Глава 4

Прежде чем стукнуть в дверь аудитории, где проходил урок истории волшебства, Барбара Збыславовна ободряюще мне кивнула.

– Все будет хорошо, Василиса, – сказала она. – Бояться не надо.

А я и в самом деле боялась, хотя за свою жизнь сменила четыре школы. Причем, в прошлом году меня переводили дважды.

Дверь открылась, и я услышала монотонный дребезжащий голос:

– …основав школу архимагии в Вавилоне, магистр Кидинну первый поставил обучение неофитов на поток. После его смерти школа действовала еще двести лет, пока не была разрушена во время завоеваний Митридата Первого…

– Господин Облачар, разрешите прервать вас, – Барбара Збыславовна вошла в аудиторию. – У меня важное объявление.

Я с присвистом втянула воздух, все еще стоя за порогом. Сейчас я зайду, а там по лавкам сидят голуби, сойки и орлы какие-нибудь. Или еще хлеще…

– Конечно, Барбара Збыславовна, – услужливо задребезжал монотонный голос. – Прошу вас на кафедру.

– Не беспокойтесь, Милян Маркович, я сделаю объявление отсюда. Уважаемые студенты, – она заговорила четко и с таким позитивом, словно собиралась представить им президента, а не меня, – с сегодняшнего дня в вашей группе появится еще один учащийся. Это девушка, зовут ее Василиса Краснова…

– Василиса Прекрасная? – весело спросил какой-то парень.

Его поддержал дружный смех, а меня бросило в жар.

– Не перебивайте, Царёв, – нестрого одернула весельчака Барбара Збыславовна. – Василиса пропустила начало семестра, ей придется догонять вас в учебе, поэтому прошу помогать ей во всем. Василиса, – позвала она меня.

Когда приходишь в новый коллектив, главное – не показать, что боишься. Я зашла в аудиторию, встала рядом с Ягушевской, небрежно сунув руки в карманы джинсов, и огляделась.

Аудитория была сравнительно небольшой, а студентов много. Свободное место было только рядом с лохматым парнем в очках, который сидел за первым столом. Парень был в такой же толстовке, как у меня, и я успела этому обрадоваться, когда один из студентов знакомо хмыкнул:

– Василиса Прекрасная? Это же пацан!

Его опять поддержали смехом, а Ягушевская снова осадила шутника:

– Царёв, ведите себя как следует. Василиса, садитесь к Борису Анчуткину, на первую парту.

– Не надо, Барбара Збыславовна, – с бесстрашной ухмылкой встрял Царёв.

Я посмотрела на него и сразу узнала – тот самый парень с длиной челкой, который бежал по коридору, перебрасывая огненный мяч. Его соседа я тоже узнала – по длинному узкому лицу и светло-карим глазам.

Надо ли говорить, что оба типчика мне совсем не понравились. Царёв, похоже, мажорчик, всеобщий любимчик и заводила, а этот… с козлиным лицом – его верный подпевала.

– Пусть лучше ко мне сядет, – продолжал Царёв. – Андрюха уступит место даме, – он пихнул плечом в плечо своего соседа. – А то если ее к Анчуткину посадить, как мы их различать будем?

Группа полегла от хохота, и больше всех старались девочки – все, как одна, красотки, одетые, как картиночки, с причесочками и ноготочками – аж противно! Я надвинула бейсболку поглубже и широким шагом прошла к первой парте, где сидел несчастный Анчуткин – конечно же, всеобщее посмешище. Похоже, в посмешища сразу же записали и меня.

Сняв рюкзак, я поставила его на пол, возле стола, и села, не замечая смешков за спиной. Анчуткин передвинул книги и тетради на свою сторону, молча освобождая для меня место.

– Очень смешно, Царёв, – сказала Барбара Збыславовна совсем другим тоном. – После лекций зайдите ко мне, пожалуйста. Побеседуем насчет взаимного уважения и вежливого обращения между студентами.

Я оглянулась через плечо. Царёв сразу перестал зубоскалить, а Барбара Збыславовна, еще раз извинившись за прерванное занятие, удалилась.

– Продолжаем дальше, – продребезжал препод Облачар. – Итак, мы остановились на Митридате… Разрушив первую колдовскую школу, Митридат хотел остановить распространение тайного знания, сделав его обладателями лишь жреческое сословие. Но ученики магистра Кидинну продолжили его дело. Уже в первом веке до нашей эры была открыта школа друидов на острове Англси…

Я скосила глаза на соседа – он бегло конспектировал за преподом, а у меня не было даже тетради, чтобы записать этот бред про острова и Митридата. Ладно, конспектом можно заняться и потом, на первый раз простят. А пока можно оглядеться.

