– Что вы хотите сказать? – нахмурился Тюренн, поставив на стол бокал. – Вы так же, как и ваш помощник, считаете, что между моей женой и тем русским могла существовать какая-то связь? Чушь! Я никогда не поверю этому!

– Тем не менее ваша жена свободно появляется с ним в общественных местах… Например, их видели вместе в кафе.

– И что из этого следует? – прервал комиссара граф. – Ведь если бы они были любовниками, то, наоборот, стремились бы уединиться в каком-нибудь тихом месте.

– Допустим, что ваше умозаключение правильное.

– Что значит «допустим»? – взорвался Ренард.

– Я только предположил, дорогой граф, – примирительным тоном продолжил Вилар. – Не допускаете ли вы, что они были знакомы еще до встречи на выставке?

– Нет, я полностью в этом уверен, – отрицательно покачал головой мужчина. – Наша встреча произошла случайно… Катрин вообще не хотела сначала знакомиться с русской делегацией. Это я уговорил ее наладить отношения с господином Мальцевым.

– Мсьё Мальцев? Это нынешний посол так называемой Страны Советов?

– Да, совершенно верно, – кивнул головой его собеседник.

– А во имя чего вам понадобилось знакомиться с теми людьми?

– Господин комиссар, – в упор глядя на своего vis-à-vis, проговорил граф. – Я же не спрашиваю вас о методах вашей работы? Нет! У каждого человека есть свои секреты и профессиональные тайны. У меня они тоже есть. Политика вещь очень тонкая.

– Bon, – согласился Вилар. – То есть это вы заставили мадам графиню познакомиться с товарищем Семеновым?

– Да, совершенно верно. Сразу могу сказать, что он не понравился ей…

– Тем не менее мадам неоднократно принимала его дома, – перебил собеседника комиссар.

– Мне это тоже показалось странным, но Катрин объяснила свой поступок ностальгией, тем, что скучает по языку.

– Неужели до этого случая графиня не общалась ни с кем из русских эмигрантов? – подивился Вилар. – Мне всегда казалось, что они, наоборот, стараются держаться друг друга.

– У Катрин… Господи, как трудно говорить о ней в прошедшем времени… в Париже жила тётя. Она и приютила жену на первых порах, но год назад женщина умерла от чахотки. После ее смерти Кэти замкнулась и почти ни с кем, кроме меня, не общалась, предпочитая гулять в одиночестве и часами смотреть на Сену.

– Очень странное поведение, – хмыкнул комиссар, делая какие-то пометки в записной книжке.

– А часто мадам Тюренн отлучалась из дома? – неожиданно спросил Вилар после небольшой паузы.

– Достаточно, особенно в последнее время.

– И вы никогда не спрашивали у графини, как, где и с кем она проводит время?

– У нас не было тайн друг от друга… если только это не касалось политики, – многозначительно поглядев на комиссара, проговорил граф.

– Мадам была в курсе ваших дел? У вас были враги? Вы получали когда-нибудь письма с угрозами?

– Вы думаете, что ее убили мои недруги? – удивился граф.

– Я только интересуюсь, пытаюсь понять мотив преступления, – ушел от ответа Арно Вилар.

– И да и нет, – пожал плечами граф. – Несомненно, завистники есть у каждого человека, особенно у того, кому посчастливилось чего-то добиться. Но пойти на убийство…

Он отрицательно покачал головой, уверенно отвергая подобную возможность.

– Ну что ж, – протянул Вилар, – тогда я задам вам еще один вопрос, если вы не против.

Граф театрально развел руками.

– Прошу вас, господин комиссар. Все равно я уже опоздал на встречу, так что полностью в вашем распоряжении.

– Вы уверены, что ваша жена поехала в Россию одна?

– Нет, конечно, – отозвался Ренард.

– Вот как? И вы говорите об этом так спокойно?

– Я уже говорил вам, что Катрин поехала туда с американской делегацией. А о чем вы подумали? – нахмурился Тюренн.

