Район, в котором теперь живет Боря, немного странный: почти нет деревьев и высокие дома образуют клетки, прижимаясь друг к другу, как щенята.
Боря идет, будто протискиваясь между ними, чувствуя себя струйкой пересыхающего ручья. Третий класс, новая школа. Новые одноклассники – интересно и в то же время волнительно на душе. Очень хочется, чтобы в школе тоже все было иначе.
Свой класс Боря находит быстро. Зайдя в кабинет, кожей ощущает – здесь он как будто никто. Тащится на предпоследнюю парту, украдкой разглядывая будущих однокашников.
Входит учительница и тут же упирается правой рукой в бедро. Левая тоже пытается найти точку опоры, но занята журналом. Смотрит изучающе на детей, зашедших после звонка. Потом взгляд скользит по классу и останавливается на Боре:
– Так. Это что у нас, новенький?
– Двое! – кричат сзади.
Смотрит в журнал.
– Ремесленникова Варвара. А-ага. И Савельев Борис. Рядышком прям пришли по списочку. Та-ак. Ну выходите-ка сюда оба.
Боря и одна девочка встают, идут к доске. Двадцать пар глаз внимательно следят за спинами новичков.
– Меня зовут Елена Алексеевна, я ваш классный руководитель. Расскажите классу немного о себе!
Вот тебе и на. Боре до этого удавалось ускользнуть от «рассказа о себе», но в этот раз явно не получится. Как это вообще делать-то? Елена Алексеевна видит замешательство.
– Например, чем летом занимались? Какие у вас увлечения?
– Увлечения? – Боря перебирает в голове спутанные воспоминания. – Ну, музыку слушал… В карты играл… С бабушкой.
По классу раздаются смешки. С задних парт прилетает скомканная бумажка, попадает в Варю, та смотрит в пол и даже не пробует увернуться. Снова смех.
– Так! Лобанов! Ты совсем, что ли? Дневник мне на стол, быстро!
– Я забыл.
– Вместе с головой, вижу. Встал и стоишь до конца урока!
Боря замечает некоторые отступления от шаблонных выражений обычных учительниц. Похоже, эту сделали на более современном заводе. Снова вопрос:
– И какую музыку ты слушал?
– Хард-рок, – гордо отвечает Борис.
Мальчишки на задних рядах переглядываются. Ухмылки на их лицах не кажутся дружелюбными.
– Дожили. Так! – грозно окидывает детей взглядом, хмурит брови, но это не помогает, вся ее суровость кажется наигранной. Стоявший мальчик уже почти сел, другие дети начинают шалить. – Садитесь. Начинаем урок…
Боря возвращается на место и чувствует странное беспокойство. Варя сидит спереди, через парту. Он смотрит на ее длинные кудрявые волосы. Темно-русые.
Вдруг она оборачивается и смотрит прямо Боре в глаза. Щекотка подступает к горлу и ушам. Все становится полупрозрачным. Настоящий только взгляд, он, как широкая река, переполняет пространство вокруг.
Боря опять чувствует странное раздвоение, растроение, расчетверение мира вокруг. Начинают мелькать иные версии реальности, будто кто-то листает альбом декораций: то дети сидят в другом порядке, то вместо Елены Алексеевны появляется какая-то старушка в огромных очках. Только Варя сидит там же и смотрит на Борю. Они вдвоем будто провалились в свой мир. Одни – в чистом потоке.
– Хард-рок, говоришь?
Напротив Бори стоят трое из его класса. У самого наглого на футболке желтый колобок с подбитым глазом и надпись «ONYX».
– Да. Нравится? – Боря пробует улыбнуться.
– Ты совсем, что ли, оборзел? Ты глаза разуй! Че, не знаешь, что такие, как мы, с рокерами делают?
– Нет…
– Ща узнаешь!
Борю валят на землю и бьют втроем. Не сильно, но унизительно. Всего пара синяков, но вся одежда в грязи.
Детская площадка за школой пуста. Похоже, никто не видел позора. Боря шмыгает носом. Кровь? Трет рукой – всего лишь сопля. Тащится к качелям, садится и тупо смотрит под ноги, слегка раскачиваясь. Скрипят.
– Эй, ты чего такой грязный? – раздается голос.
Оборачивается – Варя стоит в своем рыжем сарафане, руки сцеплены замочком внизу. Когда видит длинную царапину у Бори под правым глазом, вся вдруг приходит в движение и через секунду уже одной рукой отряхивает его пиджак, а другой трет слюнявым платком царапину.
– Бедненький. Зря ты про свой хард-рок-то.
– Да пошли они, – отталкивает ее руку от лица. – Я просто музыку слушал.
