Я снова заказала одежду и еду. Всучила парню россыпь обезболивающих – даже с некоторой гордостью, пусть оценит, какой у меня запас на все случаи жизни, – пять упаковок пластыря и стимулятор обновления кожи. Парень, конечно, презрительно скривился на эти дамские штучки, но я сделала суровое лицо и затолкала его в водопроводную со словами: «Не намажешься сам – я тебя намажу!»

Когда он вернулся в гостиную – распространяя вокруг резкий медицинский запах с нотками черничного шампуня и подчёркнутое недовольство, – я усадила его на диван, вручила тарелку с горкой шоколадных конфет и принялась расспрашивать, что случилось. Недоверчиво поглядывая на конфеты и не делая попыток их взять, парень сказал, что утром неудачно «вписался» в плановую проверку – какие-то агрессивные с похмелья граждане устроили «швару», а ему досталось якобы просто за компанию. Конечно, мой скептицизм отразился на лице. Парень насупился. Я сказала, что его дела меня в любом случае не касаются. Он раздражённо ответил, что если бы «попёр на шавок», то сейчас не сидел бы здесь. А так – отделался легко, только ему неудачно попали по «слабому» колену, из-за чего пришлось день проторчать в больничных очередях. Я удивилась, почему тогда ему не обработали ссадины на лице. Он многозначительно закатил глаза. В ответ на моё наивное недоумение всё же пояснил, что колено стоило дорого и на «морду» не хватило. Оказывается, гражданам ниже второго, серебряного, уровня благонадёжности оказывают только те услуги, которые они оплатили. В больнице парень отдал деньги, отложенные на ночлежку, а лимит штрафов за ночёвку на улице у него уже исчерпан. Значит, если его поймают ещё раз, на этот раз посадят в тюрьму.

Я слушала этот рассказ, красочно пересыпанный речным жаргоном и матом, и офигевала, вдруг осознав, что все те годы, которые я провела в Особняках, общаясь с золотыми – ну, и с обслуживающим персоналом из серебряных, – этот парень жил в том же городе, но словно бы в другом мире. В котором копишь деньги, чтобы потом выбирать – отдать их за ночлежку или за лечение колена, выбитого полицейскими. Полицейскими! Как это вообще возможно?!

Подумав – недолго, конечно, у меня с осторожностью всегда было плохо, – я встала, закрыла входную дверь на замок и сказала: «Значит, никаких больше ночёвок на улице, будешь спать здесь. Кстати, как тебя зовут?»

Когда на следующее утро я вышла в гостиную, то замерла от удивления: парень заваривал кофе в кофеварке, которая досталась мне в придачу к квартире и до этого момента не работала.

Я бросаю взгляд на большую, сверкающую металлом кофемашину. Когда я её купила, прежнюю – ту самую – кофеварку Дэн забрал себе.

– Некоторое время он жил здесь, и мне пришла идея подарить ему собственное жильё. Правда, я быстро поняла, что Джанки ни за что не примет такой дорогой подарок. Но я могу быть очень упорной, и если уж чего-то хочу, то просто костьми лягу. Я купила квартиру – естественно, со значительной скидкой за золотой статус, – доработала и сказала, что у меня есть свободное жильё, которое стоит без дела. Мол, он мог бы там пожить.

Хотя я постаралась сказать это как можно более нейтральным тоном, между делом, за ужином, однако сразу почувствовала реакцию Джанки – словно между нами повисла тяжёлая наэлектризованная туча. За месяц, что он ночевал у меня, мы разговаривали не так чтобы много – обычно он приходил поздно и уходил до того, как я вставала, – но всё же бывало, и мне показалось, что мы легко нашли общий язык, потому что мыслим и чувствуем схоже. Поэтому я была готова к тому, что его заденет предложение съехать – как будто я прямо в лоб сказала, что он мне надоел, мешает и вообще слишком охренел тут жить. Думаю, он ждал подобного. Я бы на его месте ждала.

