– Ну, посмотри на нас, на девчонок наших. Мы все перебитые. У нас у всех детские травмы чуть ли не на лице написаны. Вот и пытаемся их решить.

– Сублимация?

– Ну, типа. Не только. А с другой стороны, может, человек и задумывался творящим? Преображающим мир вокруг?

– Тогда все вышло еще паршивее, чем мне казалось раньше…

– Да брось. Мы можем нереально менять окружающий мир. Химия, физика, роботы, биоинженерия…

– Ага, особенно в этом городе люди капец как преображают мир.

– Любой город – муравейник, Кант. Вопрос в возможностях для муравьев.

– Все равно не отвечает на тот вопрос, почему мы такие, а остальные нет.

Повисла тишина. Николай резко и плавно, как кошка, почесал шею и зевнул. В глазах появились озорные огоньки.

– Ну, я честно пытался идти по стопам родни. Но из меня алкоголик так и не вышел.

В какой-то момент мир начал дрожать и низводиться к частице, из которой случился Большой взрыв. Коля попытался отползти от края моста, но все исчезло слишком рано.

* * *

Фестиваль планировали проводить по всему центру города. Театральные выступления, лекции, презентация вышедших за последние годы в Иркутске книг, поэтический слэм… Кофейни, уличные сцены, библиотеки и даже кинотеатр, благо на дворе ковид и они цепляются за любые деньги. Студенческие коллективы, независимые арт-банды (у некоторых даже названия до сих пор не сложилось), циркачи, уличные музыканты и рок-группы. На счастье, нового локдауна не предвещалось – знакомые из правительства ни о чем таком не слышали.

Дни начали проходить в созвонах, репетициях, разъездах по городу. Раз в три дня всей командой собирались в «Хроносе и Кайросе». Пили немного и старались за свой счет, но какая-то часть бюджета фестиваля все же уходила в кассу бара. Глот уверял, что это одна из главных статей расходов, так как душевное спокойствие организаторов фестиваля необходимо для успеха предприятия.

– Ребят, если сейчас не выгорит… Я опускаю руки что-то сделать с этим местом, – объявил Коля.

– Забей. Еще пошатаем этот город, хех. – Кирилл поднялся и заключил друга в свои бескомпромиссные объятия.

Самсон принес тарелку с пивной закуской, забрав взамен пустые стаканы. Как профессионал, он умел быть незаметным даже в обществе товарищей. Ему не нравилось то, чем они занимались. Лучше бы открыли свое дело. А все эти разговоры про то, чтобы поменять мир, город, все это мессианство – влажные мечты интеллигентов. Будучи неопределенных религиозных взглядов, как, пожалуй, и все его поколение, Самсон разделял позицию протестантизма на земной успех. Если ты богат – значит, все правильно делаешь. А если нет, то мало работаешь или занят не тем. Тут, конечно, он уже идет вразрез с мнением Лютера, но такие детали молодого бармена не интересовали. Честно работай, и будет тебе счастье – вот девиз его семьи на протяжении пяти поколений, из которых сам Самсон знал лишь последних три.

– Перед фестивалем надо будет на Байкал забуриться. Идеально бы в палатках и с ночевкой, но… хотя бы день разгрузки.

– Дня не хватит, брат… вот неделька…

К вечеру полились стихи. Додя достал миниколонку, с ходу подбирал минуса под каждое стихотворение. Поэты уже не в состоянии были вспомнить, под какую мелодию обычно читали, и их спасал непревзойденный музыкальный вкус талисмана объединения.

От гостей бара даже перепали выступающим донаты, которые тут же спустились на метровые шоты. Глот мастерски зазывал всех на грядущий фестиваль, в красках описывая тот восторг, которые получат даже самые далекие от искусства гости. «Что уж говорить про таких ценителей прекрасного, как вы?!» – заключал Глот каждый раз, переходя после этой фразы к следующим жертвам горячего маркетинга.

Канту стало неуютно, и он откланялся. Напоследок бросил грустный взгляд на Юлю и ушел, пытаясь отвязаться от ассоциаций с Пьеро.

– Рановато Кант сегодня… С ним все нормально? – Коля сидел за кружкой зеленого чая и красными от сигаретного дыма глазами смотрел за веселящейся толпой.

Упавший на стул рядом после танца Кирилл осушил стакан с водой.

