21.

Взяв две чашки, возвращаюсь к Сину. Неторопливо оглядываю гостиную.

– Наверное, Джанки не ожидал, что золотая девица обитает в таком убогом жилище. А может, думал, что есть какой-то подвох. Тогда я видела ситуацию лишь с одной стороны, как нам рассказывали в школе: если человек отказывается войти в программу благонадёжности – значит, он преступник. Наверняка мечтает ограбить тебя, изнасиловать и порезать на части. Теперь-то я знаю, что люди из Района боятся золотых не меньше. Деньги дают власть – похищать, насиловать, убивать. А если у человека нет чипа – да, за ним сложно следить, и в то же время ему ничего не стоит просто исчезнуть.

Я невольно оборачиваюсь на входную дверь.

Как только мы зашли, я поспешила включить всё освещение: это был редкий случай, когда яркий свет показался мне более безопасным, чем привычный сумрак. Начала деловито кружить по комнате, вроде бы что-то делая, но по факту это было нервозное и бессмысленное движение. А Дэн так и остался в прихожей: прижался спиной к двери, сунул руки в карманы – и всё. Я недоуменно оглянулась на него, а он спросил – неожиданно с более разборчивым произношением: «Хто ещё тут?». «Никого». Он недоверчиво прищурился – мол, совсем за дурака меня держишь? Пожав плечами, я пошла в спальню, за сменной одеждой, затем к двери водопроводной: «Пойду умоюсь». Парень ничего не ответил.

Вернувшись, я затолкала всю снятую одежду в утилизатор: и модные брюки, и шёлковую блузку, которая испачкалась кровью от футболки парня, и даже любимую шаль. Знала, что никогда больше её не надену.

Включила дисплей, открыла магазин мужской одежды и протянула парню. Он даже не вынул руки из карманов, просто спокойно смотрел мне в лицо.

Поиграв – и проиграв – в эти гляделки, я плюнула и решила купить всё самостоятельно. Не будет же он ходить вот так, перемазанный кровью? Следующие полчаса я провела, выбирая максимально похожие модели, щурясь на парня в попытках прикинуть размер и обходя взглядом заскорузлые пятна на его одежде. Вот поэтому я прекрасно помню, как он выглядел в тот вечер: серые штаны, тёмно-зелёная футболка, чёрная рубашка с закатанными рукавами. Всё заношенное, потёртое, с мелкими дырками – где прожжёнными, от сигарет, где рваными, как от случайно подвернувшегося гвоздя. Коричневые ботинки на шнуровке. И толстая цепь, как будто стальная.

Добравшись до раздела с нижним бельём, я окончательно покраснела, кое-как, приложив усилия, вытянула руку парня из кармана и впихнула в неё дисплей, а сама опустилась на колени и начала тыкать электронным браслетом в его ботинок, чтобы измерить размер. Глядя на мои неловкие манипуляции, парень насмешливо фыркнул. Я подняла на него взгляд и буркнула: «Может, снимешь? Так было бы проще». И вот тогда он засмеялся в голос и сказал: «Не, даамочка, ты не хошь нюхать мойные носки».

Я хихикаю над этим воспоминанием, и Син вопросительно поднимает брови.

– Мы посидели, выпили пива, поболтали о музыке. Я её обожаю, но в Золотом районе это считается глупостью. Девушкам пристало обсуждать лишь вечеринки, косметические модификации и красивых актёров – скука смертная.

Дальше я ждала заказанную одежду рядом с окном доставки на кухне, а парень подпирал дверь в прихожей и время от времени шмыгал носом – почему-то раньше я этого не замечала.

Побарабанив пальцами по стойке и бессознательно поискав взглядом пачку сигарет, я вдруг осознала, что её нет. Как и текилы. Ну что за растяпа! Всё потеряла! Даже не помню, где и при каких обстоятельствах. Они просто исчезли. Хорошо ещё, что в холодильнике осталась пара бутылок пива.

Пискнула доставка. Глядя парню исключительно в глаза – у него на лице обычная грязь, – я вручила пакеты с новыми вещами. «Лучше всё-таки сними ботинки. Душ – за той дверью, найдёшь. Своё складывай в пакет, потом в утилизатор. А я пока закажу еду».