– Ах, да-да, вы упоминали об этом, – пробормотал Вилар, опять что-то записывая в блокнот.

– После отъезда вашей жены вы больше не встречались с товарищем Семеновым?

– Один или два раза, наверно, – неуверенно ответил граф. – А почему вас это интересует? Вы считаете, что этот русский был подослан сюда, чтобы убить мою жену?

– Если бы Советы хотели уничтожить всех тех, кто покинул Россию, не признав революции, то улицы Парижа и многих других столиц Европы были бы завалены трупами.

– Но, возможно, Катрин о чем-то знала… ну, я не знаю… что-то видела…

– Сколько лет было вашей супруге, когда она покинула Россию?

– Около семнадцати.

– И вы считаете, что девочка семнадцати лет могла представлять серьезную угрозу для большевиков? – чуть улыбнувшись, спросил Вилар. – Я сомневаюсь в этом… Вы ревнивый человек, господин Тюренн?

Внезапно заданный вопрос застал графа врасплох. Он смутился и покраснел.

– Ну, как вам сказать, – встав с кресла и подойдя к окну, произнес мужчина. – Катрин очень интересная женщина; она молода, умна… и всегда притягивала взгляды противоположного пола.

– Вы ревновали ее?

– Немного, но жена никогда не давала серьезных поводов… Надеюсь, это все вопросы, которые вы хотели мне задать?

– На сегодня да, – поднялся с кресла Вилар, отчетливо осознав, что граф не желает с ним больше говорить. – Во всяком случае…

– До свидания, дорогой комиссар, – подходя к нему, сказал граф. – Если мне удастся что-то вспомнить, я непременно сообщу вам… Я провожу вас! S'il vous plaît¹⁶!

Вежливая улыбка застыла на лице графа. Арно Вилару ничего не оставалось, как проследовать в холл, где его с нетерпением поджидал инспектор Дидье. Они уже собирались выйти из дома, когда на пороге опять возникла тучная фигура ажана. Тюренн вздрогнул и покраснел от негодования.

– Вы когда-нибудь оставите меня в покое? – сквозь зубы процедил рассерженный граф. – Неужели вы не понимаете – у меня траур! Мне требуется время, чтобы прийти в себя после невосполнимой утраты!

– Ты привез, mon cher, то, что я просил? – не обращая внимания на слова Ренарда, осведомился у ажана Вилар.

– Да, господин комиссар! – взяв под козырек, отрапортовал полицейский, протягивая конверт и пакет.

– Très bien, – проронил Арно Вилар.

Затем он открыл пакет и удовлетворенно хмыкнул.

– Господин комиссар, – начал было граф, – я решительно протестую против того, чтобы в моем доме организовывалось собрание полицейских. Это может изрядно подпортить мою репутацию. Вы должны понять…

– Испортить вашу репутацию может нечто совершенно другое, – сдержанно заметил Вилар.

– Что это значит? – гордо поглядев на собеседника, задал вопрос Тюренн.

– Скажите, это ваше оружие? – вытаскивая из пакета револьвер, украшенный слоновой костью, поинтересовался комиссар. – Отпираться бесполезно. Мсьё Дюбре…

– Кто это?

– Торговец оружием в известном вам магазине. Он уже дал показания. Итак? Это ваш револьвер?

– Д-да, – ошеломленно откликнулся граф, совершенно сбитый с толку. – Но откуда он у вас? Я считал, что оружие лежит у меня в ящике.

– Из этого оружия сегодня утром была застрелена ваша жена, милейший господин Тюренн, – строго произнес комиссар. – Я жду от вас объяснений!

– Я… я… ничего… не понимаю, – бескровное лицо графа покрылось испариной. – Этого просто не может быть!.. Моя Катрин? Из ЭТОГО револьвера! Нет-нет! Пойдемте, я докажу вам, что этого просто не может быть!

Полицейские, включая ажана, проследовали за взволнованным графом в его кабинет. Подойдя к письменному столу, Тюренн начал выдвигать один ящик за другим, что-то бормоча себе под нос.

