Глава 4

Её зовут Влада. Мою хозяйку. Теперь у меня есть хозяйка.

В магазине одежды, куда она меня привезла, консультантки чуть ли не облизывают её, и обращаются исключительно по имени отчеству. «Влада Сергеевна, Ваш кофе», «Влада Сергеевна, как проходит поездка Вашего жениха?», «Влада Сергеевна, новая коллекция поступит послезавтра. Вам обязательно она придётся по вкусу».

Мой джинсовый комбинезон, который я покупала себе с первой зарплаты прошлым летом, полетел в мусорное ведро. Я стояла за плечом хозяйки, и украдкой поглядывала на своё отражение в одном из украшенных витиеватой золотой рамой зеркал.

Пальцы так и тянулись одёрнуть короткое белое платье, которое бесстыже обтягивало тело. Серебристая молния спереди, ровной линией идущая от края юбки до самой груди, намеренно была устроена дизайнером так, что не застёгивалась до конца. И с этим разрезом, в котором выставлялась напоказ ложбинка, я ощущала себя легкодоступной и совершенно неправильной, себе не соответствующей. Коленки подгибались в красных туфельках на высоком каблуке. И непривычно позвенькивали украшения: тесный серебряный браслет с цепочками на запястье, и длинные серьги в ушах.

Я бросила взгляд на табло кассы, где зелёные цифры показали сумму. В руках блондинки мелькнула платиновая карточка, украшенная стразами. В первый раз вижу такую карточку. В первый раз вижу такую сумму. Мамочки, моя годовая зарплата.

Мы едем по той же дороге, на которой случилось несчастье. Место его смерти я узнаю сразу. На обочине сверкают малюсенькие обломки пластика. А на искривлённой сосне пухлый венок.

Я зажмуриваюсь, и снова вижу его тело, упавшее на асфальт. Словно он был неживым, когда его сбивала машина. Манекеном, а не той напористой грудой мышц, которая пугала меня своей силой и мощью.

За лесом Влада включает поворотник, мягко въезжает на свежий чёрный асфальт. И уже через минуту перед нами появляется круглобокая арка, перечёркнутая полосатым шлагбаумом.

Дома здесь невероятные. Я такие только в фильмах видела. С причудливыми башнями, пяти- и шестиэтажные, с помпезными колоннами и периллами полукруглых балконов. С мраморными статуями за прозрачными решётками высоких заборов.

На одном из участков мелькнул настоящий фонтан. На другом к дому вела широкая аллея из цветной плитки, а вдоль неё каштаны павия. А на лужайке третьего был настоящий топиарий: цветочную клумбу, пышную от сине-сиреневых соцветий, обступали кустарники в виде слонов и жирафов, которые будто пришли на водопой.

Влада остановилась перед резными воротами, которые стали медленно открываться, словно невидимые швейцары учтиво придерживали их створки.

Дом скрывался за цветущими липами. Бабочки порхали у роскошных крон, напиваясь нектаром. В машине запахло подслащённым чаем и свежескошенной травой. Под колёсами зашуршал гравий.

– Так, – Влада остановила машину и повернула ко мне голову. – Макияж и укладка были бы лишними, – скользнула взглядом по моему лицу и волосам. – А вот это надо убрать, – её пальцы зацепили мою золотую цепочку с маленьким крестиком. Я перехватила её запястье, и она встретила меня таким возмущённым взглядом, что ладони сами соскользнули обратно на колени.

Блондинка стащила с меня цепочку со словами:

– Заберёшь через месяц. Когда хозяин дома с тобой наиграется.

Убрала в свою сумочку-клатч. Достала помаду, и намазала новым слоем на свои губы, смотрясь в зеркало. Снова уставилась на меня.

– Пожалуй, тебе подойдёт. Иди-ка сюда, – притянула меня за подбородок. Губ коснулась прохлада красного цвета. – Отлично, – Влада улыбнулась. – В меру бесстыже.

