Ко мне на приём приходит много клиентов с историями, похожими на мою. Конфликт в семье, развод родителей люди несут тяжёлым грузом через всю свою жизнь. В детстве большинство детей придумывают свой мир и живут в нём – так легче выжить, не озлобиться и жить надеждой и мечтой. Если ребёнка заслуженно или незаслуженно обижать, каждый раз после говоря: «Прости, я больше не буду», он обязательно будет прощать и верить, что всё будет хорошо. Ребёнок уверен, если взрослый сказал, значит, так и есть. Но эту непоколебимую веру в лучшее легко разрушить, продолжая обижать и обманывать. Один из моих клиентов, который провёл своё детство и юность на море, рассказал, что его отец был горьким пьяницей, обижал жену и старую мать, у которой силой отнимал всю пенсию, чтобы купить спиртное. Ребёнком он не мог оказать отцу сопротивления и тогда придумал красивую легенду: всем рассказывал о подвигах отца – капитана дальнего плавания, в красивой морской форме покоряющего океаны с преданной командой моряков. В своих мечтах встречал отца-героя на высоком берегу вместе с мамой из дальнего рейса. В своём придуманном мире мой клиент любил отца и гордился им. Идеализировав своего недостойного родителя, он спасся, – стал замечательным отцом и хорошим мужем.

Но в своем воображаемом мире я не придумывала никому рангов, просто представляла, как нам хорошо от того, что мы вместе. В то время мой дядька работал в рыбоохране, и часто по выходным мы ездили на катере рыбоохраны куда-нибудь в дальний лес по грибы-ягоды. Тогда я всем рассказывала, как управляла штурвалом катера, что было правдой. С десяти лет я управляла автомобилем, обычно на загородной дороге. Бывало, при выезде из города нас обгоняла машина – все, как полагается: отец за рулём, мой скучающий одноклассник – на заднем сиденьи, я же в то время уже вовсю рулила по жизни.

Сейчас у меня есть «милый друг», ему уже за восемьдесят. У него есть семья: хорошая жена, дочь, рождённая, когда ему было шестьдесят. Он на пенсии и много пишет, изредка мы встречаемся за чашкой кофе. Недавно он прочёл свою новую работу «Рапсодия в эфире». «Милый друг» читает мне свои опусы по телефону. Когда он закончил чтение, я спросила его: «Вы очень одиноки?»

– Да, – ответил он, – я никому не нужен. Все мои друзья покинули этот мир, а дома каждый сам по себе.

«Милый друг» живёт в виртуальном мире, круглые сутки просиживая в интернете. Сначала он придумал себе человека, с которым они нужны друг другу, а потом нашел Её в Сети. Теперь посвящает ей стихи и ревностно «заботится» о ней. Он также напридумывал о ней всё до мельчайших деталей, как и я в своих детских мечтах, в том своём мире, где мама или отец заботливо укрывают меня тёплым одеялом и желают спокойной ночи. Мир грёз моих клиентов, их рассказы об одиночестве с раннего детства и мир моего «милого друга», где он накрывает свою подругу пледом, носит ей кофе в постель, ждёт встречи, ворчит, что она много работает и мало отдыхает, – это тот самый мир иллюзий, в который можно погрузиться в абсолютно любом возрасте, потому что он… спасает.

Знаете, как выглядит ещё одно одиночество мегаполиса? Лично видела. У него кто-то был раньше. Близкий ли, далекий, но был! Как вариант – родители, супруг, работа… Но в какой-то момент не стало. Оно живет за закрытой дверью год, два, можно сказать, пролезает в замочную скважину, чтобы выйти из квартиры незамеченным, но наступает момент, когда обессиленный и истощённый открывает дверь настежь. Соседи спрашивают: «Что случилось?»