Преподаватель стоял за кафедрой, и была видна только его голова – круглая, лысоватая. Он не смотрел на группу, монотонно начитывая текст, а группа занималась чем угодно, только не учебой. Ну, не считая пары-тройки зубрил, которые строчили в тетрадках так, что ручки могли задымиться. Мельком я взглянула в сторону Царёва – он шептался о чем-то со своим соседом, и оба поглядывали так пакостно, что можно было не сомневаться – они уже что-то задумали против меня.

Я покосилась на Анчуткина, который слушал препода, раскрыв рот. Типичный недотепа и неудачник. Хоть и в толстовке.

Звонок затрещал так оглушительно, что я вздрогнула.

Студенты сразу зашевелились, зашумели, а Облачар со стуком захлопнул папку с записями и объявил:

– Через двадцать минут – вторая лента здесь же. Попрошу не опаздывать, – он выбрался из-за кафедры и засеменил к двери.

Он был и в самом деле очень невысокого роста, даже ниже меня, с пухлым животом и кривоватыми ногами. Ни на кого не глядя, он покинул аудиторию, а я приготовилась к настоящей встрече со своими одногруппниками.

Я ждала, что Царёв с дружком сразу бросятся задирать меня, но прошла минута, вторая, а парни так же сидели за столом и о что-то увлеченно чертили на листке, время от времени принимаясь спорить вполголоса. Остальные студенты не обращали на меня внимания – кто-то достал книгу и углубился в чтение, кто-то болтал, заливисто смеясь. Разумеется, ни у одного нет сотового телефона. Я только покривилась.

Заговаривать ни с кем не хотелось, Анчуткин сидел, как чучело – молча и неподвижно, а я залезла в рюкзак, в надежде найти там что-то полезное. Ленка догадалась положить мне блокнот и ручку, и я достала их, чтобы на следующей ленте изобразить видимость учебы.

А если разобраться – на что мне сдались их архимагические школы до нашей эры?!

Я непозволительно расслабилась, и поэтому не заметила, как Царёв с дружком подошли к переднему столу.

– Ну что? – спросил Царёв. – Корешки закорешились?

Спросил, вроде, дружелюбно, но я сразу угадала насмешку. И промолчала, лениво взглянув на него снизу вверх.

– Они нашли друг друга! – заржал парень с длинным лицом.

Андрей. Я запомнила его имя. Сам на козла похож и имя такое же – «Андре-е-ей», с блеянием.

– А почему ты кепку не снимаешь? – продолжал расспрашивать Царёв.

Анчуткин рядом со мной втянул голову в плечи, стараясь казаться как можно незаметнее.

– Не хочу, – ответила я коротко. – Еще вопросы будут?

– Будут, – радостно объявил Царёв.

Аудитория за моей спиной затаилась, и я затылком чувствовала, что все смотрят на нас. И ждут.

– Правда, что ты визжала, когда тебя в печь засовывали? – Царёв смотрел на меня наивными светлыми глазами, но ухмылочка никуда не делась, и только за это надо было врезать ему.

Его подпевала тут же растопырил руки и ноги и заорал тонким голосом, явно передразнивая меня:

– Нет! Нет! Спасите! Помогите! Убийцы!

Кровь бросилась мне в лицо. Я медленно поднялась и оказалась макушкой по ухо Царёву. По физии бить несподручно. А вот между ног…

– Да ладно, что ты, – примирительно сказал Царёв. – Я пошутил. А ты сейчас как будто драться решила! – он сгорбил плечи, выставив кулаки, изображая боксерскую стойку, а потом расхохотался. – Ты точно девчонка, а не пацан? Такая грозная – ух!

– Тупо шутишь, – сказала я.

– Всё, больше не буду, – пообещал он и дружески похлопал меня по плечу.

Я резко отстранилась, и он сразу отступил на шаг, подняв руки, будто сдавался.

– Всё-всё! – заверил он меня. – Теперь даже не смотрю в твою сторону. Смываюсь в ужасе.

Он и в самом деле ушел – вернулся за свой стол.

Смешки среди студентов стали громче и чаще. Я не могла не оглянуться. В самом деле – все смотрели на меня, но тут же отвернулись, словно ничего и не произошло. Я медленно села, не зная – хорошо или плохо, что подраться не удалось. Может, за драку меня бы исключили? Это было бы хорошо. Наверное…

Анчуткин вдруг странно дернулся – и раз, и два, а потом вскочил с каким-то сдавленным писком и принялся скакать по аудитории, хлопая себя по плечам и груди – будто стряхивал кого-то. Я оторопело смотрела на него, не понимая, что происходит, а студенты захохотали так, что стекла в окне зазвенели. Кто-то так ослабел от смеха, что упал грудью на стол, вытирая слезы на глазах, одна девица хлопала в ладоши, заливаясь, как колокольчик.

