Дальше Шин ничего не слышал. Сидел, погружённый в свалившееся на него ощущение собственной нужности, и наслаждался им. Он даже не заметил, как Сато, наклонившись, вернул на его лодыжку пакет со льдом, да и саму боль почти перестал чувствовать, как будто всё отошло на второй план. Всё это неважно, травма – это временно. Главное, что тренер в него верит.

В себя Шин пришёл только после того, как собрание закончилось и к нему подошёл Нагасэ. Понадобилось не меньше минуты, чтобы сообразить, что нужно забрать у ассистента трость и встать, опираясь на неё.

– Будь осторожен, – напутствовал его Нагасэ напоследок и отошёл к тренеру. Видимо, чтобы подробно отчитаться о результатах поездки в больницу.

– Идём, – потянул его к выходу Хару, а Сато молча поднял с пола пакет – лёд растаял и превратился в воду – и отступил в сторону, пропуская Шина.

Однако далеко они не ушли. Первым к Шину подошёл Фукуда и, выразительно посмотрев на трость, хмыкнул:

– Надо же, у тебя теперь третья нога. Решил, что с ней сможешь за мной угнаться?

– Несмешная шутка, – поморщился Шин, но внутри растеклось тепло. Сэмпай не злился.

– А я и не шутил, – пожал плечами Фукуда и замялся. – Рад, что травма несерьёзная. Тиба, конечно, неплох, но до тебя не дотягивает. Так что возвращайся побыстрее, а то с кем мне соревноваться в скорости?

– Я всё слышал! – крикнул проходивший мимо Тиба. – Не возвращайся, Араки, дай мне хоть немного почувствовать себя незаменимым.

И засмеялся, разряжая обстановку. Следом к Шину подошли и остальные игроки основного состава: капитан Китадзава, его зам Кудо с третьей базы, кэтчер Асано, первый бейсмен Кагава. Аутфилдеры тоже не остались в стороне, хоть с ними Шин общался меньше. Все желали ему выздоровления, подначивали насчёт трости, обещали занять его место и хлопали по плечам, словно таким образом могли передать немного своей силы. Страх оказаться ненужным окончательно истаял.

Вернувшись в комнату, Шин чувствовал себя окрылённым. Как будто из-за травмы его впервые оценили по-настоящему, осознали, как он важен для команды. Это кружило голову и даже заглушало боль в ноге.

– Араки-сэмпай… – голос Сато вклинился в опьянённое эмоциями сознание, и Шин в очередной раз ощутил всколыхнувшееся внутри раздражение. – Тебе надо переодеться и сходить в душ. От тебя… воняет.

Купол эйфории пошёл трещинами и лопнул, рассыпавшись на сотни осколков. Шин очнулся: он до сих пор был в форме с игры, весь измазанный в грязи, пропитавшаяся потом и дождём водолазка мерзко липла к телу, при каждом движении заставляя передёргиваться от холода и отвращения. От носков несло так, что слезились глаза, а во что превратились бутсы, Шин предпочитал не думать.

Он тут же принялся стягивать форму, а затем на миг замер: а сможет ли он сам принять ванну?

– Эй, первогодка, – позвал Шин, кидая футболку и водолазку под ноги. – Пойдём, поможешь мне помыться.

Наверное, стоило быть повежливее, но сил любезничать не нашлось. Все мысли Шина были о горячем душе, поэтому ему и в голову не могло прийти, что Сато может обидеться. Он же сам согласился помогать и должен понимать, что сэмпай устал и весь на нервах.

– Я… не могу.

Ответ первогодки застал Шина врасплох. Он как раз пытался стянуть штаны и едва не упал, запутавшись в штанинах.

– Почему это? – возмутился Шин, всё-таки справившись и оставшись в одних трусах. Они единственные не промокли во время матча и потому не воняли, хотя, может, он просто не принюхивался.

Сато демонстративно повернулся к сэмпаю спиной:

– Сейчас в душевых не протолкнуться, все после матча хотят помыться. Не охота торчать в толпе потных сэмпаев. Уверен, там и без меня найдутся желающие помочь.

Вот же гадёныш! А ведь Шин почти поверил, что Сато нормальный парень, отзывчивый и внимательный. Но рано радовался: доброта его оказалась очень выборочной.

Хотя, если задуматься, Шин ни разу не видел Сато в душе со всеми. Да и в общей раздевалке пацан появлялся редко, предпочитая приходить на поле уже в форме. Может, он с этими, с комплексами по поводу своего хилого телосложения? И поэтому избегает места, где придётся продемонстрировать всем отсутствие хоть каких-то мышц? Да блин, какая к чёрту стеснительность, если ты решил стать бейсболистом? Это командный вид спорта, и прятаться от товарищей по команде глупо. Может, затащить его в душ силой, чтобы перестал париться? Но не сейчас, когда ногу всё отчётливее подёргивает от боли, а потом, ближе к лету. Можно даже подговорить Хару и сделать это вдвоём.

Приняв решение, Шин успокоился.

– Ну и сиди в одиночестве, – буркнул он, натягивая шорты и хватая пакет с банными принадлежностями.

Сато промолчал. Он даже не повернулся, продолжая таращиться в стену. Шин назло ему оставил грязную форму посреди комнаты и вышел, оставляя нахального кохая один на один с вонью. Может, это заставит его передумать?

Конечно, это не сработало. Но Шин особо и не надеялся, скорее просто избавлялся таким образом от раздражения. Приняв душ – Сато оказался прав насчёт толпы, – он вернулся в комнату, а первогодка уже спал, не замечая запаха. Формы, правда, нигде не было видно, но искать её Шин не стал. Завтра спросит, где она.