Одиночество отвечает: «Меня ограбили…» Выясняется, что в «замочную скважину» пролезла «белочка», белая горячка: в квартире хаос, спит, как собачка на коврике на полу, стоять на ногах нет сил, одолели болезни, отсутствие еды… Соседей просит купить алкоголь и табак, при этом с деньгами у него все хорошо. Рассказывает приметы грабителей и указывает пальцем на кресло, рассказывая, что в нём сидит ещё тот… в маске… шерстяной… Соседи вызывают скорую, его увозят в больницу нормализовать состояние. И всё, соседи становятся врагами. Чуть позже он умирает за закрытой дверью, и соседи реагируют на запах, который становится невыносим…

Безмерно мало надо человеку —

Вода и хлеб,

Трава и снег.

И знать, что где-то

Ждёт…

Точно такой же человек.

(автор неизвестен)

***

Отец познакомил меня со своей женщиной. Какое-то время я скрывала наше знакомство от мамы: не хотела обижать, но всё открылось. Мама ругалась. У неё тоже были мужчины, и она стала редким гостем в доме на окраине, приходила только переночевать. Я хотела, чтобы она была счастлива, но, возвращаясь из школы домой, боялась переступить порог своего одиночества.

В этом доме у меня накопилось много страхов. Я мучительно ждала выходных, чтобы уйти к бабушке. Она была для меня спасательным кругом – окружила заботой, вниманием, контролировала в учёбе. Вплоть до четвёртого класса вестником обо мне у неё была «сорока», которую я всюду искала. У меня не возникало сомнений, что «сорока» прилетает к ней и всё-всё рассказывает: про оценки, поведение в школе… Чуть повзрослев, поняла, что «сорокой» была мама, которая сообщала всё по телефону.

С раннего детства время перед сном стало для меня особенным: накрываясь одеялом, мечтала – это был мой мир… Мечты стали традицией, особым ритуалом. И сейчас, перед тем как заснуть, я просматриваю, как на киноплёнке, сюжеты своих фантазий.

В детстве велосипед был сказочной мечтой: оказавшись в постели, я думала только о велосипеде, представляла, какой он красивый, как мчусь, чувствую скорость и ветер…

Также был период, когда я хотела умереть, только понарошку, чтобы мама обратила на меня внимание. Представляла себе, как лежу в гробу посреди нашей большой комнаты, а мама сидит рядом и плачет. На улице ночь, в комнате горит свет, и только мы вдвоём. В финале я должна была ожить, обязательно, а мама – обрадоваться. Мне было себя очень жалко, я чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Со временем чувство жалости прошло, и на любой удар судьбы не вопрошаю, как один из моих клиентов: «За что? Почему именно я?!» – у меня нет особого отношения к себе. А одиночество стало моим спутником.

Один мой клиент в двенадцать лет пережил экзистенциональный (острый) опыт собственной смерти: представил, как его закапывают в могилу. В результате этого переживания потерял смысл в жизни: «Зачем всё это, если меня закопают?!» Собственные похороны длятся больше двадцати лет: он методично закапывает себя и отношения с близкими людьми. Мужчине тридцати пяти лет, но не способный принимать волевые решения в жизни: второй брак развалился, уволили с работы…

…Всё детство я занималась спортом на любительском уровне и, бывало, выигрывала на городских соревнованиях по лыжам. В шестом классе у нас была красивая игра в баскетбол – лучшая игра в моей жизни. Команда девочек нашего класса в школьном турнире заняла первое место. Лидерами в команде были мы с Леной, спортсменкой-разрядницей, остальные девочки были на площадке для количества. Лена жила в другом районе, далеко от школы, и в окне между уроками мы обычно шли ко мне – пообедать. Мне нравилось с ней жарить картошку. Мы готовили, ели, возвращались на занятия. В школе мы практически не общались, только здоровались, у нас сложились скорее деловые и приятельские отношения.

…Недавно Лена мне написала: «Наташка, знаешь, одно из моих очень уютно-тепло-кайфовых воспоминаний-состояний есть благодаря тебе и с тобой напополам. Это было в конце зимы или очень ранней весной, где-то в 4-м классе, точно не помню. Мы с тобой с умеренного морозца у тебя дома болтаем и едим невероятно вкусные яблоки, очень похожие на джонатан, но мельче и более густого вкуса. Как было ХОРОШО! Спасибо тебе. Это не единственное, но почему-то самое любимое».

