5

Ганзаки ещё раз пробежал глазами по распечатке звонков, сверил записи с данными компьютера и, пару мгновений посомневавшись, всё же вычеркнул имя секретаря Одзи.

Это был последний человек в списке подозреваемых. И последний, кого удалось из него исключить. В самом начале, четыре месяца назад, когда Ганзаки разрешили самостоятельно провести внутреннее расследование, в списке было почти три сотни имён, к сегодняшнему дню их удалось сократить до двадцати семи. И всё равно этого недостаточно, чтобы поймать за руку того, кто пошёл на сделку с худшей бандой отморозков Токио.

Ганзаки не питал иллюзий: в полиции хватает тех, кто так или иначе сотрудничает с якудзой. Кто-то по мелочи – вовремя закрывает глаза на неудобные факты и не проявляет излишней ретивости при исполнении; некоторые позволяют себе больше – предупреждают об облавах, берут лишь тех, кого готовы сдать сами мафиози. Меньше всего Ганзаки нравились те, кто увяз в этом по горло – не просто помогал в обмен на ответные услуги, а крышевал бизнес, устранял конкурентов для партнёров и имел неплохой пассивный доход. Таких было мало, и обычно это были не последние люди в иерархии департамента, так как с рядовыми полицейскими властью и деньгами никто делиться не спешил.

К Ганзаки тоже несколько раз приходили вежливые люди в строгих костюмах, из-под рукавов которых выглядывали цветные татуировки, но он всегда отказывал. Не потому, что был таким уж правильным и непогрешимым. Просто знал, что одной просьбой такие визиты не ограничиваются, и, согласившись раз, отказать в следующий он уже не сможет. И в какой-то момент этих просьб станет так много, что придётся либо уволиться, либо продаться окончательно и бесповоротно. Ни один из этих вариантов Ганзаки не устраивал, поэтому он аккуратно, но твёрдо отклонял любые предложения о сотрудничестве.

Но даже если когда-нибудь он и решился бы помочь кому-то из якудзы, с отморозками из Отаро-кай Ганзаки не стал бы даже разговаривать. То, что творили люди Оты Рюдзи, переходило все мыслимые и немыслимые границы. Даже среди многочисленных кланов якудзы никто не хотел связываться с Отаро-кай, так как для этих ублюдков кодекс и честь не имели никакого значения. Они легко нарушали обещания, жестоко избавлялись от неугодных, подставляли конкурентов и все свои дела вели так грязно, что Ганзаки порой задавался вопросом, почему от них до сих пор не избавились свои же.

И кто-то из главного управления согласился работать с этими отбросами. Не просто работать – сливать информацию о местоположении девочки-подростка, которую Отаро-кай отчаянно жаждут убить. Ганзаки не хотелось верить, что среди его коллег нашёлся настолько алчный и беспринципный ублюдок, но все факты говорили об одном: в главном управлении завелась крыса. Возможно, не одна, но вероятность, что Отаро-кай сумели подкупить нескольких полицейских, была невелика – слишком уж они себя зарекомендовали ненадёжными партнёрами.

Главная проблема сложившейся ситуации заключалась в том, что хоть эта девочка, Кихира Юми, и была ключевым свидетелем обвинения, даже без её показаний у прокурора было достаточно улик, чтобы добиться обвинительного приговора. Список преступлений Отаро-кай был столь велик, что смерть Кихиры не только не помешала бы следствию, но и лишила бы Оту шанса отделаться простым сроком. Пока девочка была жива, он ещё мог выкрутиться и избежать смертной казни – не зря его адвокаты стоили целое состояние. Поэтому в покушениях на Кихиру не было особого смысла. И всё равно её снова и снова пытались убить с маниакальным упрямством – словно это было делом чести, если это слово вообще применимо к людям вроде Оты.

Мысль о том, что предатель на самом деле не помогал Отаро-кай, а решил пожертвовать жизнью Кихиры ради того, чтобы отправить всю верхушку банды на смертную казнь, пугала Ганзаки даже сильнее, чем малодушие и продажность коллеги. Жажду наживы он ещё мог понять и даже в некотором смысле оправдать, а вот фанатичную готовность во имя правосудия убить ребёнка, пусть и чужими руками, – нет.

Ганзаки привычным уже движением потёр переносицу, словно это могло избавить его от тупой головной боли. Двадцать семь человек – не первоначальные триста, но всё равно слишком много, чтобы найти крысу и прижать к стенке. Хуже всего, что в списке по-прежнему значились имена напарника, сэмпаев по управлению и даже начальника их отдела. Те, кому Ганзаки столько лет доверял как себе, могли оказаться предателями. Это осознание медленно выжигало его изнутри, уничтожало последние крохи веры в людей. Дело бедняжки Кихиры превратило Ганзаки в параноика, и теперь в каждом вопросе, в каждой улыбке, в каждом жесте окружающих он видел ложь и угрозу.