Промаявшись до вечера от безделья, Шин выпил обезболивающее и лёг спать пораньше. Даже непривычно было вместо махания битой валяться в кровати и вслушиваться в тихое сопение соседа. А ведь Сато даже не храпит, как большинство парней. Так, иногда стонет и как будто подвывает тихонько, но это почти не мешало. Даже во сне первогодка оставался странным, не таким как все. И это сбивало с толку.

За размышлениями о странностях соседа Шин сам не заметил, как уснул. Врач предупреждал, что обезболивающие усилят сонливость, но кто бы мог подумать, что настолько. Правда, как только их эффект прошёл, Шин выплыл в удушливую полудрёму, сквозь которую отчётливо ощущал, как болит и дёргается нога. Сколько было времени, он не знал, и никак не мог вырваться из охватившей сознание и тело вялости, чтобы сходить за льдом на компресс или выпить вторую таблетку. Так и крутился в кровати, отмечая, что постельное бельё становится влажным от пота.

А потом сопение сверху исчезло. Послышался зевок, а затем почти бесшумно Сато спрыгнул на пол и щёлкнул выключателем настольной лампы. Шин вслушивался в тихую возню первогодки и пытался понять: неужели уже утро? Ночь пролетела так быстро, что он и не заметил? Или это из-за боли, сводящей с ума?

Сато зашуршал пакетами и вскоре выскользнул из комнаты. Шин, не удержавшись, схватился за телефон: половина четвёртого утра. Что первогодка собирается делать в это время? Или он всегда встаёт посреди ночи, когда Шин крепко спит, и занимается своими делами? Мозг взрывался от непонимания. Что вообще происходит?

Когда дверь начала открываться, Шин натянул повязку на глаза и притворился спящим. Зачем, он и сам не до конца понимал, но почему-то ему не хотелось, чтобы первогодка догадался, что сосед проснулся. Это было глупо и нелогично, тем более что нога ныла всё сильнее, а Шин так и не сходил за льдом или таблеткой. Боль, похоже, совсем разжижила ему мозги и превратила в круглого дурака.

Когда Сато вернулся, по комнате поплыл знакомый сладковатый аромат. Нежный, успокаивающий, почти привычный. Значит, первогодка ходил в душ. Он всегда так делает, чтобы ни с кем случайно не пересечься? Это уже ни в какие ворота!..

Вскоре зашелестели страницы, заскрипел карандаш, скользящий по бумаге. И Шин всё больше убеждался в том, что всё это время Сато вёл полуночный образ жизни, скрываясь от соседа – и, возможно, не только от него. Что это: нежелание лишний раз пересекаться с другими людьми или особенности организма? Неудивительно, что пацан вечно бледный ходит, а тени под его глазами напоминают разлитые чернила. С таким-то режимом…

– Нога болит? – вдруг спросил Сато, и Шин от неожиданности чуть не вскрикнул.

Как он догадался? Как понял, что сэмпай не спит? Неужели обычно Шин во сне храпит, но сейчас лежал так тихо, что сам себя сдал?

Скрипнул отодвигаемый стул, и Шин не столько услышал, сколько почувствовал, что Сато подошёл к кровати и присел рядом на корточки.

– Принести лёд? Или воды запить таблетку?

Шин понял, что притворяться дальше нет смысла, и стянул повязку. Откуда-то так некстати появился стыд, словно его застукали за чем-то неприличным.

Сато действительно сидел рядом на корточках, поэтому их лица были на одном уровне. Свет бил из-за его спины, поэтому черты смазывались в неразличимое пятно, и лишь ярко подсвеченный ореол коротких волос искрился от влаги. Сладкий запах стал гораздо сильнее, однако к нему добавился другой: острый, пикантный, перебивающий сладость и не дающий ей стать приторной.

Не сразу Шин обратил внимание на очки на носу Сато. Это была неожиданная деталь – днём парень, видимо, ходил в линзах. Что ещё Шин не знает о своём соседе? Может, у него по шесть пальцев на ногах? Или татуировка в полспины, и поэтому он так стесняется раздеваться при посторонних? Шин уже ничему не удивится.

– Ты чего не спишь? – хрипло спросил он и закашлялся, пытаясь прочистить горло.

Сато чуть отодвинулся, но даже не поморщился.

– А ты?

Его глаза в тени казались почти чёрными, однако, чуть привыкнув к освещению, Шин заметил тонкую светлую полоску, отделяющую зрачок от белка. Или это ему только кажется?

– Нога болит, – наконец признался Шин. Смысл отрицать очевидное? – Принеси, пожалуйста, лёд.

Сато кивнул, встал на ноги и вышел из комнаты. Без него даже дышать как будто стало свободнее, и Шин сам себе удивился: с чего вдруг присутствие первогодки начало его напрягать? Неужели из-за того, что тот в два счёта раскусил, что сэмпай не спит? Или причина в другом?

Додумать Шин не успел, так как вернулся Сато. Он осторожно откинул нижний край одеяла и положил на правую ногу ледяной пакет. Шин едва не застонал от удовольствия: холод мигом проник в воспалённые мышцы и унял ноющую боль. И чего, спрашивается, он так долго терпел? Давно надо было сходить самому и избавиться от страданий.

– А теперь спи, – не терпящим возражений тоном приказал Сато, укрывая ноги Шина обратно. – Я потом поменяю пакет.

– Похоже, у тебя большой опыт в уходе за пострадавшими, – уже ощущая накатывающую сонливость, пробормотал Шин.

Первогодка замер, не дойдя до письменного стола, и медленно обернулся.

– Можно и так сказать, – наконец прошелестел он, но Шин его уже не слышал.