Глава 2

– Здрасьте, – сказала я грубо. – Теперь и у вас крыша поехала, дорогие родоки? Остановите, я выйду – и к бабуле. Она хоть тоже гусей ловит, но с ней спокойнее.

– Ты как себя ведешь?! – папу всегда возмущала моя манера говорить, как пацан из подворотни.

Обычно я старалась не злить его, но сейчас специально действовала на нервы. Потому что слишком уж перенервничала сама.

– Успокойтесь, – опять вмешалась мама. – Вася, завтра тебе приказано быть в «Иве», и к бабушке ты не поедешь, – она хотела взять меня за руку, но я не далась.

– Кем это приказано? Тем хмырем? Да плевала я…

– Вася! – рыкнул отец.

Я обиженно поджала губы и уставилась в окно. Пусть говорят, что хотят, ни в какие «ивы» я ни ногой. И вообще, у меня завтра тренировка по танцам…

– А где мой телефон? – спохватилась я. – Когда была в больнице, у меня забрали телефон!

– Вот он, – мама порылась в сумочке и протянула мне мою драгоценную мобилу.

Батарейка почти села, но я сразу приложила палец к индикатору, чтобы посмотреть, как дела у моих друзей.

Гремучий случай! Двести тринадцать пропущенных звонков! И пятьдесят сообщений! И это я еще в соцсети не заглядывала!

Телефон погас, заставив меня застонать от досады. Наверняка, Бантик с ума сходит, куда я пропала. И Миланка волнуется. И остальные…

– Ладно, поехали домой, – согласилась я. – Хоть телефон быстрее заряжу. А то пока доберусь до бабушки, полдня пройдет.

Мы добрались до дома в гробовом молчании. Я демонстративно не обращала на родителей внимания, отец вел машину, постоянно пристраиваясь не в тот ряд, а мама время от времени тяжело вздыхала.

Оказавшись в квартире, я сразу прошла в комнату Ленки, у меня не было своей комнаты в доме родителей. Сев на пол, я воткнула штепсель зарядного устройства в розетку и с трудом дождалась, когда телефон включится.

Как я и предполагала – писали и звонили мои друзья. Я открыла свою страничку, чтобы уже все перестали волноваться.

«ТЫ ЖИВА?!» – было первое же сообщение от Влада.

«Все норм, Бантик, – написала я. – Только шишка на лбу. В полицию загребли».

А дальше посыпалось – жива? цела?..

Я только успевала отвечать, что со мной все хорошо.

Среди общего потока попалось странное сообщение, которое я даже не дочитала, побыстрее пролистнув: «Вам надлежит прибыть в «ИВА» завтра, к 8 часам, с собой иметь серебряную ложку, серебряное блюдце…».

Что за бред? Зачем им там серебряные ложки и тарелки?

Я так увлеклась, что не услышала, как приехала сестра. Лишь когда она вошла в комнату, я оторвалась от телефона.

– …ужасно злой, – закончила фразу Ленка и сразу полезла в шкаф, что-то доставая с верхней полки.

– Кто бы мог подумать, что так все обернется… – прошептала мама, заглядывая в комнату.

– А зачем он тебе это говорил? – спросил папа возмущенно. – Почему не поговорил с нами? С родителями?

– Напомнил, что у меня через год диплом, – коротко ответила сестра и вытащила коробку из-под обуви. – Сказал, что после таких сюрпризов может задуматься – стоит ли меня, вообще, аттестовывать.

Мама ахнула, папа ослабил узел галстука, покачав головой.

– Сказал, что если будем прятать Васю, – продолжала Ленка, – он припомнит сожженный «Лексус». У нее неконтролируемые всплески. Он сказал, что она чудом не оказалась в тюрьме…

Мама ахнула снова и прижала ладони к щекам, а отец, процедив что-то сквозь зубы, ушел в кухню.

– При чем я-то?! – возмутилась я, отрываясь от телефона. – Его машина сама взорвалась!

Сестра резко обернулась, посмотрев на меня. Теперь это была та же самая Елена, что и раньше – старшая сестрица, раскрасавица и суперумница, любимица мамочки, гордость папочки…

– Это из-за тебя, – сказала она жестко. – Такое бывает, когда магическая сила долго сдерживается, а потом выплескивается на эмоциях. И когда ты не умеешь ее контролировать.

– Кто бы мог подумать… – прошептала мама. – Мне казалось, у нее нет никакого дара.

– Какого дара?! – возмутилась я, но меня словно не услышали.