– Ну так что, господин граф? – после продолжительной паузы спросил Вилар. – Вы наконец предоставите нам ВАШ револьвер?

– Ничего… ничего не понимаю, – пробормотал Ренард, в который раз выдвигая то один, то другой ящик. – Он лежал тут еще вчера! Я проверял!

– Интересно, для чего, – усмехнулся инспектор и выразительно поглядел на начальника.

– Я клянусь честью, господин комиссар! – вскричал граф, задетый за живое. – Еще вчера вот в этом ящике лежал мой револьвер. Но сейчас его там нет…

– Мы видим это, – отозвался Вилар. – Скажите, пожалуйста, а для чего вы приобрели револьвер?

– Время сейчас неспокойное, поэтому я и решил купить его.

– А разве у вас до этого не было оружия?

– Было, но… но этот более удобный для ношения в пальто, сюртуках… Да он и намного мощнее, по крайней мере, так уверял меня продавец, – с беспокойством поглядывая на полицейских, произнес граф. – Я полностью убежден в том, что револьвер похитили, чтобы скомпрометировать меня.

– Sûrement¹⁷, – кивнул головой комиссар.

– Вы не верите мне?

– Да как сказать? – задумчиво протянул Вилар. – Совсем недавно вы сами признались в том, что ревновали свою жену.

– И что из того? – не понимая, куда клонит полицейский, поинтересовался Тюренн.

– А это означает, что вы из ревности могли нанять человека, которому приказали убить не только вашу жену, но и предполагаемого любовника.

– Вы в своем уме? Какого человека? Какого предполагаемого любовника? – вскричал граф, гневно поглядывая то на комиссара, то на инспектора, то на стоящего поодаль ажана.

Кровь прилила к лицу Ренарда. От ярости мужчина не находил себе места. Тюренн сжал кулаки, пытаясь взять себя в руки.

– Я еще раз повторяю: я не нанимал убийцу и ничего не знал о смерти жены, пока вы, господа, не сообщили мне о сем печальном событии. И я понятия не имею, каким образом исчез мой револьвер. Клянусь честью дворянина, еще вчера он лежал у меня в столе.

– А что касается того господина, – немного помедлив, продолжил мужчина, – которого вы упорно навязываете в любовники моей жене, тем самым незаслуженно пороча доброе имя Катрин, то вместо того, чтобы рассказывать тут небылицы, давно бы приказали привести его сюда… Провести, так сказать, очную ставку. И пусть тогда либо ТОВАРИЩ в лицо скажет мне о связи с моей женой, либо опровергнет вашу инсинуацию.

– Вы так смело говорите об этом, потому что знаете наверняка, что это пустой номер? – насмешливым тоном осведомился комиссар.

– То есть? – потупив взор, переспросил Ренард. – Почему пустой номер?

– Товарищ Семенов умер вчера в больнице после того, как накануне был сбит машиной, когда переходил улицу. Вы разве не знали?

– Признаться, я в полном замешательстве, – пробормотал граф и сел в кресло. – Что бы это могло значить?

– Я тоже хотел бы знать, господин Тюренн, – глядя на него в упор, проговорил Вилар. – Сначала умирает человек, которого видели вместе с мадам графиней в кафе; кстати, владелец заведения опознал его. Это в самом деле был тот русский, не раз посещавший ваш дом по приглашению вашей жены, как вы изволили сказать во время нашей беседы. На следующий день погибает графиня Тюренн. При этом она застрелена из ВАШЕГО револьвера, который якобы похитили.

– Все так и было!

– И вы хотите, чтобы мы поверили вам? – криво ухмыльнулся инспектор Легар.

– Да, бесспорно, как бы то ни было, но я говорю правду!

– Так или иначе, а говорите ли вы правду или нагло лжете, выяснит следствие, – ответил Вилар, которому, наконец, все стало предельно ясно.

