– Л-любовь не грех! Я жениться хочу, не бл-лудить! Мэг! – Он старался быть убедительным изо всех сил, так, что даже перестал заикаться и не заметил этого. – Ты не знала меня, и я не знал… Но я не верю, что Господь дал нам встретиться только для того, чтобы посмеяться над нами, я не верю, что Он такой мелочный и злобный! – Не сдержавшись от её близости и волнения, вновь поцеловал её, и на этот раз они целовались дольше и нежнее; переводили дух и снова целовались. Карл не смел коснуться её помимо плеч и губ, хоть её тело было таким горячим, податливым и нежным, что для него это было почти подвигом.

– Так нельзя… – Мэг боролась изо всех сил, но безуспешно: она могла только на словах отрицать, тело же, покорное и дрожащее, млело от наслаждения. – Так нельзя…

– Но ты же меня любишь, не отрицай!

– Я не знаю… Наверное, люблю, я не знаю! Я никогда… Меня никто не касался так, пожалуйста… Дай мне время! – Они отстранились вновь. – Пожалуйста, дай мне время, дай мне прийти в себя, понять, что со мной! Мне кажется, я погибаю…

– Я не зверь, Мэг! – Карл ликовал. – Тебе только стоит сказать, и я покорюсь!

– Я же не сделала ничего дурного? – Жалобно спросила Мэг. – Я не ворую чужого жениха, не совершаю что-то…

– Я ничего Моргаузе не обещал и ничего у неё не просил. – Твёрдо сказал Карл. – Я даже не знал, что Скульд сватается к ней от моего имени! Вот пусть сам на ней и женится. А ты вообще не должна об этом думать, это не твоя забота! Я возьму все твои заботы себе, ангел мой, ты только люби меня и больше ничего!

– Я так… мне так страшно… но я так счастлива! – Призналась Мэг. – И ты единственный, кто так прикасался ко мне, и будешь единственный, до самой смерти.

– Не думай о смерти. – Засмеялся Карл. – Мы с тобой, как мои родители, будем любить друг друга долго-долго, пока не состаримся. Так мы с тобой договорились, да, Мэг?.. Завтра я приду сюда снова, и ты скажешь мне своё решение?

– Нет, не завтра. – Испугалась Мэг. – Завтра я не смогу. Через три дня.

– Зачем так долго?

– Так надо. – Мэг не смогла устоять от искушения, вновь позволить Карлу припасть к её губам. – Я буду думать о тебе… А если придёшь в церковь, то увидишь меня… А я – тебя. Только, умоляю, не подавай вида, что мы…

– Ладно. Я подожду… Если смогу. – Прощаясь, Карл всё не мог оторваться от Мэг и отпустить её; провожая её, он то и дело останавливался и вновь её целовал, так что пришли на задворки церкви они уже на рассвете. Опасаясь, что её увидят, Мэг наконец-то вырвалась и убежала, а Карл ещё бродил вокруг церкви, весь во власти счастливых грёз, ликования и тоски: три дня без Мэг!!! Карл не верил, что сможет вытерпеть столько. Восторгу его не было конца, так же, как тоске, любви и гордости. С помощью Оле, поджидавшего его в замке, Карл вернулся к себе, и там на Оле обрушились восторги влюблённого. Он так и не уснул; воображение и влюблённость внушали ему, что были какие-то особые взгляды, и вздохи, и какой-то иной смысл в словах… Карл не смел рассказать о том, что было слишком интимным, коснуться того, что принадлежало только ему и Мэг, и это было так непохоже на его прежнее хвастовство! Оле всё выслушал, резюмировал: «Она без ума от тебя, это ясно!», – и Карл возлюбил и его за эти слова.

После бессонной ночи, как это бывает только в юности, Карл не чувствовал себя ни вялым, ни сонным. До завтрака он успел появиться в церкви, где увидел Мэг, которая молилась вместе с Анной и Пегги, заметил, что девушка выглядит счастливой, и вознёсся на седьмое небо от счастья.

