Моя подруга родилась и выросла в Москве, её папа был архитектором, мама работала на телевидении. В её жизни было время, когда она не ходила в школу две недели, потому что у неё не было сапожек. Представить себе не могу ситуацию, чтобы я сидела дома, потому что мне нечего было надеть. Я не любила детский сад, но вынуждена была регулярно его посещать. На выпускном вечере всем девочкам в группе подарили по кукле Золушка. Эта кукла стала большой любовью моего детства, до сих пор вспоминаю её. Я была с ней до четвёртого класса, берегла её. Потом одноклассница обманом забрала её у меня: сказала моему отцу, что я обещала ей подарить куклу. Меня в это время не было дома, и отец отдал мою Золушку ей. Я очень скучала по кукле, отец откупался от меня и давал кучу денег. Я покупала десяток кукол, но ни одна не заменила мне Её, а забрать куклу обратно мне было стыдно. Это сейчас я могу сказать «верни!», а тогда не хотела обижать подружку. У каждого человека есть вещи, которые невозможно заменить ничем: душой прикипаешь, переживаешь душевную радость, а без неё – печаль, тоску. Я грустила по своей кукле, что-то было в ней дорогое и важное для меня.

Я очень хотела братика или сестрёнку. Когда мне было восемь лет, мама родила сестрёнку. Она родилась семимесячная, недоношенная, они с мамой долго лежали в больнице. Отец в это время затеял дома капитальный ремонт, поэтому я жила у бабушки. У нас дома работала бригада строителей, и я изредка по заданию бабушки приезжала на велосипеде домой с проверкой. В одну из таких инспекций я зашла в дом и поняла, что-то не так. Дома в это время никого не было, посреди комнаты стояли строительные леса, но я почувствовала какую-то пустоту, что-то ценное покинуло наш дом. До сих пор помню этот июньский день, своё чувство, температуру и запах воздуха, тишину и «одиночество» большой комнаты.

Через месяц маму с сестрой выписали из больницы. Я вернулась жить домой, и отец стал редким гостем в нашем доме. Мама сказала, что у отца появилась другая женщина, но тогда я ещё не совсем поняла, что это такое. Отец приезжал домой, привозил коробки мороженого, ящики пепси. У нас всё было коробками, ящиками, сундуками. Если рыба – то большая ванна осетрины, но и рыбу я тоже не любила. Отец всё привозил и уезжал, я всегда очень его ждала и скучала. В каникулы он брал меня с собой в командировки. Однажды я спросила его: «Почему ты ушёл от нас?» Он ответил: «Когда вырастешь, скажу!» Но так и не сказал, да и не важно…

Когда я выросла, один из высокопоставленных начальников треста сказал, что мой отец был «элитным» водителем. Мама говорит, он очень много работал. Поначалу мы часто ездили вдвоём на моторной лодке на рыбалку, ночевали в палатках в спальниках. Иногда я просыпалась ночью от холода и перебиралась к отцу в спальник. Прижималась к нему и сладко засыпала – это было самое тёплое место на Земле.

В школу я пошла без удовольствия. Но мне очень повезло с первой учительницей – Валентиной Семеновной, это выдающаяся женщина. Уже в первом классе я поняла, кто такой интеллигентный и образованный человек. Учительница никогда не переходила на личности, для каждого могла подобрать нужное, важное слово. Она умела раскрыть каждого ученика, для неё нам всем хотелось быть лучше, муштровала нас для конкурсов «Строя и песни», и первые места нам были обеспечены. Мне и сейчас иногда хочется оказаться в том времени – втором или третьем классе. В этих классах мы учились во вторую смену, я сидела на предпоследней парте у окна с Игорем Сварцевичем по кличке Сапеля. Иногда Валентина Семёновна оставляла нас после уроков, чтобы рассказать интересную историю. В классе в это время наступала тишина, все любили этот момент. За окном обычно было темно и холодно, слышно было, как шумят деревья и ветер стучится в окна класса: школа расположена на опушке леса.