Боря понимает, что оправдывается, злится и, схватив свой портфель, собирается уходить.
– Эй, ты куда?
– Домой.
– А где ты живешь?
Боря показывает рукой.
– Мне туда же! – Варя аж светится.
Оказывается, они почти соседи, живут через дом друг от друга. Варя любит: мокрый песок, корявые деревья, картонных рыбок на магните, камни в лужах, прятки, воздушные шары, сахарную вату, наклейки, рисовать, есть цветы и растения, ходить по металлической радуге, кормить бездомных кошек и собак, расчесывать кошек и собак, играть с кошками и собаками… А еще морской бой, качели, вставлять между согласными «о», как в детективах про очень умных семилетних сыщиков, придумывать будущее, шалаши, ломать ледяные корки на лужах, качаться на стуле, подбирать всякую ерунду на улице и хранить ее в ящике, фигурки из киндер-сюрприза и клеить на окна снежинки из бумаги.
Все эти сведения обрушились на Борю за каких-то десять минут. Боря даже про свои синяки забыл. Он обескуражен, что в мире столько интересных вещей, которые он упустил из виду! Когда Варя, немного иссякнув, спрашивает, что интересно ему, некоторое время молчит. Наконец, резюмирует:
– Это все фигня. У меня знаешь какие штуки есть… Хочешь, пойдем. Покажу.
– Хочу! – неожиданно соглашается Варя. – Родители все равно работают до вечера. И сам ты фигня! Вот, смотри, что я нашла…
Бабушки нет дома, и это великолепная возможность продемонстрировать всю мощь акустической системы. По правде сказать, Боря сам еще ни разу не включал больше трети громкости.
Самое сложное – выбрать правильную песню. Пока Варя с полуоткрытым ртом осматривает стеллажи, Боря перебирает пластинки. Вот! Выбирает «Nazareth», песня «Love Hurts».
Усадив Варю на диван, с важным видом крутит всякие шайбы: побольше НЧ, громкости, ВЧ чуть-чуть тоже можно поднять. Готово. Опускает иглу перед нужной дорожкой и плюхается на диван.
Мягко вступает бас, вибрация огромных динамиков заполняет комнату. Барабан заставляет стекла дребезжать. Эффект что надо!
Варя с горящими глазами улыбается до ушей. Факт, что музыка играет громче ее «самого-страшного-визга», захватывает дух. Навизжавшись, начинает хлопать в ладоши и подпрыгивать на попе.
Следующая песня должна быть побыстрее. Ну конечно, это «Billy Idol» – «Speed»… Так проходит около получаса.
Внезапно открывается дверь, в сопровождении участкового входит бабушка. Они видят два детских тела на полу с закрытыми глазами. Проигрыватель шипит иглой по этикетке очередной пластинки. Целая куча их навалена на диване, есть даже одна сломанная.
Участковый медленно заходит дальше в комнату, мизинцем убирает иглу с платтера. Бабушка бросается к детям. Живы!
– Эх, Тамара Петровна… Протокол придется составить.
– Что?!
– Ну а как же. Соседям все мозги повынимали. – В слове «мозги» участковый ставит ударение на первый слог. – Без присмотра оставляете. А если таблетки сожрут какие-нибудь? Считай, два трупа. На пожизненное тянет.
Бабушка сверкает глазами, участковый прикрывает грудь своей синей папочкой с протоколами.
– Типун тебе на язык! Ты сказки оставь для любовницы своей с первого этажа! Чего докопался? – милиционер хмурится, бабушка отступает. – Ладно, пойдем на кухню.
На столе возникает бутылка коньяка. Конфликт улажен, бабушка садится и закуривает.
– Вот же, порода, – говорит сама себе, наблюдая как дым ползет на антресоль.
Боря провожает Варю домой. На обратном пути обнаруживается, что лифт не работает, приходится подниматься пешком. Между шестым и седьмым этажом стоит, опершись на раму окна, какой-то тип. Боря пробует тихонько прошмыгнуть мимо, но тот хватает его за майку.
– Едрить твою налево! Ну вылитый Вовка! Ты, что ль, сегодня музыку врубал? А?
От мужика пахнет пивом, верхние зубы – золотые.
– Я…
– Да ты не ссыкуй. Тебе Вовка кто, батя что ль? Когда это он успел… А-а, или ты «Пыжика» сын?
– Дядя Вова… пыжик?.. – Боря опускает глаза в пол.
– Ха-х! Дядя Вова, да. Меня дядя Миша зовут, сосед твой сверху. А тебя?
Обменявшись рукопожатием, дядя Миша продолжает:
– Эх, музон грамотный у него собран, половину я подарил. Бывало, после мокрухи болею, а он врубает и душу лечит… Понимаешь, нет?