Так вот: про яблоки ничего не помню, а вот жареная картошка в её компании была потрясающей!

…В городской газете печатали результаты прошедших соревнований, и моя фамилия иногда появлялась в списке победителей. Бабушка была счастлива, когда соседи приносили ей свежую газету и читали обо мне. Посмаковав в компании соседей мой успех, она убирала газету в сундук. Радость бабушки была моей мотивацией стараться во всём.

В выходной день, укладываясь спать на перине и прижимаясь к ней, я думала: «Только не умирай!» Где-то глубоко внутри меня был страх, что она может умереть ночью, когда мы вместе. Утром я просыпалась от запаха блинов, доносящегося с кухни, – в воскресенье мы завтракали горячими блинчиками. Во второй половине дня бабушка провожала меня домой. Мы ходили одним и тем же маршрутом: читали молитву и заходили в кафе купить пирожные.

В понедельник начиналась моя школьная повинность. Был у нас тогда предмет – атеизм, на котором моя любимая учительница истории Елена Карловна рассказала о том, как старушки становятся жертвами обмана священников. Бабушек заманивают в церковь и обманом выманивают у них деньги. В советское время было обесценивание церкви и хула на Бога. После этого заявления учительницы я сказала бабушке, что Бога нет, а есть обман. Она посмотрела таким добрым взглядом, будто сам Бог в ту минуту смотрел мне в глаза. Улыбнувшись, воскликнула: «Что ты говоришь такое, доченька!» Пришлось отвернуться, нечего было ответить, и после этого атеизм для меня больше не существовал. В трудную минуту я прошу Бога помочь мне и верю, что каждому воздастся по заслугам. К сожалению, вспоминаю о Боге чаще в трудный момент, когда плохо.

Моя младшая сестра оказалась моей ношей – ежедневной обязанностью было забирать её из детского сада. Мама работала, отцу было не до нас. Детский сад находился далеко, нужно было ездить на автобусе. Привязка ко времени автобуса и потраченное на это время лишили меня возможности заниматься на постоянной основе в спортивной школе. Бывало, что мама не оставляла денег на автобус, и тогда я занимала у соседки Инны Степановны. Были у меня и срывы, когда я не ехала за сестрой, – это было протестом, я очень уставала от этой обязанности.

Сестру воспитывала по-спартански, часто обижала, но при всей моей тирании она всегда заступалась за меня, когда мне доставалось от мамы. Она была моим хвостиком, видела мой подростковый образ жизни изнутри и никогда не рассказывала, где мы были, что делали, сколько сигарет выкурили. И уж точно ей было не скучно со мной: придя в школу, она время от времени обнаруживала в портфеле поварёшку, толкушку или пустую бутылку.

Долгие годы я не переставала ждать отца. Он уехал жить в Томск и всё реже стал приезжать к нам. Мы месяцами не разговаривали, не виделись. Зайчик перестал передавать гостинцы. Дело дошло до того, что, когда он приехал через два-три месяца своего отсутствия, мы холодно встретились (раньше всегда обнимала, целовала), а в этот раз ушла заниматься своими делами. Отец был чем-то недоволен и сказал мне об этом, на что я ответила: «Можешь не приезжать сюда!» Он посмотрел на меня грустным взглядом и ничего не сказал. Так я поняла, что перестала его ждать. После этой встречи его нужность, точнее, наша нужность друг другу, покинула меня окончательно.

Всё случилось само собой – я перестала обращаться к нему за помощью, поняв, что мужчина может уйти от женщины, но уйти от своих детей – это уже предательство. Наш отец ушёл от нас: сестра абсолютно равнодушна к нему. Её можно понять – он не вырастил в ней и малого корня тёплых чувств в свой адрес. У меня этот корень был – он вырастил его, но потом – отрубил…

В этом отношении бабушка была моей нерушимой основой: ей я была нужна при любых обстоятельствах. Она была против развода родителей, отчаянно ругала отца за то, что он бросил своих детей и не приняла его вторую жену. Теперь, когда ко мне приходят замужние/женатые клиенты и говорят о том, что их любовники дарят дорогие подарки их родителям, я не понимаю этого. Как родители могут поддерживать блуд своих детей? Моя бабушка выкинула бы подарок любовника за порог, каким бы дорогим он ни был.