Так что он положил недоеденный кусок пиццы, встал и пошёл в прихожую обуваться. А я, конечно, вскочила за ним. Тараторила всё, что приходило в голову: то упрашивала, хватая его за руки, то повышала голос, взывая к рассудительности – куда идти на ночь глядя! – то грозилась, что пойду за ним. Чувствовала себя полной дурой, в панике выдавая всё подряд, какую-то бессвязицу. Тем не менее, я добилась своего. Джанки остался.

Следующей задачей было уговорить его хотя бы взглянуть на квартиру. Начала я с предложения арендовать её. За те дни я, кажется, сказала ему больше слов, чем за весь предыдущий месяц. Словно баллотировалась в комитет общественного порядка! И по объёму работы, и по степени ответственности – для меня как будто смысл жизни свёлся к тому, чтобы обеспечить Джанки собственным жильём. Он бесился, не понимая, чего я от него хочу. Говорил, что если мешает, так свалит хоть сейчас, а предлагать ему аренду целой квартиры в Городе – это или насмешка, или тупость, потому что таких денег у него нет, так что и «смотреть» смысла нет. К тому моменту я уже поняла, что про «подарок» лучше не заикаться: Джанки ненавидит быть должным, он все ночёвки на моём диване считал и оставлял за них деньги, несмотря на то, что я отбивалась как могла. Насчёт этого мы в итоге договорились, что он будет покупать ужин на двоих, но с квартирой такое бы не прокатило.

Кофе я уже допила, так что снова закуриваю. Вообще-то не хочется, сердце и так колотится слишком тяжело, но – Син, прикончив свою порцию, снова уставился на меня. Так что придётся.

– Заманить Джанки в ту квартиру было одной из самых сложных задач в моей жизни. Но я справилась! А уж внутри, как я и рассчитывала, его покорила комната для мастерской. Форсированное электропотребление, качественная вентиляция, базовое оборудование… Тут уж он сразу укоризненно уставился на меня – ну что за чудесное совпадение, у меня оказалась квартира с мастерской! Но, конечно, не выдержал, полез нажимать все эти красивые кнопочки и растаял, как мороженое в летний день. А в итоге я настояла именно на продаже, а не на аренде – чтобы квартира была его собственностью.

Следующий глобальный раздор случился в комитете жилищной безопасности, куда я привела Джанки оформлять документы. Он хоть и согласился на покупку квартиры в рассрочку – точнее, перестал отбиваться, – но детали мы не обсуждали. Я боялась нарушить хрупкое равновесие и оставила этот разговор на последний момент, рассудив, что, когда мы придём в КомЖилБез, Джанки будет уже сложнее отказаться и сбежать.

Однако всё получилось не так гладко, как я представляла в воображении. Как только мы зашли в огромный, полный света холл, Джанки занервничал. Конечно, это было не так очевидно внешне, но я-то чувствую подобные вещи, замечаю бессознательно – потому что моё тело сразу напрягается за компанию. Как он цеплялся взглядом за каждого робота-охранника – словно ждал, что его вот-вот попросят на выход из этих просторных коридоров, сверкающих бликами стекла и металла. Как то и дело непроизвольно поводил правой кистью, словно ища свою цепь, которую я заранее, на улице, попросила снять и положить мне в сумочку. Догадавшись, что Джанки не по себе без неё, я взяла его за руку, удерживая это беспокойное движение.

Наконец разыскали терминал для оформления недвижимости. Я, уже мысленно празднуя победу, пробормотала Джанки сумму, чисто номинальную… И дальше люди в помещении – несколько клерков, секретарей и двое граждан, которые оформлялись у соседнего терминала, – имели возможность наблюдать увлекательную сцену: переругивание речного парня, который то и дело давился паузами вместо нецензурных слов, и приличной с виду девушки, которая, позабывшись от волнения, пыталась объясниться с ним его же речными словечками, только в более торопливом и чётком варианте. Не выдержав такого издевательства над родным диалектом, Джанки выпалил на повышенных тонах: «Хорош ломать говор своим шарканьем!» – я в ответ взвилась, что буду говорить как хочу… В общем, это могло бы продолжаться ещё долго, но в какой-то момент он резко замолчал и на меня шикнул – проследив за его взглядом, я обнаружила, что в помещении появился охранник.