Я сглотнула. У меня уже не осталось сомнений, какие услуги я должна буду выполнять для некоего Ильи. Только если он живёт в таком шикарном доме, что ему стоит заиметь десяток таких, как я, даже лучше?

– Первое, что ты должна будешь сделать, когда увидишь его, – блондинка хищно улыбается, – молча подойти, встать на колени, и поцеловать его руку. Поняла? Уж больно хорошо ты смотришься на коленях. Ему понравится. Поняла, спрашиваю?

Быстро киваю.

Это действительно происходит со мной?

Я выхожу из машины, и передо мной предстаёт дом во всей красе. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы охватить взглядом всю высоту этого четырёхэтажного красавца. Словно я подошла к айсбергу. Такое впечатление производит эта махина из белых стен и многочисленных, в виде разных геометрических фигур окон. Стёкла переливаются как грани льда на солнце. А необычная шершавая поверхность стен издали кажется пушистой как снег. Балконы, выступы, украшенные лепниной, ответвления от основного здания, полукруглые и квадратные. Все они будто вытекали, замерзали, и снова плавились.

ЕГО дом. Словно выточен из глыбы льда. Каким жёстким человеком нужно быть, чтобы заработать на такое? Каким придирчивым и строгим, чтобы подопечные сработали так идеально? И какие предпочтения иметь? Мне начинает казаться, что хозяин дома сам холоднее льда. И я снова чувствую, как немеют пальцы, и мурашки бегут по коже.

Я считаю ступени, пока мы поднимаемся по полукруглой лестнице. За стеклянной дверью с двумя створками прячется холл, уставленный мебелью из тёмного дерева. К своему стыду я отмечаю, что не знаю названий и половины этих причудливых в своей форме лавочек и шкафчиков.

– Ты что делаешь? – Влада уставилась на мои босые ноги.

– Ра-разуваюсь.

– Я тебе зачем туфли эти купила? Чтобы ты перед ним босиком предстала. Ты должна произвести соответствующее впечатление. Я ему не уборщицу дарю, в конце концов. Надела обратно, быстро.

Я послушно обуваюсь. И хозяйка ведёт меня сквозь арки до белого кожаного дивана перед огромным полукруглым окном. В комнате так светло, что я щурюсь.

– Сиди и жди здесь, – звук её каблуков постепенно удаляется, и только когда стихает совсем, я облегчённо выдыхаю.

Ужасно хочется позвонить маме. И Катьке. Но хозяйка сказала, что выдаст мне мой рюкзак с вещами и телефоном только после знакомства. А ещё мне нужно как-то поговорить насчёт завтра. Я любым способом должна попасть на похороны Антона. И поговорить с его мамой. И сказать что-то ему… на прощание.

Сижу уже пятнадцать минут. Высокие напольные часы толкают стрелки на «ровно час», и раздаётся будоражащий гул. Я невольно вздрагиваю. А потом поднимаюсь, и начинаю ходить взад-вперёд.

У меня мерзкое ощущение, что за мной наблюдают. Из-за какого-нибудь уголка сада сквозь это огромное окно, или через узенькое отверстие в зрачке на массивном портрете седовласого мужчины, или у них тут повсюду камеры…

Делаю несколько шагов по коридору в противоположной стороне от того, куда ушла Влада. Он изгибается полукругом. С одной стороны глухая стена, увешанная картинами. Над каждой маленькая лампочка, как в настоящих галереях, и под пейзажами размашистые и узкие, красивые и странные подписи художников. Закрадывается мысль, что всё это какие-то дорогущие подлинники. С другой стороны узкой дуги коридора вытянутые окна. За ними бесконечный цветущий сад. Я сама не замечаю, как иду всё дальше, перебирая взглядом кустарник за кустарником, и с удивлением обнаруживая, что не все из них мне знакомы.