– Не знаю, но у меня чувство, что он назвал бы это все пиром во время чумы.

– Ну, с условием пандемии это было бы верно.

– Тогда пиром перед чумой. Надо Лизу попросить, чтобы она такую картину написала.

– Кстати, как сестра?

– В затяжном, как говорит, творческом кризисе. Подкидываю вот ей идейки.

– Из-за поступления?

– Считай, год к нему готовилась. Нервничает. Я ей толкую, на кой это образование? И так рисуешь, как Рафаэль. Давай с нами свою поляну вытаптывать. А она… Говорит, Рафаэль устарел, это то же самое, что писать, как Пушкин.

– Умна, девчонка.

– Ужасно умна. Ладно, я дальше плясать, вон та брюнетка будто ждет.

– Давай.

* * *

С погодой не очень повезло. Сарма, один из сильнейших ветров на Байкале, гнал тяжелые, цвета ртути, тучи. Николай, хмурый, будто его на ночь засыпали негашеной известью, исподлобья смотрел на надвигающийся дождь. Ветер напоминал тысячу невидимых рук, одномоментно возникших из потустороннего мира, которые настойчиво пытались ухватить куртку или волосы. Раздался гром разорванного неба, и дождь вывалился из его нутра. Но это был не теплый, обволакивающий летний дождь, а дождь необычно теплого ноября, когда, по идее, должен идти снег, но с небес падают именно капли. Холодные, острые, вызывающие первобытный инстинкт сбежать и затаиться.

Но Николай стоял.

Небольшие, почерневшие от постоянной влаги причалы заскрипели. Берег Листвянки, самого знаменитого поселения на Байкале, вмиг опустел. Только какой-то мужичок в тельняшке и с непонятно каким чудом горящей сигареткой в зубах привязывал свой катер к причалу. И то только для того, чтобы тут же побежать под навес ближайшего кафе.

У большинства иркутян была жесткая установка, что Листвянка – не Байкал. Машины, шум, громоздкий и не очень вписывающийся в окружающий мир отель, глашатаи рекламного дела, приглашающие на экскурсию… Летом еще и толпы людей с колонками и пакетами еды. Как говорили свидетели, Анапа две тысячи седьмого года. Того две тысячи седьмого, который и подавно не надо возвращать.

Что-то странное было в самоощущении Николая. Какой-то патологический оксюморон. Казалось, что ко всему телу ползают холодные щупальца огромного кальмара. Внутри же он чувствовал себя первым человеком, достигшим Северного полюса. Моряком на палубе корабля. Охотником на тигра в засаде. Он получал невероятное удовольствие, сопротивляясь стихии, чувствовал себя живым и достойным. Чего? Не ясно. Но какой-то смысл в этом всем был.

Подбежала Галла и, взяв его за руку, увела в кафе.

Отпоила горячим чаем.

Забросала осуждающими взглядами.

Он молча подносил стакан к губам и блаженно потягивался. Смотрел влюбленно и со значением. Внутренняя сила, заряд которой он получил на берегу, уплотнялась. Эта энергия, это достоинство и легкость, которая окружила Галлу вкупе с ее безбрежной любовью, заставили девушку растаять.

– Мне вот интересно… Что почувствовали казаки, когда впервые вышли к Байкалу? Были ли те, кто вообще не ожидал увидеть здесь озера? И тут… Эти горы, вода, деревья… Едва улавливаемый противоположный берег…

– Не знаю. Лучше бы подумал, что промок весь.

Коля беззаботно улыбнулся.

Когда зашел Глот, все готовили оборудование к прогону завтрашнего открытия фестиваля. Коллективы, звукарь, музыка и фотографы. Все прикидывали, записывали и обсуждали.

Зал был хорош. Сцена больше любого ДК. Отдельная рубка технарям – царство Доди.

– Боже, храни профком! – воскликнул, впервые войдя в зал, Женя. – А вот здесь картины повесим!

Кирилл с Юлей разбирали коробки с бейджиками на полу перед сценой. Одни волонтерам, другие участникам, третьи випам и так далее. Женя ковырялся с картинами, Кант с помощниками, в угоду противоэпидемиологическим мерам, расклеивал через каждые два стула таблички «не садиться».

Коля в тысячный раз пробегал глазами по сценарию.