Мы живо вспомнили, что вообще-то обсуждаем не разницу в произношении, а деньги за квартиру: я хотела как можно меньше, а он ни за что не соглашался.

Под бдительным взглядом охранника мы ещё пять минут пошипели, но кое-как сошлись на сумме. Подписывали договор, недовольно фыркая друг на друга. Вот тогда я и узнала, что официально Джанки зовут Данил Марек, он младше меня на два года, и его последнее место регистрации было на Третьей линии.

Название, конечно, меня насторожило. Когда мы вышли из КомЖилБеза, я спросила, где эта линия расположена. Он ответил, что все линии идут между Портовой насыпью и Рейсовой улицей. Я шокировано промямлила: «Это что… прям в Порту?». Джанки заржал: «Ясен хуй, а то где». Однако при виде моего вытянувшегося лица он запнулся и неуверенно переспросил: «Не, ты по правде?..». А я уставилась на него, изучая словно впервые. Ладно ещё речные, но уж портовой шпаной меня запугивали с детства. Ужас на уровне инстинкта. И мне уж точно не приходило в голову, что представитель самой криминогенной группы среди населения Бергена – той, где сплошные головорезы и насильники, – может оказаться симпатичным парнем. Которому я дала ключи от своей квартиры. Который каждую ночь спит в соседней комнате. И который вместо того, чтобы изнасиловать меня, а потом зарезать – или в обратной последовательности, с этих портовых маньяков станется! – вчера весь день перебирал по винтику мой холодильник, потому что ему, видите ли, не понравился звук. И действительно, когда Джанки собрал всё обратно и подключил, холодильник стал работать заметно тише.

– Таким образом, Джанки платит мне рассрочку. Эти деньги я откладываю – на всякий случай, вдруг они ему понадобятся. Но сейчас его дела вроде как идут неплохо.

Как минимум, с тех пор он не попадал в больницу после стычек с полицией. Да, если вспомнить, какой он был тогда, за четыре года Джанки заметно изменился. Повзрослел, заматерел, теперь его уже за подростка не примешь. И характер стал спокойнее, более расслабленный. Я-то чувствую такие вещи. Теперь, когда не нужно ежедневно искать ночлег и пропитание, Дэн может заниматься любимым делом. И мне хочется верить, что наша встреча в итоге изменила его жизнь к лучшему.

Вечером того дня, когда мы оформили договор, я сама заказала еду: сырное ассорти самых дорогих сортов, экологически чистые фрукты, органических лангустов. Даже свечи зажгла. Позвала Джанки ужинать. Задумалась, где он и почему не отвечает. Позвала ещё раз. Поискав, обнаружила его в душевой, посреди деталей разобранного душа – видите ли, напор плохой. Кое-как уговорила оторваться от этого увлекательного занятия и хотя бы умыть лицо.

Однако дальше всё – снова – пошло не по плану. При виде барной стойки, уставленной фарфоровыми блюдами и свечами, Джанки насупился, бухнулся на диван и заявил, что «энту херь» есть не будет и вообще «вся энта бахатая жиснь», культурно выражаясь, может идти к херам.

Опешив, я переспросила: «Не будешь?..». Он глянул исподлобья и покачал головой.

Поняв, что он это серьёзно, я не выдержала. Заорала, что пусть он сам идёт к херам вместе со своим офигенным гонором и прочими закидонами, что он меня не уважает, что я вообще-то старалась, хотела его порадовать, а он… В конце этого пафосного монолога, исчерпав все аргументы, я просто запустила в него лангустом, хотя и не попала. В ответ на этот взрыв эмоций Джанки неожиданно успокоился, поднял с пола злополучное членистоногое, поморщился на него и сказал, что, раз я ставлю вопрос именно так, то он – исключительно из уважения ко мне – готов «травануться энтим страхоёбищем».

Но нет, в этот раз я обиделась серьёзно. Настолько, что какого-то там ракообразного было недостаточно, чтобы утишить мою злость. Насупившись, я сообщила Джанки, что раз он со мной вот так, то в отместку я буду звать его настоящим именем. Подумав над этим ультиматумом, он кивнул и буркнул: «Дэн. Тока ни при ком».