«Банальная семейная история: обманутый муж в порыве ревности сначала убивает любовника, потом жену. И стоило из-за такой ерунды тратить свободный день», – подумал комиссар, почем зря ругая про себя всех рогоносцев и префекта.

– Господин Тюренн, вы обвиняетесь в предумышленном убийстве господина Семенова и вашей жены. Вы можете хранить молчание, но предупреждаю вас, что чистосердечное признание спасет вас от позора и виселицы. Уведите! – приказал он своему помощнику и ажану. – Пришли мне Ришара и еще парней, пускай осмотрят дом. Да, и о понятых не забудьте… А я пока займусь документами графа.

– Я протестую! – вскричал Тюренн, пытаясь вырваться из цепких рук полицейских. – Вы не имеете права!

– Имею, – проворчал Вилар. – Вот постановление на обыск и на ваш арест, подписанное префектом полиции. И кстати, на вашем месте я сейчас думал бы не о моих правах, а о том, как спасти свою шею, дорогой граф… Увести!

Глава 5

Si on vit sans but, on mourra pour rien¹⁸

На улице была уже глубокая ночь, а в доме графа Тюренна все еще продолжался обыск. За четыре часа полицейским, в том числе и комиссару Вилару, не удалось найти ничего, что могло бы послужить подтверждением причастности Ренарда к совершению преступления. Кроме злосчастного револьвера, обвинителю больше нечего будет предъявить в суде в качестве вещественного доказательства. Осмотр личных вещей графа и графини также не принес никакого результата.

– Ничего, совершенно ничего, – бормотал себе под нос комиссар, просматривая документы графа. – Вместе с тем могу с уверенность сказать, что не зря Тюренна называют серым кардиналом Франции. В его руках сосредоточена огромная власть. Все, буквально все наши властители, как они себя называют, хотя лично я назвал бы их «властелинами мира», находятся в руках этого человека. Поразительно! Теперь я понимаю, почему префект полиции не хотел огласки. Да только вряд ли удастся замять дело. Главное, чтобы русские не связали смерть сотрудника посольства с убийством эмигрантки. Тогда поднимется такой шум, разразится такой скандал, что в отставку уйдут многие-многие люди.

В дверь кабинета, где сидел комиссар, постучали.

– Да! Кто там еще? – недовольным голосом отозвался Вилар.

Он был рассержен тем, что его оторвали от построения умозаключений.

– Что тебе надо? – спросил он вошедшего инспектора Легара. – Нашли что-нибудь?

– Никак нет, господин комиссар, но…

– Тогда ради чего ты отвлекаешь меня? – проворчал его начальник, с осуждением поглядев на Дидье. – Посмотри, сколько еще мне предстоит разобрать!

И комиссар кивком указал на кресло, стоявшее рядом со столом, на котором были свалены в большую кучу различные папки, конверты и документы.

– Возможно, вам не придется их просматривать, – произнес инспектор с видом победителя.

– Чертов осел, объясни толком, – нахмурился Вилар. – Что за книгу ты держишь в руках?

– Это не книга, а дневник мадам Тюренн. Мы обнаружили его совершенно случайно в потайном месте, в стене за спинкой кровати.

– Как тебе пришло в голову отодвинуть кровать? – удивился Вилар, который считал Легара ограниченным и несообразительным.

Несмотря на такое нелестное мнение о подчиненном, комиссар в то же время очень уважал Дидье, считая его самым бесстрашным и решительным жандармом во всем Париже. Инспектор обладал бульдожьей хваткой и чутьем и был незаменим в погоне за преступником и при его задержании.

– Если честно, – смутился инспектор, при этом густо покраснев, – у меня под кровать закатилось яблоко… время-то позднее, целый день на ногах… без ланча и обеда… ну, а когда я и два полицейских отодвинули…

– Отлично! – вспыхнул комиссар. – Вместо того чтобы искать улики, наши доблестные полицейские разыскивают яблоки под кроватями. Тогда я не удивляюсь, почему вы ничего не нашли до сих пор.