– «Лексус» коллекционный, – коротко сказала Елена. – Но он сказал, что не станет требовать компенсации, если нарушений закона больше не будет.

У меня было такое чувство, что мир вокруг сошел с ума. Какие маги? Какие всплески?!.

– Все, я к бабуле, – буркнула я, поднимаясь и выдергивая шнур зарядки. – Поговорим, когда вернете мою семью обратно, инопланетяне.

– Куда это ты? – Ленка преградила мне дорогу. – Никуда не пойдешь. И так с тобой неприятностей не оберешься!

– Со мной? Ты совсем крышей съехала, – я натянула бейсболку до ушей и насупилась. – А ну, пропусти.

– Ее надо собрать к завтрашнему, – сказала Ленка маме, смерив меня недовольным взглядом. – Кокошник пусть возьмет мой старый, на первое время сойдет, а потом посмотрим, какие камни будут лучше…

– Собирайтесь, а я пошла, – подвинув сестру плечом, я направилась в прихожую, но теперь на моем пути встала мама.

– Вася, – она пыталась говорить строго, – никуда ты не пойдешь. Прекрати свои выходки…

– Мы всего-то Рощу защищали! – завопила я и только потом догадалась, что мама имела в виду вовсе не нашу танцевальную «выходку», а совсем другое.

– Всё, шутки кончились, – отец вышел из кухни. – Василиса, ты разве не видишь, что все серьезно?

– Да что серьезно?!

– Вот! – сестра сунула мне под нос свой телефон. – Полюбуйся!

– И что тут? – проворчала я.

На экране был ролик из ютуба, я прочитала заголовок: «Пацан сгорел возле администрации!».

– Ерунда какая-то…

– Ты посмотри, посмотри, – велела Ленка.

Я нехотя запустила ролик и сразу увидела знакомый «Лексус», на крыше которого выплясывала фигурка в маске в виде черепа. Это была я – во время «выходки». Вот я кружусь волчком, а вот делаю сальто… Едва я приземлилась, от души грохнув пятками, как машина вдруг загорелась – на крыше, ровным кольцом вокруг меня, а я продолжала танцевать, не замечая пламени. Огонь лизал мою одежду, руки, доставая почти до плеч, но не причинял никакого вреда.

Я удивленно перевела взгляд на свои толстовку и джинсы – они были целые, не опалёные, и даже гарью не пахли!

А на видео пламя уже охватило машину до колес. Кто-то громко выругался за экраном, а потом раздался истошный вопль: «Васька! Беги!». Я скатилась по лобовому стеклу, рассекая пламя, как воду, побежала, и тут машина взорвалась желтым снопом огня.

Изображение подпрыгнуло, показало асфальт и мелькающие ноги, а потом ролик кончился, но я продолжала стоять столбом, держа телефон.

– Убедилась? – сердито сказала Ленка, забирая у меня мобильник.

– Так не бывает, – произнесла я через силу, а в голове стало пусто, как в воздушном шарике. – Так не бывает.

– Бывает, – ответила сестра, но уже не сердито, а устало, и обернулась к родителям: – Я ей покажу?

– Подожди, Леночка, – засуетилась мама. – Надо ее хоть подготовить… Кто знает, как это отразится на психике.

– На ее психике? – фыркнула сестра. – Да не смешите. На ее психике пахать можно.

– Что показать? – спросила я и не узнала своего голоса – так странно и сдавленно он прозвучал.

– Я покажу, – и не обращая внимания на мамины просьбы не торопиться, Ленка посмотрела на меня в упор, взмахнула руками перед своим лицом, и вдруг кувыркнулась прямо по полу, мне под ноги.

Я отскочила, чтобы она не сшибла меня, но на том месте, где только что была моя сестра, вдруг появилась… птица. Белый голубь посматривал на меня темными бусинками-глазками, а потом расправил крылья, взлетел… и вот уже перед нами стоит Ленка, приглаживая растрепавшиеся волосы.

– И что это? – тупо спросила я.

– Это называется – оборотничество, – терпеливо пояснила сестра. – Мы все – птичьи оборотни. Папа и я – голуби. А мама – сойка.

Я посмотрела на родителей, они смотрели на меня с сожалением и… жалостью. А потом мама отвела взгляд.

– Мы пытались спрятать тебя, Васечка, – сказала она тихо.

– Спрятать? – переспросила я, гадая – сойду с ума сейчас или уже сошла. – От кого?