Валентина Семёновна почти шёпотом говорила: «Ну, слушайте…», и мы слушали, затаив дыхание. С тех пор я очень люблю слушать интересных, увлечённых людей – в голове рождаются картинки, образы… Встретить человека, которого интересно слушать, – большая удача. У меня есть подруга Лена, иногда она читает разные произведения, обожаю слушать рассказы Зощенко в её исполнении. Лена озвучила мой мультфильм «Дело адвоката», получилось у неё, по-моему, отлично. После озвучки мультфильма я стала её называть «Приглашённая звезда». Мультфильм можно посмотреть на сайте sureva.ru

…Единственное большое моё достижение в школе было во втором классе. Валентина Семёновна за два дня до новогодних каникул сказала: «У того, кто сейчас сдаст таблицу умножения без единой ошибки, прямо сегодня начнутся каникулы». Я встала и вышла к доске. Меня аттестовала отличница, у меня всё было безупречно. Валентина Семёновна сказала, что я «молодца!» и сдержала своё обещание. На следующий день мои одноклассники шли в школу, а я каталась на коньках. Это был самый счастливый момент за всё время учёбы в школе. Больше у меня таких преимуществ перед одноклассниками не было никогда.

Весь первый класс и до весны второго в определённые дни мне нужно было ходить на приём к логопеду. В моём произношении слов и звуков совершенно отсутствовала буква «Р», вместо неё я говорила «Л»: «здЛавствуйте», «коЛобка», «Лыба». В результате писала с ошибками так же, как и говорила, и логопед был моим наказанием. Говорила я так, потому что мама так со мной разговаривала: выражая свою любовь, она сюсюкала. Хорошо помню тот день, когда логопед, пожилая, невысокого роста полная женщина с калачиком волос на голове, усадив меня напротив большого зеркала, показывала, в каком положении должен быть язык при произношении звука «Р»: в руках у неё была железная палочка врача, с помощью которой осматривают горло. Мы сидели вдвоём в кабинете, и она долго правила мои звуки. В конце приёма сказала: «Больше ко мне приходить не надо, у тебя появился звук «Р», дальше справишься сама». И я действительно справилась. После её «мастер-класса» я шла, домой, р-р-рыча от счастья.

Классная руководительница в школе часто называла меня «тепличным цветочком», и она была отчасти права, я была цветочком до тех пор, пока у нас была полная семья. Все тряслись надо мной, а потом резко бросили – каждый стал заниматься собой, но во мне навсегда остался тот маленький ребёнок, за которым если не приглядеть, он сам не справится, потому что не умеет этого делать.

С одноклассниками у меня были конфликты только в начальной школе. В третьем классе они объявили мне бойкот – со мной не разговаривал весь класс, я обидела Наташу Голицыну. Даже хотели побить и, собравшись после уроков, окружили со всех сторон плотным кольцом. Я не испугалась, но сделала вывод, что нельзя так себя вести. Девочки выпустили стенгазету обо мне: какая я разбойница и драчунья. Газета провисела в классе всего пару часов, потом я её сняла и порвала. Валентина Семёновна только прицельным взглядом отреагировала на это событие, хорошо помню тот оценивающий/сожалеющий взгляд: она посмотрела на стенгазету и на меня, но не сказала ни слова. Мне было очень стыдно перед ней – тогда я поняла, что быть героем такой газеты – позор. Всегда понимала её с одного взгляда, совсем не требовалось слов. Дальше мои конфликты со сверстниками были редким исключением – в частном порядке.

