Обоим проповедникам было за пятьдесят. Один был одет в выцветшую синюю униформу уборщика. Второй, выше собрата на целую голову, гордо носил темную военную форму с зеленым отливом и высокие армейские ботинки. В определенный момент проповеди они поставили под вопрос легитимность провозглашения Сына Владыкой мира и человечества. Майкл про себя подумал, что еще не все федерации и народы приняли эту декларацию. С другой стороны, это был только вопрос времени. Через несколько лет все будет кончено. Хотя он допускал, что просто сгущает краски из-за своего плохого настроения. За такие слова, которые так уверенно произносили проповедники, легко стать изгоями, но Майкл почувствовал, что глашатаев конца света такое развитие событий особо не волнует. Они сели передохнуть на грубо сколоченные ящики, и Майкл решил подойти и познакомиться с ними.

– Майкл Калхедон – бывший священник, – незатейливо представился он.

– Григорий Рабэ – служитель истинного Бога, – грозно ответил черноволосый проповедник с темно-серыми, как дождливое небо города, глазами.

– Леонид Одлер – ваш покорный слуга, – представился светло-русый коллега Рабэ по опасному проповедническому делу и с любопытством посмотрел на Майкла. – Почему бывший?

– Времена такие, – ответил он, пожимая плечами.

– То ли еще будет, если мы не встанем на защиту истины! – проклокотал Григорий Рабэ.

– Судя по вашей интонации, вы хотите силой изменить ситуацию? – обратился к нему Майкл.

– Если потребуется, то да, – уверенно ответил тот.

– Вообще-то мы еще ищем пути мирного разрешения духовного кризиса, – задумчиво произнес Одлер. – Ты бы мог помочь нам, раз уж ты больше не в системе.

– Не могу. Я отправляюсь на войну, – с этими двумя можно было называть вещи своими именами.

Леонид Одлер подошел к нему, не отводя пристального взгляда, будто пытаясь проникнуть в глубь его души.

«Врослав Лонч справляется быстрее», – подумал Майкл.

Одлер продолжал смотреть на него, то и дело переводя взгляд со лба в глаза, на подбородок и уши.

– Тебе туда нельзя, – выдал самое очевидное заключение Одлер.

– Никому нельзя, но у меня нет выбора, – ответил Майкл.

– Да, у тебя нет выбора, но тебе все равно туда нельзя, – повторил светловолосый проповедник. – Может быть, тебе уехать из города и спрятаться в глуши?

– У меня жена и сын. По моему опыту, во всякого рода захолустье сбиваются люди, не отягощенные совестью. Туда я не потащу свою семью – здесь для них безопаснее.

– Что ж. Мы помолимся за тебя, если тебе это нужно.

– Даже не знаю. Не разочароваться бы потом в ваших молитвах, – улыбнулся Майкл.

– Мы все же попытаемся, – Леонид Одлер похлопал его по плечу.

– Благодарю, но все же мне не хотелось бы, чтобы вы здесь устроили гражданскую войну, когда я вернусь, – настороженно произнес он.

– Мы же всего лишь уличные проповедники, – засмеялся Одлер, в том время, как Григорий Рабэ насупленно наблюдал за разговором.

К ним подошли другие прохожие и стали жаловаться Одлеру на свои житейские неурядицы. Майкл решил покинуть этих дополняющих и уравновешивающих друг друга приятелей. Он надеялся, что эта гармония не позволит им выйти за рамки дозволенного их верой. Он присел на ступеньках собора и старался ни о чем не думать – лишние переживания об Элизабет и сыне были сейчас ни к чему. Он потянулся в карман за сигарами, но потом одумался – храм же не виноват в его ситуации.

– Отец Майкл, – звонкий, немного экзальтированный голос окликнул его сверху.

Он развернулся и увидел настоятеля собора – отца Марио Греко, с которым они вместе учились в семинарии. Тот быстро спустился и сел рядом. Все-таки система не вытравила из него той простоты, которой их научил классный наставник Самуэль Стронг.