Я погрузилась в выбор пиццы, хотя через пару минут просто замерла над экраном, не видя его. Чувствовала себя безумно, совершая все эти привычные действия, – словно мой дом сгорел, а я делаю вид, что всё в порядке, сижу на пепелище и пью кофе из последней, чудом уцелевшей чашки. Как в той рекламе кофемашины, про ядерный взрыв. В конце концов я всё же оформила заказ, а потом подняла голову от дисплея – и вскрикнула, уловив движение в дальнем конце комнаты.

Оказалось, что парень всё ещё здесь – стоит перед проигрывателем, на экране которого лениво крутится список часто прослушиваемой музыки. Конечно, я тут же покраснела от стыда за то, что визжу как истеричка. Ну, и за то, что наверняка в списке музыки есть такое, что он посчитает ужасным. Парень смерил меня изучающим взглядом и кивнул на экран: «Твойное?»

Я сижу на кресле, разглядываю диван и вспоминаю, как четыре года назад здесь сидел Дэн – на самом краешке, словно готов в любое мгновение вскочить и куда-то рвануть. Благоухающий моим черничным шампунем, с влажно-взъерошенными после душа волосами, в новой одежде, но по-прежнему напряжённый. Разукрашенный всеми оттенками кровоподтёков: они оказались не только на лице, но и на руках – это был единственный раз, когда я видела его без шнуд. Вспоминаю, как он, будто невзначай, зыркал по сторонам, оглядывая комнату. Мне показалось, что особенно его заинтересовала картина в прихожей – несколько раз ловила его взгляд в ту сторону. Правда, получилось неловко: он спросил, моя ли это картина, а я ответила, что не умею рисовать и зачем-то стала рассказывать про свою мать, которая была художницей. Это явно было излишне, даже глупо, и мне стало неприятно от собственной – чрезмерной – откровенности.

– С Джанки мне в кои-то веки… Как это назвать? Понравилось разговаривать? Обычно бывало так, что я просто поддерживала всю эту болтовню – сплетни, бессмысленный поток новостей, кто с кем переспал или хотел бы… Мне казалось, что это и есть интересная беседа, ведь всем нравится, значит, и мне должно. А тут я вдруг почувствовала разницу. Поняла, что во всех тех разговорах мне на самом деле было ужасно скучно. Просто я не знала другого, поэтому считала, что так и должно быть. Мы с Джанки даже поспорили насчёт одной группы! Но это тоже было по-другому – не обидно, а как-то… вдохновляюще? Мне хотелось разговаривать с ним ещё, выяснить его мнение о том и об этом, узнать значение всех этих странных речных слов…

Парень взял один кусок пиццы, проглотил его не жуя, бросил голодный взгляд на остальные и после заметной паузы сказал: «Спасибо». Уже потом я узнала, что речные это слово не используют, они говорят «Буду должен» – когда я поняла, что Джанки просто не захотел вешать на себя долг перед незнакомой богачкой, то почувствовала обиду. Но в тот вечер я улыбнулась, подвинула к парню тарелку и сказала: «Может, включим музыку? Что ты хочешь?». Он прищурился: «И што, бахатые даамочки по правде слуш “Три мармеладых порося”?»

Я включила новый альбом «Трёх мармеладных поросят» и, перекрикивая рёв вокалиста, ответила: «Не знаю ни одной бахатой даамочки с такими вкусами». В Особняках мне и правда не с кем было разделить интерес к тяжёлой музыке. Парень скептически посмотрел на меня: «Ты гришь не так», – а я пожала плечами: «Тогда, может, ты научишь меня, как правильно?»

Я задумываюсь, прислушиваясь к себе. Да, я должна помнить об осторожности, к тому же ладно про меня – но я не имею права болтать про Дэна. Однако… Син мне нравится, он не осуждает, а потому сразу хочется рассказать ему всё, поделиться чувствами, о которых я никому не говорила. Ну, я ведь только с Дэном и общаюсь, не буду же я ему самому рассказывать про ту ночь.