…С мамой у меня всегда были непростые отношения, с отцом мы были близки. Я была папина дочь. Мама никогда не говорила, что любит меня, бывало, унижала и делала это публично. Меня это очень обижало. Я никогда не рассказывала ей о том, что творится в моей душе, и она не знает ни одного моего секрета. Мы можем говорить о ком и о чем угодно, но только не о нас. Я всегда знала, что за моей спиной никто не стоит в отличие от соседки-одноклассницы. Мама дала мне понять это ещё в детстве: если я с кем-то дралась, это были мои проблемы. Но при этом она всегда заботилась обо мне – делала завтрак, обязательно размешивала сахар в стакане и очень тонко мазала масло на хлеб. Не люблю толстый слой масла, иначе я просто не хотела есть этот бутерброд.

Я не любила наш дом на окраине, потому что он был пустым и холодным, когда отец покинул его. Но в то же время, когда я уезжала в летний лагерь, очень скучала именно по маме. Мне слышался её голос, я спешила вернуться к ней.

Уже давно мама переехали из дома в квартиру в центре города, а в доме теперь живёт моя сестра. Дом надрос ещё одним этажом, там есть все удобства: баня и джакузи, но моё отношение к нему не изменилось. Меня не тянет в этот дом.

Несколько лет назад, приехав в гости к маме, я снова, как и в детстве, услышала упрёки в свой адрес, мы поругались. Перед этим она накормила меня вкусным завтраком в постели. Но после перепалки я решила: всё, хватит, ухожу, не нужно мне ничего, настолько было обидно. Собрав вещи, для себя я решила, что не хочу находиться и в этой квартире. Собиралась улететь в Москву и отправилась покупать билет на самолёт, тогда ещё не было приложений, билеты продавались в кассах. На улице я подумала, что эту дверь нельзя закрывать. Именно эту дверь нельзя закрывать за собой никогда.

Я вернулась домой, мама плакала, вечер был безмолвным. Именно тогда мы выстроили отношения с ней: больше я не слышала обидных слов в свой адрес. Она обижала меня словесно, но не бросила и не предала. Узел проблем может затягиваться, но я не стану жить в напряжении и терпеть неуважительное отношение.

Уже давно я поняла проблему нашей семьи, и не только нашей: члены семьи не уважают друг друга. Более того, обесценивают заслуги, поступки, высмеивают перед посторонними людьми…

Уважение – это чувство высшего порядка, оно несёт в себе культуру признания достоинств личности. На мой взгляд, уважение не нужно заслуживать, оно должно быть по умолчанию, а не по заслугам. Уважение состоит из доброты, признания, веры… Любому приятно, когда к нему относятся с уважением. Я мгновенно считываю человека в плане его отношения к людям. И вопрос «Ты меня уважаешь?!» имеет место в любом обществе.

Когда начинается обесценивание – это звоночек отсутствия чувства уважения. Значит, и любовь покинет эту семью.

Однажды я сказала приятельнице, что она – хороший человек, но ей не знакомо чувство уважения к людям. На что она искренне спросила: «А что такое уважение?» Другая ситуация: пожилая женщина сказала молодой особе в гостях у своего сына: «Ты не уважаешь меня». Молодая особа спросила: «А за что я должна вас уважать?!»

Другое дело, когда человека перестают уважать по ряду причин, но изначально каждый заслуживает уважения. Это чувство становится редким у современного общества.