– Господин комиссар! – развел руками Легар.

– Ладно, ладно, – смягчился Вилар. – В конце концов, не будь этого яблока, вы вряд ли нашли бы тот тайник… Ну что там у тебя? Давай сюда и иди продолжать поиски. Граф очень умен и необычайно хитер. Но я уверен, что он не все предусмотрел.

– Есть, господин комиссар, – отрапортовал повеселевший инспектор и вышел из комнаты.

– Так-так-так, – протянул Арно Вилар, листая дневник убитой днем женщины. – Графиня явно что-то скрывала от мужа, поэтому и соорудила тайник. Она очень не хотела, чтобы ее записи попали в руки супруга. Так что же убитая хотела утаить? Свои грехи? Какими тайнами мадам поделилась? Измена? Безусловно! Видимо, мадам знала, что муж не простит ее и выгонит на улицу. А графиня-белоручка не привыкла к труду… А Тюренн все-таки что-то разнюхал и, наверно, нанял детектива. А когда его предположения подтвердились, то разделался и с женой, и с любовником. Все складывается. Но при всем при том… уж больно как-то очевидно. Чутье подсказывает, что что-то тут не так… Дело не такое простое, как кажется на первый взгляд.

Удобно устроившись в кресле, комиссар открыл первую страницу и начал читать. По мере того как он погружался в повествование, его лицо становилось все серьезнее и серьезнее. Через несколько минут комиссар осознал, что у него в руках не просто душевные излияния избалованной женщины, не пустое бесполезное бумагомарание la paresseuse¹⁹, а трагическая исповедь человека, пережившего боль, страх и ужас.

«Я долго думала, стоит ли рассказывать кому-то о моей жизни, посвящая в тайны? – так начинала свой рассказ графиня Тюренн. – Хотя, с другой стороны, кто будет читать эти покаянные строки? Я скрою мой дневник от посторонних глаз, так как изложенное в нем вызовет бурю негодования и подвергнет жестокой критике мои действия и поступки. Но я не могла поступить иначе тогда и не могу сейчас. Мне нужно высказаться, с кем-то поделиться воспоминаниями о тех событиях, участницей которых я стала не по собственной прихоти и вопреки моим желаниям, объяснить самой себе жестокость, с которой я совершала преступные деяния. Господи! Как страшно об этом писать, и как горько осознавать, что моя жизнь полностью изменилась в ту страшную осеннюю ночь. С той поры прошло уже почти девять лет, а мне порой кажется, что это было только вчера, так явственно встают передо мной картины прошлого. Из-за постоянных кошмаров я не могу спать. Мой муж удивляется, почему я не выключаю свет по ночам и довожу себя до измождения чтением книг, засыпая с ними в руках. Наверно, следовало все рассказать Ренарду. Вероятно… Но как объяснить человеку, который не перенес и сотой доли страданий, выпавших на мою долю, причину совершенных мною чудовищных поступков? Это так же невыполнимо, как рассказать слепому о том, как прекрасен и разнообразен мир. Он не поймет… Да и с какой стати ему знать правду? Ах, как же я хотела бы обо всем забыть! Как я стремилась к этому! Но судьба-злодейка посмеялась надо мной, вновь напомнив мне о моем кошмаре. Да, только теперь я понимаю, что не могла поступить иначе. В противном случае совесть мучила бы меня до конца дней. В моем сердце не осталось ничего: ни жалости, ни сожаления. Да, как бы ужасно это ни прозвучало, но я не испытываю угрызений совести. Они все получили по заслугам. И если бы мне представился случай пережить заново последние месяцы, я поступила бы точно так же. Надеюсь, история нас рассудит»…

Комиссар поднял голову от дневника, достал трубку и закурил. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя: он был ошеломлен. Что скрывается за страшными словами графини? О каких греховных поступках она не жалеет? И о каком ужасном событии упоминает? И кто же на самом деле эта Екатерина Сергеева-Тюренн?..