И в итоге добираюсь до конца коридора. Я слышу шорох за глухой деревянной дверью. Трогаю ручку. Она поддаётся легко. И дверь распахивается.

То, что я вижу за ней, вынуждает меня затаить дыхание.

Глава 5

– Нельзя так делать! – я заявляю это настолько громко и безапелляционно, что сама не узнаю свой голос.

Эхо рассекает нежные очертания роз в распахнутом и светлом пространстве оранжереи. И заставляет молодого человека в фартуке замереть с секатором в руках. Острые лезвия почти замкнулись, ужасая меня своей близостью к тонкому стеблю.

– Нет-нет-нет, – я решительно подхожу. – Убери немедленно. Разве ты не видишь, здесь молодые листья. Бутон появится позже. Не трогай.

Касаюсь его пальцев на ручках огромного секатора, и становится так тепло. Оно растекается от самых кончиков под ногтями и ныряет с плеч к животу.

Сглатываю. Молодой человек стоит и разглядывает моё лицо. Его пальцы по-прежнему угрожающе сжимают секатор, и не слушаются меня.

Говорю тихо:

– Отдайте, пожалуйста.

– А ты знаешь, что нужно делать?

Его голос спокойный, размеренный. В нём есть какой-то особенный ритм. Как шорох звеньев толстой и тяжёлой цепи, которая круг за кругом обвязывает твоё запястье. Поначалу, каким-то неведомым образом, ты совершенно её не ощущаешь. До тех пор, пока он не дёрнет, и металл не вдавится в твою кожу. Причиняя боль и наслаждение одновременно. Наслаждение от того, что ты принадлежишь ему.

Отпускает оранжевые ручки, и отходит в сторону.

Я рассматриваю куст розы, и меня это немного отвлекает.

– Здесь есть слепые побеги. Но то, что ты хотел убрать, к ним не относится. А вот тут, – я раздвигаю листья, и отрезаю, – и тут, – ещё один щелчок, – теперь всё может измениться. Из пазухи появится боковой побег. А уже из него сформируется бутон.

– Она слишком давно спит. Я и решил, что так будет правильно. Убрать всё, на чём нет бутонов.

– Ты начинающий, что ли? – я поворачиваю к нему голову.

Он стоит, облокотившись поясницей на одну из тумб. Его белые, голые от плеч руки, упираются в каменную поверхность, и рельефы мышц и жилок сами напоминают что-то каменное. Идеально-гладкое и приятное на своих возвышенностях. И прохладное во впадинах. Длинные пальцы как лапы паука нависли на ребре столика. Между петлёй тёмно-синего садового фартука и узкой полоской белой майки чёрный виток татуировки. Мой взгляд ползёт по его трапецевидной мышце к шее, мощной, с выпуклым и аккуратным кадыком.

Но только я поднимаю глаза на его лицо, как тут же опускаю голову. От вида его усмехающихся губ, острых скул, и особенно глаз, над которыми низко посаженные, густые, вразлёт брови, в груди поднимается настоящий торнадо. Хочется сбежать и спрятаться от этих внимательных, серых, как капля дождя на белом шёлке, глаз. И никогда больше не встречать такое выражение лица: как будто он наперёд меня знает, чего я хочу.

– Я совсем без опыта, если честно, – хмыкает он.

– Значит, хозяину дома просто нравятся неопытные, какой бы сферы это не касалось, – бормочу я. – А кухарка здесь тоже без опыта?

– Хозяин предпочитает не экспериментировать в том, что касается еды.

Я прохожусь вдоль каменной столешницы, уставленной красными бенгальскими розами. Присаживаюсь у вазона с карминными полиантовыми.

– Здесь нужно убрать листья с пятнами. И поливать аккуратнее. Чтобы капли не попадали. А ещё хотя бы иногда проветривать помещение.

Голову вполоборота. Он подошёл бесшумно. Стоит за моей спиной.

– Убери. Ненужное. Только надень фартук. Иначе испортишь своё идеальное белое платье.