С раннего детства я подрабатывала. Летом разносила почту, как когда-то моя мама, разве что без коня. Работала горничной в гостинице, носила передачи в больнице…

У меня был велосипед «Подросток», но мечтала я о «Салюте» – тогда это была самая лучшая модель. Стоил он 100 рублей – по тем временам зарплата взрослого человека. Мама к тому времени работала в гостинице на другом конце города и предложила ездить к ней на работу после школы: она будет собирать в номерах пустые бутылки, а я буду их сдавать – так и заработаю себе на велосипед. Почти всю зиму я ездила в гостиницу на автобусе с пересадкой, брала двадцать бутылок и везла их в приёмный пункт, сдавала и получала один рубль.

Заработав рублей тридцать, мама пошутила надо мной, сказала: «По радио объявили, что три года не будет лета, будет стоять зима!» Тогда я верила, что по радио говорили только правду. Я очень расстроилась, ведь первое, что пришло в голову – это потеря смысла, потому что лето для меня – велосипед. Когда мне удалось заработать семьдесят пять рублей, пожилой горничной стало завидно, что бутылки не ей достаются, и мой заработок прекратился.

В первый день летних каникул, когда пришло время покупать велосипед, мне не хватало двадцати пяти рублей. Мне было десять лет, и это была моя проблема. Бабушка не открыла сундук и не достала нужную сумму. Отца не было в городе. Недостающую сумму дала моя тётка, она же – моя крёстная. Я купила себе велосипед и была очень счастлива. Мой «Салют» тысячу раз оправдал себя, прослужил несколько лет, но в старших классах я потеряла к нему интерес – тогда уже захотела мотоцикл и машину. И это стало моей мечтой.

Я сидела за рулём автомобиля, когда ноги ещё не доставали до педалей. Сначала у отца на коленках, а потом сама. Автомобиль «Жигули» первой модели, «копейка», собранный экспериментально для советского автопрома в Италии, в нашем городке у одного из первых появился у моего родного дядьки. Я же купила свою первую машину в двадцать один год. Мы познакомились с начальником ГАИ нашего города. Он спросил меня, чьих я буду, имея в виду мой род, и, услышав фамилию, поинтересовался, кто мне Петро? Узнав, что мой родной дядька, рассказал, что в 70-е годы, во времена, когда сам он был рядовым инспектором, Петро выезжал в город на своей «копейке», и инспекторы специально останавливали его, чтобы посмотреть на машину. Машина дядьки Пети всегда была в идеальном состоянии, в детстве я часто ездила на ней. Когда он приезжал к нам в гости, на обратном пути мы большой оравой девчонок садились в салон, и он нас катал.

А с начальником ГАИ города мы стали приятелями. Это был замечательный госавтоинспектор – в 2006 году он погиб. Герой России. Светлая память Вячеславу Александровичу Ячменёву.

Про дядю Петю бабушка рассказала жуткую историю, которую помню до сих пор. Жили они тогда в деревне, куда её сослали. Петя был ребенком, но копал котлован под строительство здания вместе со взрослыми. Наравне с десятком мужиков работала и женщина (ее имя я забыла), маленький Петенька старался, копал и раскопал грязную тряпочку, поднял её вверх и громко спросил: «Кто потерял красную тряпочку?» Мужики начали громко смеяться, острить и коситься на женщину. Та бросила лопату, поднялась наверх и ушла в неизвестном направлении. Кругом была тайга, женщина так и не вернулась домой. Больше её никто никогда не видел… Она не смогла пережить позор, тряпочкой оказалась прокладка, которой пользуются женщины в критические дни. Чувство стыда у людей того времени было сильнее инстинкта самосохранения…

В седьмом классе меня как будто кто-то включил, так однажды выразился мой клиент, – именно кто-то «включил», раздался щелчок над головой. И всё, началась новая жизнь. Я окончательно оправилась от ухода отца, отказалась от велосипеда и начала радоваться жизни. У меня появились друзья-товарищи, мы сблизились с модной одноклассницей, с которой ранее приятельствовали: ярко наряжались и ходили на дискотеки. Однажды я перебрала с эксцентричностью, и мама порвала на мне джинсы, которые были расписаны по моде, а ей это показалось неприличным.