– Ребят. – Глот кашлянул. Его голос обычно располагал к разговору, но сейчас сложно было вообще воротить языком. Хотелось спрятаться, закрыв лицо руками. – Ребята! В общем, только что провели созвон министерств. Правительство. В общем… Кранты нам. Локдаун. С послезавтра.

Повисла тишина. Да, последнее время говорили про третью волну. Но все молчали, никто ничего не говорил, не предупреждал. Даже инсайдеры из правительства. У них был еще месяц. Еще месяц, им обещали все СМИ, все специалисты!

– В смысле? – первым в себе нашел силы Николай.

– В прямом. Мы только открытие успеем провести – и в онлайн.

– Мы не можем в онлайн.

Саксофонист из джазового коллектива сыграл знаменитую мелодию неудачи. Ему свои же чуть не настучали по голове.

Юля посмотрела на Колю оледеневшими от страха глазами. Отчаяние. Николай посмотрел в ответ, и она разрыдалась. И тогда до него дошло. Долг. Долг, который теперь не с чего отдавать.

Мир пошатнулся. Кратковременная тьма отступила, и Николай нашел себя сидящим на полу между первым рядом и сценой. Буря, царившая внутри, никак не давала выцепить хоть какую-то внятную эмоцию или мысль. Хотелось просто перестать быть.

– Давайте перекур, – наконец выронил Коля.

Один из музыкантов ушел со всеми своими вещами, явно не намереваясь возвращаться. Через пару минут зал опустел. Никто не решался заговорить – только Кант успокаивал Юлю.

Коля свою позу не сменил, Глот чувствовал себя принесшим злую весть послом и искал избавленья в казни, Женя то и дело откидывал крышку Zippo, чем начал нервировать ходящего из стороны в сторону Кирилла. Додя, не посвященный в то, откуда у команды деньги на фестиваль, недоуменно наблюдал за друзьями.

Юля наконец отдышалась и заговорила почти ровным голосом.

– Мальчики. Понимаю, все об этом думают, но скажу – деньги. Их надо отдать. У нас не потраченных – почти шестьсот с половиной тысяч. Отдать надо два миллиона.

– Ни у кого лишней квартиры не завалялось?

– Коля, ты же говорил, локдауна не будет.

– Не наезжаем только друг на друга!

– Помолчи.

– Коля, ты обещал. Гарантии давал! Я не хочу проснуться с перерезанной глоткой!

– Баста! – Коля крикнул и встал. Он редко повышал голос, особенно на друзей.

Вдруг вспомнился ветер на Байкале. Тысячи холодных рук, пугающий голос природы. Что ж, можно сбежать, а можно… Можно пойти стихии навстречу.

Еще не до конца оформившееся, но намерение пришло. Лидерами становятся по разным причинам, и качества у лидеров различных коллективов разные. Коля мог вселить уверенность в этих сильных, но надломленных людей, и творцам большего не нужно.

– Мы справимся. Это первое. В конце концов, руки пожали только мы с тем типом. Второе – деньги наживное, у нас два месяца есть. – Он обвел всех латунным взглядом. – И третье… молимся. Даже те, кто ни во что не верит.

– Ну не убьют же нас, в конце концов!

– Да что вы все так напряглись? Кто убьет? Кто нам дал взаймы денег? – Додя понимал, что все плохо. Оставалось понять, насколько.

– Как бы сказать, Додь… Очень серьезные люди. Из не совсем легального бизнеса. – Женя говорил спокойно, но руки у него дрожали. Перед глазами маячили лица из бара, надменные, жестокие. С такими чувствуешь себя второсортным.

– Почему мне ничего не сказали?!

– Ты бы их убил. А потом они бы убили нас.

– Спокойно. Это тоже люди. – Коля говорил нескладно, сам это чувствовал, но сил оправиться не хватало. – Давайте так. Звоним своим благоверным, правдами и неправдами они должны вытащить погулять Галлу. Собираемся у меня через два часа.

На встречу еще пригласили Пашу.

Собрались за кухонным столом, вытащенным в комнату. Додя обиженно на всех смотрел из своего угла: такую информацию скрыть – это, конечно, подлость. Юля внезапно подхватила бразды правления. Кроме нее, особо и некому – беспрекословный авторитет был у Коли, и то первого среди равных.

Паша озадачено смотрел на календарь в телефоне. Полтора дня до локдауна. Тик-так. Тик-так. Он был поручителем, и успех ребят гарантировал его безопасность. По левой лопатке пробежался холодок.