Наш дом находился в невыгодном для меня положении: когда все учителя шли в школу или из школы, они случайно встречали мою маму, она шла из дома либо домой. Ей даже не надо было ходить на собрания, потому что преподаватели рассказывали ей все обо мне по пути. На нашей улице жила моя одноклассница. Именно соседство и обучение в одном классе стало причиной нашей дружбы. Они жили вчетвером: бабушка, муж бабушки, мама и дочь. Когда нам было девять-десять лет, её мама родила сына от мужа бабушки. Я случайно услышала об этом от взрослых и спросила её: «Отец мальчика – ваш дед?» «Нет, – ответила она, – сейчас есть таблетки, принимаешь их и беременеешь». О нашем разговоре она рассказала своему семейству, а уже они – всем, выставив себя на смех. Из-за этого у меня были неприятности: её бабка с матерью прибежали к нам домой и закатили истерику с визгом и угрозами. После мы с ней не общались какое-то время. Сейчас понимаю, что я не имела права спрашивать её об этом, потому что это не наше с ней дело.

В доме этой одноклассницы всегда пахло вкусными пирогами, была идеальная чистота не только в комнатах и сенях, а даже далеко за оградой дома. В восемь утра снежные дорожки около их дома были вычищены и выметены так, что снега не оставалось даже на подошве обуви; летом в их палисаднике изумительно цвело множество разных цветов. Эту одноклассницу мои однокашники не любили, так же, как и девчонки на нашей улице. Если кто-то её нечаянно обижал, она жаловалась своему семейству. Бабка с матерью бурно реагировали на обиду и караулили обидчиков. Они всем обещали «ноги вырвать и спички вставить». Поэтому с девочкой все старались быть аккуратными и никто особо не дружил. Про спички вместо ног я часто слышала и в свой адрес – у нас с ней были хронически нестабильные отношения.

В пятом классе на её день рождения мы с ней решили поставить кукольный спектакль «Чебурашка» – каждый день после школы репетировали, сшили куклам костюмы, сделали пригласительные билеты для её гостей. В билете было указано название спектакля и время начала представления. Накануне своего дня рождения она поставила меня перед фактом: «Спектакль отменяется. Мы не будем его показывать гостям». Мне стало обидно, ведь мы много времени репетировали, а теперь оказалось, всё напрасно. Когда наступил день её рождения, я уехала к бабушке. Даже не могу объяснить причину своего отсутствия, может это был протест, может обида… На дни рождения у нас всегда собиралась большая компания девчонок с улицы. В этот день именинница задержала начало своего праздника и всюду искала меня. Девочки мне сказали, что она сильно плакала, переживая, что я не пришла. Мне было стыдно, я сожалела, что так поступила. Но тогда я поняла, что если мне говорят «нет», это – нет. Я с лёгкостью принимаю любое «нет» и иду дальше.

Позже она влюбилась в нашего одноклассника и страдала от неразделённых чувств. Я придумала легенду, будто мне рассказывает мой сосед Сапеля, что она нравится этому мальчику. Конечно, это было не так, и вскоре мой обман открылся. Сапеля на меня обиделся, и её любимец тоже не понял. После этого мы с ней не общались какое-то время, но потом всё как всегда – самая крепкая дружба, и опять на время.

Окончив восемь классов, я ушла из школы в училище, она пошла в девятый класс, мы практически перестали общаться. Встречались случайно, обменивались фразами «привет!», «как дела?». На свою свадьбу она меня пригласила, а я её – нет. Странная у неё судьба: родила ребёнка после десятого класса от солдата из космических войск. Они всей семьёй стояли у забора воинской части с тарелками пирогов и ждали своего солдата. Солдат пироги съел, ребёнка зачал, службу отслужил и… уехал домой. Допускаю, что с чувством выполненного долга перед отечеством. Она не получила образования, вышла замуж на пару недель. Супруг пришёл жить в их дом, вскоре они все передрались и выгнали молодожёна из адова дома.