Я поднимаю глаза. Смотрю на него снизу вверх. Слышу, как его пальцы развязывают узел фартука.

– Позволь, я тебе помогу, – его голос льётся, впитываясь в мою кожу вместе с жаркой влагой воздуха в этом помещении.

Встаю. Он осторожно, не касаясь меня, накидывает на мою голову петлю. Тепло его рук рядом с моими предплечьями заставляет глубоко вдохнуть. От этого мужчины пахнет горячим морским песком, и обветренной корой дерева, одиноко стоящего на отшибе леса.

Делает крепкий узел на моей пояснице.

Я снова вниз. Осторожно пробираясь между стеблями розы, подцепляю заражённые листья, и острый секатор беспощадно откусывает их от растения.

Мужчина садится рядом на корточки. Его колени в голубых джинсах чуть разведены. Локти лежат на бёдрах. Кисти скрещены. Я краем глаза вижу, как он цепляет ногтем безымянного пальца подушечку большого. Будто ищет вопрос.

– Ты… – бросаю взгляд выше его глаз. – Ты часто общаешься с… хозяином?

– Очень. Я хорошо его знаю.

– Он… жестокий человек?

Расхохотался.

Так хрипло, громко и искренне, что я оцепенела. Как будто спросила какую-то глупость.

– У него свои тараканы. Из-за тёмного прошлого, – трогает свой выпуклый подбородок с узкой расщелиной указательным пальцем. – Но если ему об этом прошлом не напоминать, вполне себе адекватный.

– Он похож на Владу? По характеру, я имею в виду.

– А ты ей друг или враг?

– Скорее, второе. То есть, она считает меня врагом.

– Тогда тебе следует знать, что они друг за друга порвут любого. И если ты не понравилась ей, то вряд ли понравишься ему.

Я судорожно сглатываю. Поднимаюсь. Он вслед за мной. Его сосредоточенный взгляд опаляет и облизывает, как языки пламени.

– Не волнуйся так, – улыбается одними губами. – Ведь ты всегда можешь уйти, разве нет? Тебя ведь не в плен взяли?

Я откашливаюсь. Кладу секатор на узкий стеклянный столик рядом с отрезанными листьями. Оглядываю искусственные лампы над цветами. Говорю, стараясь улыбнуться:

– Ещё здесь слишком светло. Стоит убавлять освещение, даже вечером. А сейчас достаточно и солнечного света.

Он подходит к щитку на стене. Круглая кнопка из розового пластика исчезает под его рукой.

– Так? – спрашивает он.

Водит по кругу подушечкой среднего пальца. Методично и медленно. Пока в оранжерее не гаснут все лампы.

Пронзительный вопль блондинки заставляет меня вздрогнуть.

– Алиса! – снова кричит она.

Я спешно развязываю узел фартука и бегу по коридору. Ноги на каблуках плохо слушаются. Выскакиваю в залу, где должна была оставаться. Влада стоит в самом центре, уперев руки в бока. Не одна.

Рядом с ней мужчина. Высокий. Лет тридцати пяти. В таком идеальном чёрном костюме, что становится неловко за сам факт своего существования.

Его тёмные волосы, наверняка очень жёсткие на ощупь, короткие и густые, причёсаны ко лбу. Подчистую выбритые щёки и крупный волевой подбородок. Губы тонкие, плотно сжатые, под стать образу сурового и немногословного человека. Глаза тёмные, карие, близко посаженные. Сосредоточенные на мне.

Воротник сорочки слепит белизной. Левая рука убрана в карман брюк. На запястье золотые часы с крупным циферблатом. Правая рука свободно повисает вдоль тела.

Я вспоминаю, что должна сделать. Подхожу. Опускаюсь перед ним на колени. Похолодевшими пальцами подталкиваю к себе его ладонь. Тянусь. И прикасаюсь губами к тёплой смуглой коже. От неё пахнет сладким вином и яблочным вареньем.