– От высокого совета, – сказала сестра. Она открыла коробку, которую доставала из шкафа, и вытащила оттуда кокошник, украшенный жемчугом. – Только прятали от совета и чуть не попались особистам.

– Елена! – шикнул на нее папа. – Ты с ума сошла – говорить о таком?!

– А что? – сестра вскинула брови. – Мы прогремели по всему интернету! Хорошо хоть у нее мозгов хватило маску натянуть! Иначе уже сегодня нас всех бы допрашивали.

– Елена! – прикрикнули на нее мама и отец уже одновременно.

Она досадливо дернула плечом и отвернулась, засовывая кокошник в мой рюкзак. Я чувствовала себя до такой степени пришибленной, что даже не остановила ее, хотя в другое время заорала бы, запретив трогать мои вещи.

– Кто допрашивал? – я по-прежнему стояла столбом посреди прихожей, хотя раньше просидеть неподвижно даже пару минут было проблемой.

– Это неважно, – быстро сказал папа. – Что случилось – то случилось. Теперь надо принять то, что есть. Василисе завтра отправляться в «Иву», надо найти все по списку максимально.

– Блюдце есть, ложка тоже, – принялась загибать пальцы сестра. – Сапоги можно купить потом, они все равно раньше новогоднего бала не понадобятся…

– Зеркало, – подсказала мама. – Пусть возьмет мое.

– Да, пока твое, а потом все докупим, – согласилась Ленка. – Пап! Надо съездить на рынок за яблоками.

– Я съезжу, – тут же отозвался папа.

Мне показалось, он был очень рад сбежать из квартиры, предоставив маме и Ленке возиться со мной.

Меня усадили на кушетку в комнате сестры, и Ленка, засовывая в мой рюкзак какой-то хлам, заговорила неторопливо, как будто рассказывала сказку:

– «Ива» – это самое престижное заведение в нашей стране. Попасть туда можно только после отборочных в три тура. Тебя приняли туда без экзаменов, по личному ходатайству ректора. Так что радуйся, что будешь учиться в элитном институте, а не любоваться на звездочки через решетку…

– Лена! – не выдержала мама. – Зачем ты ее пугаешь?

– Я не пугаю, – отрезала сестра. – Ее вряд ли что-то испугает. Это нам надо бояться, чтобы она там что-нибудь не выкинула.

– Меня в тюрьму, что ли, могли посадить? – дошло до меня, наконец. – Да мне еще восемнадцати нет! Какая тюрьма?!

– Особая тюрьма, – Ленка повернулась ко мне, прищуривая глаза и воинственно раздувая ноздри. – Наша жизнь – она под постоянным контролем. Любой проступок может стоить свободы. За нами всегда слежка, даже когда кажется, что никто ничего не видит.

– За нами?.. – пискнула я. – За Красновыми, что ли?

– За нами! – сказала сестра, как припечатала. – За волшебниками, магами, колдунами – называй, как хочешь, сути это не изменит. Но магия – это чудовищная сила, иногда она меняет человека до неузнаваемости. Изменишься – и окажешься в Особой тюрьме, откуда нет выхода.

– Ерунда какая-то, – шумно выдохнула я.

– Нет, не ерунда, – сказала мама грустно. – Мы хотели, чтобы у тебя была нормальная жизнь, Васенька. Нормальное детство…

– Нормальное?! – взвилась я. – Сплавили меня к бабушке и запретили приезжать! Это – нормальное, по-вашему?

– Я говорила, что это бесполезно, – Ленка застегнула «молнию» на моем рюкзаке с такой скоростью и силой, что она взвизгнула. – Она все равно ничего не поймет. Мне заранее страшно, что она там устроит. А у меня диплом на носу, между прочим. Мне с ней нянчиться некогда.

– А со мной и не надо нянчиться, – огрызнулась я. – Тоже мне… няньки!

– Ну вот, видишь, – Ленка устало указала маме на меня. – Плюс ко всему этому – класс «Цэ». В нашей семье – класс «Цэ»! Вот ведь позорище. Да меня даже воробьи засмеют.

Это было еще обиднее, чем оскорбления ректора Невмертича.

Иногда Ленка была так высокомерна, что просто напрашивалась на пару пинков. Еще вчера я и обошлась бы пинками, чтобы она не слишком задирала нос, но сегодня драться мне совсем не захотелось. Она стояла передо мной – красивая, с распущенными по плечам пышными локонами, в узких джинсах, которые шли ей бесподобно, показывая, какие у нее точеные ножки и тонкая талия, в элегантном пиджаке, к лацкану которого была прикреплена крошечная серебряная брошь с тремя жемчужинами – строго и с ума сойти, как сексуально. Совсем не то что… не то что я.