Время шло, старики старели, сначала умер дед, потом бабка. И остались в доме четверо: её мать с сыном и она со своим сыном. Спиртное вошло в каждодневный рацион, в доме стало грязно, запах пирогов выветрился, простыни почернели. Дорожки от снега уже никто не чистил: ходили по сугробам и протаптывали узкие тропки к двери, летом бурьян украшал их огород. Мать быстро спилась и умерла. Одноклассница стала хозяйкой в доме, а её младший брат – хозяином. Они жили как муж с женой, а дом рушился. Усыновили двоих детей, чтобы получать деньги, но позже детей у них отобрали.

Моя мама рассказывала: «Видела бы ты, какой это ужас, когда детей забирали, она пьяная на четвереньках ползёт по тротуару к калитке, плачет, просит комиссию оставить детей, признаётся в любви им…»

Они не работали, стали воровать коров на пастбищах и торговать парным мясом. Их судили. Тогда они решили начать новую жизнь – продали дом и уехали из города. А там, куда уехали, её сына посадили в тюрьму. Когда родители убивают животных, их дети впоследствии убивают людей. Так у них и случилось.

Они помотались по белому свету и осели в сельской местности. Там она вышла замуж за мужчину моложе себя, и насколько я знаю, у неё сейчас всё хорошо, своё хозяйство, большая семья.

Я рада за неё и желаю, чтобы «спектакль», к которому она готовится, не сорвался по её вине перед показом. Каждый человек «репетирует» в жизни что-то своё оригинальное, прежде чем показать другим. Именно она научила меня работать, засучив рукава. Летом на каникулах мы красили их забор в палисаднике, и она сказала: «Нельзя работать спустя рукава» – и засучила мне рукава на кофточке. Позже я приняла это выражение как отношение к жизни во всём.

Прочитав «Сто лет одиночества», я провела тонкую параллель между героями Маркеса и семьёй одноклассницы: не стало одного человека – вымер весь род. Несколько поколений держатся на одном человеке. Род сначала вымер духовно, нравственно, именно нравственно они начали катиться в пропасть. Но почему? Ведь всю свою сознательную жизнь они жили в чистоте и заботе, так почему порядок во всём не стал частью их самих? Возможно, в их доме всё держалось на озлобленности и страхе. Они все были очень одиноки, каждый – сам по себе. Бабка всё везла на себе и держала в своих руках на злости, пока были силы, а когда она ослабла – единственная дочь выкинула её в окно (в прямом смысле). Их жизнь была неправильной – в доме была чистота, но никогда не было духовного порядка. Одноклассница была сама по себе хорошая девочка, но она всегда жила оглядкой, всего боялась… Не было у неё своего мнения – отняли в детстве, не было и характера: вот как важно иметь характер, чтобы быть личностью. Сколько я её помню, она никогда не была личностью, не дали.

Но вернёмся в школу. Через три года Валентина Семёновна выпустила нас в четвёртый класс и началась средняя школа – это был ужас. Если начальная школа была для меня идеалом, когда не задаёшь вопрос «зачем», то средняя школа была наказанием, сущей каторгой. В основном я была предоставлена сама себе: со мной никто не делал домашнее задание, никто не ждал дома, и редкий учитель в школе был мне интересен. К тому же в девять-десять лет я поняла суть семейного положения: ощутила всю тяжесть развода родителей, у меня началась депрессия – меня ничего не радовало.

Единственная из учителей – Нина Александровна, которая преподавала английский, – обратила на меня внимание: однажды после урока попросила меня остаться в классе и поинтересовалась, почему я не смеюсь, когда смеётся весь класс. Я ответила, что мне совсем не смешно, не хотела ничего объяснять. Она посмотрела на меня и ничего не сказала. Уверена: англичанка поняла, что у меня это очень глубоко. Я не смеялась несколько лет и всегда ждала отца, но он приезжал всё реже и реже.

Развод родителей испортил мой характер, я быстро повзрослела и озлобилась, часто была со многими на грани порчи отношений. Меня никто не учил тому, что такое хорошо и что такое плохо. Ребёнку, как в менеджменте, необходимо планировать его время, ставить задачи, фиксировать цели, контролировать, объяснять, давать обратную связь (хвалить-ругать). Это позволит скорректировать характер и воспитать отношения с миром и с самим собой. Но одно о себе могу сказать точно, характер у меня был всегда.