Как же он устал от всего этого…

Но вот список лежит перед ним, и надо думать, что делать дальше. Как определить, кто из этих двадцати семи человек – тот, кого следует упечь за решётку за компанию с Отой? Те, кто занимались внутренним расследованием до Ганзаки, так и не сумели вычислить крысу. А он в одиночку должен справиться. Иначе Кихира… точнее Сато, да, точно, теперь её зовут Сато… Иначе Сато снова окажется в опасности.

Правда, как это сделать, Ганзаки не представлял. Все доступные способы отсеять лишних он уже испробовал. Звонки, встречи, связи, ниточки, узелки, наличие алиби и доступ к информации – Ганзаки четыре месяца шерстил подноготную коллег и всё равно не нашёл предателя. Неужели придётся использовать способ с намеренным сливом обрывков информации разным подозреваемым? Но двадцать семь человек – это слишком много. Всё равно будут пересечения, кто-то с кем-то случайно поделится, и предатель снова ускользнёт. Сократить бы список втрое или хотя бы вдвое, но как?

Из тяжких раздумий Ганзаки вырвал внезапный звонок. Номер был незнакомым, в трубке раздался мягкий, вкрадчивый голос:

– Инспектор Ганзаки Котаро?

Сдержав порыв ответить искренне и грубо, Ганзаки выдохнул и резко, но холодно бросил:

– Да. Слушаю.

Собеседника его резкость не смутила.

– Господин Огино-сама готов встретиться с вами.

Этого звонка Ганзаки ждал последние два года – с того момента, как дело Кихиры перешло к нему. Несмотря на нежелание сотрудничать с якудзой, он прекрасно понимал, что наиболее заинтересованный в правосудии человек, как ни странно, был не просто мафиози, а боссом одного из главных токийских синдикатов. Огино Ёсиро возглавлял Мацуба-кай более десяти лет, поэтому вряд ли упустил тот факт, что одна из входящих в группировку банд вышла из-под контроля и творила бесчинства, нарушая кодекс мафии направо и налево. И Ганзаки не сомневался, что его подручные не раз и не два пытались устранить Оту. Но по какой-то причине у них ничего не вышло. Возможно, Мацуба-кай вынуждена была действовать скрытно, чтобы не спровоцировать очередную войну между бандами, а может, дело в хитросплетениях внутренней политики синдиката. Но в том, что существование Отаро-кай отбрасывает тень на весь клан в целом и на его босса в частности, сомнений не было. Об этом говорило хотя бы то, что за время расследования никто из Мацуба-кай не пытался помешать полиции или договориться о послаблениях.

Из этих соображений Ганзаки несколько раз отправлял запросы на встречу с Огино. Надеялся, что босс Мацуба-кай согласится помочь дочери бывшего партнёра – отец девочки, Кихира Тору, был одним из тех бизнесменов, кто отмывал деньги для якудзы через свою компанию. Но до этого момента все запросы оставались без ответа: Огино не был заинтересован в сотрудничестве. Скорее всего, считал, что это вопрос чести, и хотел разобраться с предателем без вмешательства посторонних.

А теперь, спустя два года, передумал. В чём причина такой благосклонности, Ганзаки мог только догадываться, но упускать шанс сдвинуться с мёртвой точки не собирался.

– Когда я могу подъехать? – спросил он, невольно смягчая тон.

Собеседник понимающе усмехнулся, но ответил без намёка на издёвку:

– Прямо сейчас.

– В штаб-квартиру в Асакусе⁴⁶?

– Нет. Господин Огино-сама готов принять вас у себя дома. Наш человек ждёт вас возле входа главного управления департамента полиции.

Этого Ганзаки не ожидал. Выругавшись, он воровато огляделся: обратил ли кто-нибудь внимание на его подозрительное поведение? Впрочем, волновался он зря. Никому не было до него дела, да и звонки, после которых ругательства сами срываются с языка, в полиции не редкость. Не все собеседники были вежливыми и приятными, а новости, полученные от них, – радостными.

– Хорошо, я сейчас спущусь. Мне нужно что-нибудь взять с собой?

Ганзаки и сам не понимал, зачем задал этот вопрос. Вряд ли босса мафиозного синдиката могли заинтересовать скучные отчёты, показания свидетелей и заключения криминалистов. Но если у Огино есть желание убедиться в том, что расследование находится в приоритете, Ганзаки готов предоставить доказательства. В рамках закона, конечно.

– В этом нет нужды. Господин Огино-сама просто хочет поговорить.

Мягкий, преувеличенно вежливый голос неизвестного собеседника начинал нервировать. Как будто кобра мягко покачивалась из стороны в сторону, усыпляя бдительность, чтобы в следующий момент впиться в неосторожно протянутую руку. Ганзаки уже ощущал бегущий по кровотоку яд, приближающийся к сердцу. Ещё мгновение, и…

Он положил трубку и поднялся на ноги. Савада оторвался от экрана компьютера и вопросительно нахмурился – никаких выездов сегодня не предвиделось, они оба планировали заниматься бумажной работой.