– Уберите! Уберите их! – завопил Анчуткин и заскакал еще быстрее.

Я посмотрела на Царёва, ожидая, что он тоже умирает от смеха, но тот сидел с какой-то кривоватой усмешкой и почему-то смотрел на меня, а не на беднягу Анчуткина. Прихлебатель Андрюха тоже выглядел озадаченным и удивленно поднял брови, почесывая макушку.

– Что здесь происходит? – услышала я ледяной голос, а потом раздался слаженный грохот – это студенты побросали тетради, книги, сумки и ручки, и вскочили, как один.

Я тоже поднялась, потому что в аудиторию вошел ректор Кош Невмертич собственной персоной, и вид его не предвещал ничего хорошего.

Несколько секунд он смотрел на завывающего Анчуткина, который метался от кафедры к столу, а потом шагнул вперед и поймал его за шею, сильно встряхнув.

– Остановился, – приказал ректор, и Анчуткин тут же перестал орать и замер, вытаращив глаза. – Иди на место, – велел Невмертич, отпуская его.

Парень, спотыкаясь и поправляя очки, прошел к парте и сел, обхватив лохматую голову. По-моему, он даже всхлипнул, но мне некогда было следить за ним, потому что ректор уже стоял передо мной, внимательно разглядывая меня и едва не принюхиваясь.

– Это ваши проделки, Краснова? – спросил он.

– Мои? – глупо переспросила я.

– А это что? – он протянул ко мне руку, и я едва не шарахнулась, но он лишь коснулся моего плеча и показал мне мелко исписанный клочок бумажки, держа его двумя пальцами.

Я вытянула шею, чтобы рассмотреть, что написано на листке, но там были нацарапаны какие-то закорючки.

В отличие от меня, ректор, похоже, сразу понял, что это. Потому что сразу утратил ко мне интерес и обвел взглядом студентов. Стало так тихо, что было слышно, как шуршит листок в пальцах господина Невмертича. Листок вспыхнул синим пламенем и в две секунды осыпался на пол пеплом.

– Кто повесил это на Краснову? – спросил ректор в абсолютной тишине.

У меня шея чесалась оглянуться на Царёва и выдать его с дружком к чертям собачьим, но это не понадобилось. Ректор очень неприятно усмехнулся и произнес:

– Царёв, Козлов, после лекций – прошу ко мне в кабинет.

Так он еще и Козлов. Я мысленно поздравила себя с тем, что угадала, на кого похож дружок Царёва – Андрюшка.

– Меня уже вызвала Барбара Збыславовна, – быстро, но без особого страха отозвался Царёв. – Сегодня. После лекций.

– Значит, вы уже постарались? – вежливо осведомился Невмертич. – Что ж, тогда зайдете ко мне после того, как побываете у Барбары Збыславовны. Козлов – сразу после лекций. А вы, Краснова, – он повернулся ко мне, и я невольно вытянулась по стойке смирно, – будьте внимательнее. Такие крылышки вам ни к чему, – он еще раз окинул мрачным взглядом всех нас и вышел, едва не столкнувшись с Облачаром.

Впрочем, преподаватель вовремя заметил ректора и почтительно уступил ему дорогу.

Мы все провожали Коша Невмертича взглядом. Я смотрела не отрываясь – сегодня он был опять в черном, умопомрачительно элегантном костюме, и в темно-синей рубашке с галстуком на тон темнее. И я снова почувствовала себя неопрятной распутехой, и разозлилась – потому что злиться было всяко лучше, чем умирать от щенячьего восторга.

Откуда Козлов узнал, что я плакала, когда меня отправляли в эту самую «печь»? Не ректор ли рассказал – специально, чтобы пустить гадкий слушок?

– Прошу садиться, господа студенты, – продребезжал Облачар, забираясь за кафедру. – Итак, продолжаем. Школа друидов на Англси была разрушена римскими легионерами…

Но мне было вовсе не до легионеров. Я внезапно осознала, насколько сложным окажется пребывание в этом проклятом институте. Если тут даже первокурсники способны на всякие колдовские штучки… Я покосилась на Анчуткина. Тот держал ручку, но не записал в конспект ни полслова. Сидел, уставившись в стол, очки сползли на кончик носа.

– Эй, – тихо окликнула я его. – Ты как?