Ужас того времени заключался в том, что мне было плохо дома, но в школе было ещё хуже. Несмотря на свою нелюбовь к школе, я принимала активное участие во всех школьных мероприятиях, чтобы как-то занять себя: была пионервожатой, собирала металлолом, макулатуру. Меня награждали грамотами, были даже медальки. Посещала многие кружки и секции, часто их меняла, потому что быстро пропадал интерес.

В школе была удивительная учительница истории – Елена Карловна. Её урок всегда был для меня полётом фантазии: мы представляли себя то феодалами, то рабами, то царями… Я с большим удовольствием погружалась в историю и однажды сказала Елене Карловне, что у неё потрясающая фантазия. Учительница засмеялась и после этого разговора стала называть меня «моя фантазия». При встрече с мамой спрашивала: «Как там моя фантазия поживает?», даже спустя много лет после того, как я покинула школу.

В школе я придумала себе мир, в котором наша семья была в полном составе, и мы жили счастливо. Эта иллюзия спасала меня. Я рассказывала всем, как нам хорошо с мамой и папой, как весело и плодотворно мы проводим время. Но моя мама рассказала классной руководительнице, что отец ушёл от нас. Эта «классная» была из серии людей, от которых, если встретишь на улице, хочется отвернуться, стать незаметной. Она высмеивала всё, издевалась над нами. На её уроках я чувствовала себя ничтожеством…

Однажды она сказала при всём классе: «Что ты врёшь про отца, я всё знаю! Он давно не живёт с вами…» Это было сказано с такой злостью и удовольствием от того, что вывела меня на чистую воду, что я горько заплакала. Моя печаль была очень горькой: я не врала – это был мой мир. Эта старая учительница была ужасом моей школьной жизни. Она преподавала русский язык и литературу. Казалось бы, литература – такой предмет, который должен был её воспитать, сделать интересной, доброй, благородной, но… этого не случилось. Ни одного произведения, изучаемого на её уроках, не могу припомнить, как интересное открытие. В восьмом классе она наорала на Валерку Деева, а тот просто сказал ей: «Пошла на…..!» и вышел из класса. Одномоментно аудиторию накрыла страшная тишина, классная стала заикаться, но не нашла слов, чтобы ему ответить: поняла, что перегнула палку. Ни один из нас не сказал бы так в силу воспитания и страха перед ней. Прежде всего – страха, в котором она нас держала. Эта была старая бабка, всё её тело было морщинистое, руки тряслись, когда она тыкала своим кривым пальцем, указывая на кого-либо.

После общения с этой «учительницей» я научилась чувствовать человека в плане эмоционального комфорта рядом с ним. Я чётко ощущаю, КАКОВО мне рядом с человеком и нахожу причины этих состояний, почему мне хорошо или почему некомфортно. Привычной пыткой для «классной», которая обожала называть нас «тепличными цветочками», было публично, с издёвкой спрашивать у меня с подругой, «из какого мы модного зала вышли?!» В этот момент меня подмывало ответить в том роде, что, мол, тебя уж точно даже в коридор никто не пустят, не то что в модный зал, но я, конечно же, отмалчивалась. В ярость её приводили украшения на девочках, например, колечко на пальце. Тогда она трясла своим крючковатым пальцем, указывая на свое кольцо и упрекая, что та или иная девица надела кольцо «шишре» (именно так она говорила), чем у неё.

Однажды своему клиенту я сказала: «Я бы не хотела иметь такого друга, как ты. Рядом с тобой некомфортно». Позже он отметил, что я обидела его, но цели обидеть у меня не было, и я объяснила причину. Он провёл большую работу над собой, и теперь вспоминаю о нём с улыбкой на лице и радостью. Его зовут Дмитрием.