– Нужно встретиться кое с кем, – размыто пояснил Ганзаки, прикидывая, насколько откровенным можно быть с напарником, ведь он по-прежнему оставался в списке подозреваемых. Кстати, список как раз можно взять с собой – вдруг кого-то удастся вычеркнуть по наводке Огино?

– С кем встречаемся? – тут же подобрался Савада и даже потянулся к пиджаку, но Ганзаки остановил его:

– Я сам. Это по поводу… Кихиры.

Как и ожидалось, Савада недовольно поджал губы, но не стал задавать вопросов. Последний раз Ганзаки допустил его к этому делу в тот день, когда они встречались с Ицки, и то заставил ждать в другой комнате. Напарник до сих пор дулся и припоминал это недоверие, хоть и пытался спрятать обиду за натянутыми шутками. Ганзаки и самому было стыдно, что он вынужден скрывать от Савады подробности и подозревать в предательстве, но, выбирая между чувствами товарища и жизнью Кихиры, он решил, что девочка важнее. А если окажется, что Савада невиновен, Ганзаки искренне извинится и угостит его выпивкой.

Нужную машину Ганзаки увидел сразу же. Дорогая чёрная «тойота» с тонированными стёклами стояла на другой стороне дороги, а возле неё курил плечистый парень в таком же дорогом строгом костюме. Ганзаки не удивился бы, узнав, что и машина, и костюм стоят одинаково. Хотя, может, это разыгралась его фантазия – в конце концов, откуда ему знать, сколько якудза тратит на одежду?

Заметив Ганзаки, парень тут же потушил сигарету и отправил наполовину целый окурок в урну. Кивнул, подтверждая, что ждёт именно его, и скрылся в машине.

«Вот это конспирация, никто не догадается, что я собираюсь встретиться с якудзой», – с сарказмом подумал Ганзаки и со вздохом направился к пешеходному переходу.

В салоне играла тихая классическая музыка и едва уловимо пахло мятой. Как будто владелец всеми силами пытался создать непринуждённую атмосферу и доказать, что никакой угрозы для пассажира нет. Ганзаки, не рискнувший сесть впереди, встретился с внимательным взглядом водителя в зеркале заднего вида и всё-таки решил проявить осторожность, замаскированную под вежливость:

– Привет. Ты отвезёшь меня к Огино-сану?

Парень несколько секунд молча пялился на Ганзаки, затем кивнул. Так и не произнеся ни звука, он завёл мотор и тронулся, то и дело поглядывая на пассажира. То ли боялся, что тот нападёт со спины, то ли пытался удовлетворить любопытство. Парень был молод – в лучшем случае пару лет как закончил старшую школу. И всё же было в его взгляде что-то слишком взрослое, словно он успел повидать многое и знал эту жизнь куда лучше, чем большинство его сверстников. К тому же он явно был не рядовым членом группировки: слишком дорогой костюм, слишком хорошая машина, слишком важное поручение для мелкой сошки.

– Как тебя зовут? – предпринял новую попытку разговорить водителя Ганзаки.

– Ито.

Что ж, по крайней мере Ганзаки убедился, что по телефону с ним говорил не водитель. У Ито оказался низкий, хрипловатый голос, похожий на собачий рык, – в аниме так обычно звучат уставшие от жизни брутальные мужики с тоскливыми глазами и сигаретой в зубах. Девчонки, наверное, тащатся – и вместо двадцатилетнего мальчишки на побегушках у якудзы видят крутого гангстера, с малых лет прокладывающего путь к вершине банды. Вот только Ганзаки в такие сказки не верил: куда вероятнее, что отец Ито был значимой шишкой и пристроил сынка на тёплое место, при первой же возможности продвинув по карьерной лестнице. Честь честью и кодекс кодексом, а парню с улицы в двадцать лет не добиться высокого ранга в якудзе, не искупавшись в чужой крови с головой.

– Похоже, Огино-сан тебе доверяет. Давно ты в банде?

Ито снова бросил пронизывающий взгляд на Ганзаки и, как тому показалось, усмехнулся краем рта:

– Я здесь не для того, чтобы вести светские беседы. Вы хотели поговорить с боссом – вот и приберегите вопросы для него.

Это было произнесено без злости и раздражения, но Ганзаки не стал испытывать терпение водителя и замолчал. Действительно, какое ему дело до этого пацана? Даже если Огино согласится сотрудничать, вряд ли они с Ито ещё пересекутся – куда вероятнее, что связным от Мацуба-кай будет выступать загадочный телефонный собеседник. Жаль, что Ганзаки не догадался спросить его имя.

Машина пересекла реку Канда и по дороге 462 нырнула в недра Асакусы. За окнами пролетали торговые кварталы, начальная школа Куромаэ, слева за домами мелькнул храм Хондзан. Затем Ито свернул направо, к Сэнсо-дзи⁴⁷