– Самой удивительной для меня оказалась его честность. Я привыкла жить среди вранья и лицемерия. В особняках Золотого района никого не волнует, что там у тебя на самом деле, главное – говорить то, чего ждут. Всегда есть сценарий разговора, как будто это постановка. Ты заранее знаешь, что скажут, что ответят. А Джанки… – я улыбаюсь, – прямолинейный. Он как будто просто говорит всё, что приходит в голову. Для меня это было дико.

Не то что непривычно – невероятно. Но притягательно. В дальнейшем меня не раз поражала его откровенность, но то, первое, столкновение с ней, конечно, запомнилось отдельно. Когда мы съели всю заказанную еду, выпили по бутылке пива и послушали последний альбом «Марципан-Портвейна», авангардистского сайд-проекта нескольких участников «Поросят», я сказала: «Предлагаю тебе занять этот чудесный диван, с которого по такому поводу можно снять упаковку». Парень насмешливо прищурился и протянул: «Што, даамочка, не шухеришься, што я твойный телик шнилану?»

Я тогда ещё не знала, что это слово означает «воровать», но смысл фразы вполне уловила. Так что я удивлённо посмотрела на парня и спросила: «А ты… это? То, что ты сказал». Он смерил телевизор оценивающим взглядом: «А то. Он лёхкий».

Я рассеянно смотрю на телевизор, до сих пор висящий на стене.

– В общем, в тот раз мы хорошо посидели, и я позвала Джанки приходить ещё. Наверное, звучит опрометчиво. Я тогда переехала, полностью сменила образ жизни, с прежними подругами общаться не хотелось – да и не подруги они были, если разобраться, – так что было несколько… одиноко. Совсем одиноко. Ну, искала, знакомилась, но… А с Джанки было легко. Как будто мы снаружи разные, но внутри похожи. Даже кажется, что я сразу это почувствовала, ещё в магазине.

В ответ на такое подчёркнуто эпатажное заявление я оглядела руки и шею парня – без следов уколов или ожогов химии, насколько я имела представление о подобных вещах, – и покачала головой: «Как насчёт такого – поспи на диване и приходи завтра. Выпьем пива, послушаем ещё что-нибудь, можем и телик посмотреть, если хочешь».

Утром я, конечно, проснулась рано, но, когда торопливо оделась и, после многократного стука в дверь гостиной, всё-таки решилась выглянуть, парня уже не было. Следующим вечером в почтовом ящике у двери я нашла деньги.

– Мне даже хочется верить, что он тоже это почувствовал. Я знаю, это звучит как мистическая чушь, наивные фантазии про родственные души, связь, знаки, такое всякое… – я тороплюсь улыбнуться Сину, показывая, что не верю в подобные глупости. – Но всё-таки он тоже решил продолжить наше знакомство. Ясно, что где-то ситуация вынудила – у него тогда было не очень, – но всё же он вернулся в эту квартиру. Хотя вообще-то Джанки весьма предубеждён против золотых.

Спустя несколько недель, когда я уже и не ждала его, речной парень – с разбитыми губами и синяком на другой скуле, чем в прошлый раз, – снова появился у меня под дверью. Не глядя в глаза, он пробормотал: «Слуш, даамочка, пустишь ещё на твойный диван? Тока у меня ща денег нет, но я отдам».

Понять эти фразы было даже сложнее, чем обычно: парень старался меньше двигать челюстью, так что слова окончательно превратились в «речную» кашу. Но я расслышала главное – вопросительное «диван», а там уже и остальное восстановила дедуктивным методом. Отвечать не решилась: уже отвыкла после нашего прошлого разговора, поэтому в первый момент вернулось ощущение, что парень не поймёт мои слова. Так что я взяла его за руку – даже через шнуду чувствовалось, что она ледяная, ведь осень уже вовсю морозила – и потянула в квартиру.

По-моему, он такого не ожидал. Наверное, думал, что я как минимум захлопну перед ним дверь, а как максимум вызову полицию. В общем, парень уставился на меня удивлённо, застопорившись на пороге, так что его пришлось буквально затаскивать внутрь. Выяснилось, что, помимо побитой физиономии, он ещё и хромает.