– Можете кого-нибудь попросить? – спросил Паша.

– У тебя есть друзья, у кого лишние деньги завалялись?

– Разве что в долг…

– Мы уже взяли у твоих друзей в долг, спасибо, – процедил Кирилл. На музыканта смотрел с презрением, Паша такого взгляда простить не мог.

– Я вас из жопы вытащил, а вы мне так?

– Вытащил? Вогнал!

– Вы настолько тупые, что не понимали риски? Сомневаюсь. Все всё понимали. Кто бы вам еще столько дал с ходу? Банк? Государство? Может быть, у кого-то родственничек миллионер?

– Сам-то ты с ними не связываешься, да? На продвижение группы денег у своих друзей не брал.

– Не брал. А на вас понадеялся.

– Давайте кого-нибудь грабанем? – неожиданно прервал спор Додя.

– Что?

– Ну, ограбим. Мало в Иркутске подходящих людей? Или мест? Ограбим и отдадим долг.

– Ребят… А может, он прав? – Коля обвел всех взглядом. – Это вариант. Хреновый, но сейчас выбор между плохим и ужасным.

– Да что ужасным-то, а? Че, они убьют нас, что ли? – Глот посмотрел на Пашу.

Тот пожал плечами, довольно искренне.

– Да вы чего? Это преступление… Это тюрьма!

Для художника нет слова более мрачного. Несвобода, ограниченность, подавленность. Можно сколько угодно говорить, что свобода – она внутри, что и в клетке можно быть свободным… Да только это бравада. Из тюрьмы невозможно вернуться прежним.

Сидящие в комнате разделились.

– Предлагаю голосовать, – металлическим голосом произнес Коля.

Глот занервничал, первым проголосовал против. Юля попыталась увещевать друзей, но тщетно. Кант встал на ее сторону, проголосовал против. Паша объявил, что у него тоже есть голос, поддержал идею с ограблением, и Кирилл проголосовал против, поняв, что позиция «за» все равно выиграет. Если все сорвется, совесть у него будет спокойна.

У Паши нашелся информатор. Заплатили, тот скинул файл с наводкой. К концу изучения Глот воскликнул:

– Я все придумал! Нужен художник и актер, умеющий менять голос.

На мгновение повисла тишина. Коля с Кириллом встретились взглядами, и лицо обоих озарилось идеей.

– Витенька?

– Витенька!

Кант непонимающе посмотрел на друзей.

– Не бойся, мы не про тебя.

* * *

Виктор и Лиза, сестра Кирилла, зашли в клуб. Волосы девушки цвета еще не собранных злаков в шабаше огней приобрели золотисто-медовый оттенок, сменяемый кроваво-красным пламенем и синевой неонового коктейля. Виктор шел следом за девушкой, и эти фантасмагории его сильно изводили. Он был из тех людей, что любят порядок и доверительно относится к своим глазам. А светомузыка лгала, водила за нос, подменяла реальность.

Столики шли по периметру, расступаясь перед обширным баром. Между ним и сценой у противоположной стены находился танцпол. Люди на нем превратились в молекулы бушующего моря. Биты, соответствуя названию, били по ушам, проникали в подкорки и растворялись среди вен организма. Пройти мимо такой энергии, подпитываемой двумя сотнями человек, просто невозможно. Все растворялось и переворачивалось с ног на голову.

По углам танцпола в круглых клетках танцевали стриптиз. Две девочки для мальчиков, и два мальчика для девочек.

Кабинет директора скрывался в хитрых переплетениях коридора. Тот участок стены, слева от сцены, не подсвечивался, и с ходу бы найти проход не вышло. О том, что директор заведения явно имеет проблемы с паранойей, говорила и сеть переходов. Только до лестницы на второй этаж они свернули раз пять.

– Не думал, что в клубы сейчас можно пускать столько людей. Ковид же.

– Нельзя. Остальным. – Патлатая проводница сверкнула пирсингом, чуть повернув голову.

Наконец перед ними предстала металлическая дверь. Лиза придала объем своим волосам. Зная о предпочтениях директора клуба, Виктор подумал, что это глупо.

За большим деревянным столом сидел мужчина лет тридцати пяти. Прежде чем посмотреть на гостей, он закончил что-то печатать на ноутбуке и убрал бумаги в стол.