– Не очень.
– Ну-к, пойдем ко мне. Да не стремайся ты. Бабка твоя знает меня, соседи же.
Поднимаются на последний этаж. Вернее – на два последних этажа, объединенные друг с другом. Боря будто попадает в музей охотника: среди невообразимой коллекции дичи внимание Бори привлекают кинжалы и медведь. Чучело, а как настоящий. И очень зубастый!
Дядя Миша достает из холодильника торт, апельсиновый сок и водку. Режет торт пополам, кладет в две тарелки. Есть предлагается столовыми ложками, не чайными какими-нибудь.
Гостиная высотой в два этажа, в потолке большое окно с темнеющим небом.
– Помню я твоего дядьку. И Пыж… папку твоего, то есть. Мы вместе все росли. Только папка твой, хоть и умник, но женился рано и уехал. А вот Вовка… Он хоть и помладше, но с характером. Не прогибался ни под кого. За это и завалили. Помянем!
Дядя Миша поднимает стакан и залпом пьет огненную воду. Боря тоже залпом выпивает свой сок. Оба кряхтят – кислятина… а вкусно!
Едят торт. Дядя Миша вспоминает разные истории про дядю Вову, потом назначает Борю ответственным за музыку, раз родственник. Указывает на небольшой магнитофон, рядом с которым стоят кассеты. Выбор невелик, но, пусть будет группа «Черный Кофе». Играет песня «Листья», дядя Миша плачет и улыбается одновременно. После второго стакана глаза его становятся непрозрачными.
– Вот есть у человека душа, понимаешь? И болит она у меня. И таблеток от этой боли нет, Борьк. Водка вот есть, но разве она для души? Так, нервы придавить… Слушай, у тебя «Сега» есть? – спрашивает вдруг.
– Н-нет.
– Возьми. Вон коробка стоит. Пошукай там.
Боря идет по указанному маршруту, в углу и правда стоит большая коробка. Открывает – там приставка, несколько джойстиков и гора игровых картриджей.
Боря берет приставку, джойстики и возвращается.
– А эти чего не взял? Ну, как их…
– Картриджи?
– Да. Они самые. Бери все, мне-то не нужны… – дядя Миша задумался. – Племянник у меня был, твоего возраста. В Америку уехали. Бери-бери.
Боря ошалело вываливает добро обратно в коробку, все еще не веря в удачу. Дядя Миша помогает донести до бабушкиного этажа.
– Тамара Петровна, это я ему Степкино отдал.
– Точно не надо-то? А то б продал.
– Да некогда мне, да и денежки есть…
Разговаривают еще какое-то время, потом прощаются. Боря тащит все добро в гостиную, сваливает у телевизора.
– Боря, кефир! – кричит бабушка из кухни.
Да, пожалуй, хочется чего-нибудь кисленького, и бодрым шагом вышел в коридор. Денек был еще тот.
В школе копятся проблемы: почти каждый день Борю обхаживает троица гопников. То портфель в окно выкинут, то деньги отнимут, то просто слегка побьют. Прогуливать уроки, играя дома в приставку, – куда приятнее. Тем более, бабушка теперь целый день работает.
У Вари тоже не все гладко: девчонки ее или игнорируют, или дают самые унизительные роли. Поэтому она тоже решает прогуливать школу вместе с Борей, живя в импровизированном раю – музыка, игры и детская любовь.
– Бей нижнего! – кричит Борька. – Сейчас взорвется!
– Да я за призом пошла… – оправдывается Варя.
Лежат на ковре животом книзу. Рядом тарелка с сырниками, которые тут же и поедаются. Борин джойстик блестит жиром. Варя же после каждого сырника ходит мыть руки, чтобы не испачкать кнопки. Борю это раздражает, ведь приходится останавливать игру. В отместку, когда Варин персонаж погибает, он приговаривает: «Чистюлика прихлопнули!» Или цитирует бабушку: «От грязи, Варя, не умирают. Умирают от цивилизации!
Значение слова «цивилизация» не до конца изучено. Но по звучанию очень похоже на бурлящий котел с лопающимися пузырями на поверхности первобытного бульона.
Варя не обижается, считая, что эти обзывательства подчеркивают ее превосходство.
– Ну-ну, – говорит, – вот наешься микробов, они у тебя вырастут внутри, и ты лопнешь! Вон у нас соседка-грязнуля так от микробов растолстела, что пять дядек не могли до скорой помощи донести. Так и померла в подъезде. Там на ступеньках эти микроорганизмы до сих пор живут!
Варя любительница страшилок. Из-за случая с соседкой, выходя из подъезда, несколько десятков шагов идет, шаркая подошвами об асфальт. Микробов давит.
О проекте
О подписке