– Как ты? Я слышал о тебе в отделе, – произнес Марио. – Ты уж прости, но, на мой взгляд, ты сам виноват.

В ответ Майкл только слегка усмехнулся очевидному комментарию.

– Что теперь? Куда Господь направляет твои стопы? – Майкл посмотрел на Марио, которому всегда нравилось жонглировать духовным лексиконом.

– На войну, – ответил бывший священник.

– На войну? Но иммунитет?! – удивился Марио Греко.

– Ха, иммунитет! Я же больше не ваш, – заметил он.

– Вот ужас! О, небеса! А куда тебя отправят? – запричитал настоятель.

– На Балтику, наверное. Насколько я слышал, сейчас там вся заваруха, – без энтузиазма продолжал разговор Майкл.

– О-о-о, на Балтику! Я слышал, там продается прекрасный янтарь! – Марио задумался. – Может, привезешь моей жене какие-нибудь украшения в подарок, а то здесь за них заламывают безбожную цену. Ах, как она будет рада!

– Марио, я еду на войну, – медленно, подчеркивая каждое слово, произнес Майкл, осознавая, что достаточно распространенная профессиональная деформация – отсутствие бескорыстной эмпатии – коснулась его однокашника.

– Да-да, это ужасно! Но не забудь про мою просьбу, – Майкл кисло улыбнулся.

Марио позвали прихожане собора, а бывший священник отправился домой на самый серьезный разговор в своей жизни. Он знал, что, явившись на призывной пункт, домой больше не попадет. У него были еще сутки, которые он очень хотел провести со своей семьей.

***

Элизабет просто стояла на кухне и смотрела сквозь мужа. Раньше она уже переживала подобное, когда его отправляли с гуманитарной миссией. Но обычно в таких местах боевые действия уже сходили на нет. И все равно она помнила, как тянулись эти месяцы ожидания. Сейчас же Майкла отправляют как обычного солдата.

– Думаю, это ненадолго: на год, может, на полтора, пока не договорятся о перемирии, – потирая шею, произнес Майкл.

Она продолжала молчать.

– Солнце мое, я вернусь. Обещаю! – немного неуверенно продолжил он.

От этих слов Элизабет очнулась, но мягкие черты ее лица стали острыми, и горькое выражение разочарования прокатилось по нему. Она продолжала молчать.

– Директор Лонч обещал отдать мое место на фабрике тебе с сохранением стажа работы. Ты должна будешь сходить к нему завтра, – она молча кивала на каждую его фразу. – Я узнал, что пятьдесят процентов наших счетов будет оплачивать город, поэтому вам с Ричи будет полегче, – она продолжала кивать. – Огонек, мы сможем остаться в нашей уютной норе…

Она опустила глаза. Они сели за стол друг напротив друга. Майкл налил себе чай и спокойно пил его, поглядывая то в окно, то на жену.

– Я смогу тебя проводить? – наконец-то заговорила она.

– Надеюсь, что да, – ответил Майкл.

– Мы придем… с Ричи, – запинаясь, сказала Элизабет. – Прошу, подумай, что ты скажешь ему завтра.

– Я всегда знаю, что ему сказать.

Она проплакала всю ночь, уткнувшись в свою подушку. Плакала, она тихо, без рыданий, но Майкл знал, что это так. Утром она пыталась привести в порядок свои заплаканные глаза. Кое-как ей это удалось, но для внимательного взгляда все равно были очевидны ее ночные терзания. Она собрала предметы первой необходимости для мужа, хотя знала, что на пункте мобилизации выдадут свой набор снаряжения, нужного для новобранца с точки зрения города Утреней Зари. Майкл останется с Ричи дома, пока она сходит на фабрику, а потом они вместе поедут прощаться на призывной пункт.

– Я скоро, – крикнула она из прихожей, покидая квартиру.