Сильный подбородок, зеленые глаза и абсолютно лысая голова. Директор заведения был хорош собой. Лизе даже стало немного обидно за генофонд. Помощнице дали знак выйти.

– Итак, молодые люди.

– Нам сказали, что вы ищете специалистов. Ивент-менеджеров с… с особенностями вашей клиентской политики.

Мужчина усмехнулся.

– Хорошо сказал. Да, нужны. Меня зовут Томас… Пожалуй, псевдонима хватит. А вы…

– Меня зовут Антон.

– Я Мария.

– Ах, какое прекрасное имя. Очень идет вашим глазам, они тоже нежные и яркие одновременно.

– Ой, спасибо. Таких комплиментов моим глазам еще не делали.

– То ли еще будет. А расскажите пока про ваш опыт.

– Мы недавно переехали из Новосибирска. Там проводили подобные вечеринки. Клуб был закрытый, «Матрос» назывался, год где-то с ними сотрудничали.

– Да, знаю его. Какую специфику практикуете на мероприятиях?

– Разное, зависит от запроса. Просто вечеринки с конкурсами, БДСМ, как-то проводили вечер шибари, корейцы приезжали.

– Интересно. А почему не японцы с шибари?

– С японцами не знакомы были. – Лиза улыбнулась.

Ровные зубки зацепили на себе внимание Томаса.

– Ну, для начала испытательный срок. Проведете парочку мероприятий, первое со мной. А так, шесть-десять вечеров в месяц. За один плачу десятку, плюс процент.

– Неплохо, но надо подумать.

– Это лучшие условия в городе.

Лиза встала и прошлась по комнате, остановилась возле скульптуры африканской женщины. Та располагалась в стеклянном шкафу, в углу, за рабочим столом директора клуба. Черная глина, нереалистично длинные шея и руки, красное платье. Таких фигурок великое множество, но так казалось только на первый взгляд.

– Выставка в Лиссабоне, 2013 год. Продали на аукционе за…

– За тридцать семь тысяч евро. Да, это та фигурка. А откуда такие познания?

– Училась на культуролога, вела колонку в одном журнале… Да неважно, все закончилось нехорошо.

– Интригуете, Мария. Как культурология может закончиться плохо?

– Встретила этого парня. – Лиза рассмеялась. – Кинули с деньгами, потом долги. Дурочкой еще была, развели. А та выставка запомнилась эпатажным перформансом Дейлера.

– Когда он устроил фейерверк из… Да, к этому гости были не готовы. Антон, у вас спортивное телосложение… Или можно на ты?

– Да, конечно, на ты. И да, ЗОЖ наше все. – Гости делали вид самых добродушных и простых ивент-менеджеров клуба для взрослых за всю историю Земли.

– Похвально, особенно в наше время. Молодежь больше ведет сидячий образ жизни.

– Я бы не обобщал. Спортивная культура цветет.

– А не она, случаем, привела вас в индустрию?

Виктор ждал подобного вопроса. Он сдержался, чтобы не переглянуться с Лизой.

– Не совсем. Я… Как бы это сказать… Для начала, с какой целью интересуетесь?

– Можно тоже на ты, дружок. Вы меня устраиваете, но мы могли бы познакомиться получше. Может, задержишься, обсудим детали?

Все всё понимали. Витя тактично улыбнулся.

– Простите, но дилер на своем товаре не сидит.

– Сидит. – Голос Лизы буквально ударил по голове.

Виктор не сразу понял, о чем речь.

– Антошик будет не против, если я буду смотреть. У него фетиш, но он стесняется говорить.

– Би, я сразу понял. Все прелести жизни предпочитаешь?

Игривый взгляд Лизы окончательно спутал мысли. Она прошла и вальяжно села на диван, но как только Томас подошел к Виктору и оказался спиной к девушке, та моргнула и слегка кивнула напарнику. Тот продолжал играть роль, но что-то внутри него сжималось.

– Вот так сразу… Я не привык…

– Зато твоя девушка привыкла, как видно.

– Мы же не знакомы, я даже имени ва… твоего не знаю.

Руки Томаса легли на плечи Виктора. Тот положил одну ладонь сверху и смущенно улыбнулся. В мыслях промелькнула сокурсница, чей тип поведения он сейчас копировал. Та любила поиграть в невинность.

– Даниил.

– Становится жарко, мальчики. – Лиза расстегнула пуговицу на блузке и глазами показала на Томаса.