Во время завтрака королева всё время заговаривала с Моргаузой и пыталась вовлечь в разговор и Карла. Принц отвечал коротко, но не враждебно; со стороны казалось, что он просто смущён. Король и Моргауза так и думали, но Скульд то и дело бросал на племянника и на королеву задумчивые взгляды. Карл старался не касаться принцессы и не отвечал на её томные взгляды, и это больше не казалось Скульду капризом мальчишки. Тут всё было куда опаснее…

И это действительно, было опасно для планов Скульда, так как Карл, единственный в Элодисе, не признавал власти Скульда и не позволял собой командовать. Скульду приходилось использовать обходные пути и манипуляции, чтобы добиться своего; но это становилось всё сложнее делать, так как мальчишка был не глуп. Если Карл открыто восстанет против власти Скульда и скажет «Нет», сделать что-либо будет нельзя… Если, конечно, не поможет королева. А это будет возможно только в том случае, если не вмешается какая-нибудь неприятность в виде какой-нибудь девчонки, которую Карл вообразит своей возлюбленной. И Скульд понял, что нужно выяснить немедленно, не та ли дикарка Юна помеха его планам, а если не она, то кто?..

Карл об этом вовсе не думал. Его мучило другое: ему было жаль Моргаузу. Любовь, переполнившая его до краёв, делала принца добрым ко всем вокруг, в том числе и к принцессе Моргаузе. Она не виновата, думал Карл, что её сделали игрушкой чужих интриг; поэтому вёл себя с принцессой гораздо приветливее, чем до сих пор. Моргауза торжествовала, и даже королева почувствовала надежду… Хотя видела, как старательно он не флиртовал с нею. Карл просто не хотел её обижать. В конце концов, если бы не Мэг, он, наверное, женился бы на принцессе, раз это так важно для королевства! Но в неполные девятнадцать лет нет ничего важнее любви, и Карлу казалось почётным, даже величественным принять ради любимой любые страдания… Тем более, что баловень семьи и судьбы, цены страданиям он не знал вовсе. Влюблённость сыпала перед ним жемчуг и розы, и дарила крылья за плечами… И ради этого ощущения, ради этого чувства полёта, Карл был готов на всё.

Умчавшись из трапезной, Карл смотрел со стены замка на Гранствилл, залитый полуденным солнцем, звоном кузниц и дымом. Город лежал перед ним, прекрасный, как шкатулка с драгоценностями… Надо ли говорить, какую драгоценность Карл имел в виду! Сердце его стало огромным и вместило всё, видимое и невидимое; никогда ещё он так остро не чувствовал, так полно не жил, как в эти часы! И никогда так не ощущал красоту видимого мира, как сейчас, когда высматривал в городе церковь, в которой сейчас находилась Мэг…

Оле позвал его, и следующие полтора часа они с криками гонялись друг за другом по двору и лестницам, сражаясь то с длинными шестами, то с секирами, то на топорах, то на мечах. В разгар шуточного сражения на низкой внутренней стене, отделявшей чистый двор от хозяйственных построек, появилась Моргауза с полной чашкой лесной клубники. Заинтересовавшись поединком, она устроилась на парапете, похожая со стороны на гибкого и мягкого зверя – горностая или ласку. Обоим молодым людям она показалась очень красивой. Чёрная толстая коса изящной змеёй спускалась по плечу как раз в ложбинку между грудей, белая кожа была прозрачной и нежной, как воск, нежные мохнатые тени пролегли под огромными глазами… С её появлением поединок стал настоящим: они не могли не рисоваться перед прекрасной женщиной. Карл, заметив, что и Оле рисуется перед принцессой, против воли ощутил ревность и потерял всякую осторожность. Несколько минут они дрались всерьёз, и это не могло не кончиться так, как кончилось: более гибкий и быстрый, Карл ударил по запястью Оле, защищённому клёпаной кожей, и сильным ударом распорол ему куртку и кожу на груди, до самой ключицы. Оле выронил меч, отступая и глядя на свою грудь и не веря своим глазам. Карл, сам потрясённый тем, что сделал, быстро взглянул на Моргаузу: та стояла, оставив чашку; на тонких пальчиках её был клубничный сок – как кровь, в глазах – торжество. Ей нравилось, что они подрались, она была возбуждена видом крови; тонкие ноздри дрожали с видом жадным, даже хищным. Карл посмотрел на Оле. Тот отнял от раны руку, всю в крови, поднял глаза на Карла. В его взгляде были страх, недоумение, обида… Карл быстрым движением дёрнул ворот куртки и сам себе ножом порезал грудь – как у Оле, до самой ключицы. Оле вскрикнул, а Карл, прижав к ране ладонь, сжал этой ладонью руку Оле.