Опустив голову, чтобы не видеть Ленкиного великолепия, я тихо спросила:

– Объясните про классы. Почему я – позорище?

– Ладно, не злись, Вася, – Ленка подошла и потрепала меня по плечу. – Ты не виновата, зря я так.

– Что за класс «Цэ»? – упрямо повторила я, отодвигаясь от Ленки. Ее жалость мне точно была не нужна, и сейчас я вовсе не злилась… то есть злилась, но не сильно… то есть…

– Уровень волшебных сил каждого определяется по трехбуквенной шкале, – объяснила сестра. – Выше семидесяти процентов от всего объема жизненных сил – класс «А». В нашей семье все – класса «А». У меня – восемьдесят пять процентов, – она сказала это как бы между прочим, но прозвучало это точно так же, как когда Ленка хвасталась очередными годовыми оценками, когда приезжала к бабушке. После того, как смотрели мой дневник. – Класс «А» – это талант, одаренность от природы. Нас очень мало, поэтому нас берегут и занимаются по индивидуальной программе.

Мама как-то странно кашлянула, и Ленка резко посмотрела на нее, но мама ничего не сказала, и сестра продолжала:

– От двадцати процентов до семидесяти – класс «Бэ», это середняки, их везде полно. Магия может быть даже тонких вибраций, но ее мало, недостаточно, чтобы проявить волшебную силу на что-то выдающееся. Так, бытовые фокусы, не больше. И есть класс «Цэ» – когда меньше двадцати процентов. Это особи, у которых магия выражается на примитивом уровне и, как правило, добиться каких-то результатов с ними невозможно. Но волшебные силы у них есть, поэтому их тоже приходится принимать во внимание.

Она помолчала, ожидая, скажу ли я что-то, а потом вздохнула и подытожила:

– Пойми, это как игра в оркестре – есть басовые, что создают фон, а есть солирующие инструменты.

– А почему – особь? – спросила я, не желая говорить Ленке, что уточнение про солирующих и басовых было лишним. И страшно обидным.

– А как нас еще назвать? – она пожала плечами. – Разве мы – люди?

– Разве нет? – я посмотрела на нее прямо, и по лицу сестры словно скользнуло какое-то облачко – то ли сожаление, то ли досада. – И сколько процентов у меня?.. – спросила я, невольно облизнув губы.

– Это совсем не важно, – вмешалась мама. – Давайте собираться, девочки. Иначе мы ничего не успеем до завтра. Лена, посмотри блюдце в кухне, и ложку. А я возьму зеркало.

– Хорошо, – Ленка отправилась в кухню, мама – в их с папой спальню, а я осталась в комнате сестры, потому что не знала, куда мне идти.

Слишком много всего обрушилось на меня за последние несколько часов. Это нужно было обдумать, но мыслей в голове было отчаянно мало, и все какие-то не те. Но громче всего звучал Ленкин голос: «Меньше двадцати процентов… примитивный уровень… басовый фон… но их тоже приходится принимать во внимание…». И здесь я оказалась хуже, чем она.

Я подумала об этом – и испугалась. Мне говорят, что моя семья – птичьи оборотни, что я – волшебная особь, нечеловек… а я переживаю, что не смогла стать больше нечеловеком, чем Ленка?

Сестра высунулась из-за косяка и сказала:

– У тебя семь процентов. Мне Кош Невмертич сказал.

Она сразу же скрылась в кухне, но мне от этого легче не стало. Совсем не стало. Обхватив голову руками, я переживала очередное унижение.

Кош Невмертич сказал…

Что он еще сказал? «Волшебных сил в тебе, как в колобке, но они есть».

Класс «Цэ» тоже приходится принимать во внимание…

Они ведь… колобки. Говорящие особи, с магией на примитивном уровне. А в нашей семье все – класса «А». Позорище…

Я вдруг вскинулась, как будто получила пощечину.

Родители сказали, что прятали меня, чтобы было нормальное детство…

А что, если они прятали меня вовсе не поэтому? А потому, что стыдились дочери, у которой волшебных сил всего семь процентов? Все – класса «А», и тут – колобок…

– Вася, – позвала мама, – подойди, пожалуйста. Я нашла бабушкино зеркало, давай проверим, какое тебе больше подойдет.

– Иду, – ответила я бесцветным голосом и поплелась в родительскую спальню, хотя больше всего хотелось уйти, хлопнув от души дверью.