– Куда пошла мама? – спросил Ричи.

– Теперь она будет ходить на работу, а ты будешь ее ждать у миссис Качински, – ответил Майкл.

– Я не хочу! Если мама работает, ты же будешь дома! – Ричи вскочил, сжав свои маленькие кулачки.

– Я сегодня уезжаю.

– Зачем? Я не хочу, чтобы ты уезжал! – Ричи нахмурился и стал очень похож на свою маму.

– Я еду сражаться с драконом! – Майкл улыбнулся.

– С Драконом черного солнца?! – мальчик от неожиданности сел на пол.

– С его драконышами, – загадочно ответил Майкл, описывая руками заморских чудовищ.

– Ты мне про них не читал, – заинтересованно сказал Ричи.

– Да, я про них тоже узнал только вчера, – продолжал сочинять сказку Майкл. – Но медлить нельзя, и я с войском отправляюсь далеко на север, чтобы загнать их обратно в логово.

– И убить?

– Как получится, – подмигнул сыну Майкл.

– Их надо убить. Они выползут обратно и снова будут жечь огнем города! – Ричи стал дуть, изображая дракона, и Майклу стало ясно, что даже ребенок осознавал бесконечность войны. – Но ты же вернешься на следующей неделе?

– Я изо всех сил постараюсь вернуться к вам с мамой как можно скорее, – он крепко обнял сына. – Пойдем, поиграем во дворе в «Поймай пулю», а то твои друзья там слоняются без дела.

Ричи тут же подскочил, чтобы провести эти последние часы со своим отцом. Мальчик сделал рукой левый пробор в своих золотистых волосах, хотя был правшой.

– Идем же! – он поторопил отца, и они отправились на улицу.

Через несколько часов Элизабет и Ричи провожали взглядом Майкла, который зашел за ворота мобилизационного центра. Теперь им оставалось только ждать, пока новобранцы пойдут садиться на поезд, и через сетку ограждения можно будет еще раз попрощаться хотя бы взглядами. Вокруг них стояли многочисленные родственники призывников, преимущественно женщины, со слезами на глазах. Рядом с ними надрывно плакала девушка, постоянно повторяя: «Нет-нет-нет-нет!» Элизабет прекрасно ее понимала, но свою скорбь она оставила ночью на подушке. Сейчас же она должна вселять в мужа уверенность в том, что она справится, и ему будет куда возвращаться.

Солнце уже садилось. Внезапно внутренние ворота казарм центра мобилизации распахнулись, и оттуда шеренгами вышли новобранцы, направляясь к вагонам. До крайней колонны от сетки было метров двадцать. Она подняла Ричи на руки, чтобы дать мальчику шанс увидеть отца. Выбритые головы и зеленая форма уменьшали эти шансы. Первые восемь сотен погрузили в поезд, и состав, гудя электромагнитными подушками, умчался в туннель через туман, который все сильнее окутывал вечерние улицы города. К перрону сразу подали следующий состав. Все стали ждать очередной партии мобилизованных. Возможно, Майкл был в первой, но, если остается возможность взглянуть на него, она готова ждать, сколько потребуется.

Еще несколько поездов с новобранцами скрылись в туннелях. Прощавшихся становилось все меньше: кто-то все-таки увидел своих мужей, сыновей и братьев, другие не выдерживали напряженности момента и уходили. По оставшейся толпе пронеслось: «Говорят это последние!» Элизабет напряглась. Колонны направились на перрон. Бритые головы сливались в одно сплошное месиво.

– Папа! – Ричи указал пальцем на солдата в третьей колоне с краю.

Элизабет пыталась увидеть то и дело скрываемое толпой лицо мужа. Майкл повернул голову, и на секунду она поймала его взгляд: уверенный, спокойный и любящий, как и во все эти годы.

«Он точно вернется!» – подумала она, глядя как последний поезд увозит ее любимого на войну.