грохнул сдвоенный выстрел. Сова слетела с насиженного места, оба дуэлянта упали замертво. Покосился и рухнул старый дуб. На сцене остались стоять лишь безучастный секундант и скалящийся во все тридцать два зуба Ник с доской наперевес. Шут аккуратно отложил в сторону ценный реквизит, глубоко поклонился и упал со сцены. Он был мертвецки пьян.

Глава 3. Ну как там с деньгами… обстоит вопрос?

Ну, в этой ситуации мы просто наше, к, эт самое, мы уже, здесь наши полномочия всё, окончены…

(Доблестный страж порядка)

Джек сидел, приложив пакет со льдом к огромной шишке на лбу, и очень недобро смотрел на Ника. Вторая шишка, куда большего размера, бугрилась у него на затылке.

– Зачем? – Он прервал тянувшееся уже полчаса напряжённое молчание.

– Все были удивлены! Публика неистовствовала! – Восторженно отчитался юный драматург.

– Ну, тогда ты спокойно перенесёшь пару минут конструктивной критики. – Хрустнув шеей, сказал Евгений.

– Давай, критикуй, – Шут раскинул руки в стороны, – я весь в твоём распоряжении.

– Ребят, можете выйти ненадолго? – Предложил актёрскому составу Джек, открывая дверь гримёрки. Те, сразу смекнули, что намечается разборка и моментально нашли причины находиться где-то в другом месте. Например, прямо за дверью, ибо любопытство никуда не делось. Как только за последним из артистов захлопнулась дверь, а в замке провернулся ключ, они затаили дыхание. Прошла секунда, другая. А потом из помещения стали доноситься звуки яростной потасовки, перемежаемые тихими ругательствами Джека и истошным криком одного молодого режиссёра.

– Ай, ай, ты не понимаешь, я – художник, я так вижу. – Пытался оправдаться Шут. Следом за этой попыткой прозвучал хруст сломанного стула.

– Подозревал, что критика бывает болезненной, но не настолько же! – Вопил автор пьесы. А его оппонент в споре, судя по звуку, с упоением колотил «гения» обломками мебели.

– Ты…

БАМ!

– Это…

БАМ!

– Слишком серьёзно воспринимаешь…

БАМ! БАМ! БАМ!

– Ладно, живи пока. – Устало выдохнул Джек, покидая гримёрку. По пути он раскидал «случайно» оказавшихся рядом актёров как кегли и умчался к выходу.

– Некоторые просто неспособны адекватно воспринимать современное искусство. – Грустно заключил вывалившийся следом Ник. Он прихрамывал, и вид имел несколько помятый. Но и явных следов критических повреждений на себе не нёс. Можно сказать, что отделался лёгким испугом и парой фингалов.

– Ну, главное, что зрителям понравилось. – Утешил юного драматурга театрал в кудрявом парике.

– Ой, надеюсь с Клубочком всё в порядке. – Воскликнула единственная в коллективе дама и протиснулась мимо начальства в гримёрку.