«Вяло сигарету разминаю…»

 
Вяло сигарету разминаю.
Не курю. И не прошу огня.
Будто бы не знал, но вспоминаю
Тех, кто жил на свете до меня.
 
 
Как они здесь сеяли-пахали,
Как бывали здесь навеселе.
Как они наивно представляли
Всё, что будет после на земле.
 
 
Вот уж на чужом пиру похмелье,
Вот уж пальцем не туда попал…
Вряд ли они этого хотели,
Ничего-то я не оправдал.
 
 
Нет печи. А так – считай, Емеля,
Полон весь намерений благих,
Даже помолиться не умею
За безвестных пращуров своих.
 
 
Вздрогнув и очнувшись от напасти,
Брошу сигарету – баловство,
Задыхаясь от стыда и счастья,
Как Иван, припомнивший родство.
 

Вячеслав Теркулов

Родился 6 января 1965 года. Доктор филологических наук, профессор. Работает в Донецком национальном университете. Член Союза писателей ДНР. Автор поэтических сборников «Рябиновый сад», «Его величество сон», «Вечный подданный души». Лауреат литературной премии им. П. Беспощадного (1997), лауреат III Международного арт-фестиваля, посвящённого памяти Владимира Высоцкого «Я только малость объясню в стихе – 2021» в номинациях «Авторская» (3-е место) и «Специальная» (посвящения В. С. Высоцкому; 2-е место). Обладатель медали А. С. Пушкина «За большие заслуги в распространении русского языка» (2010). Публиковался в журналах «Молодая гвардия», «Родная Кубань» и др., в поэтических сборниках «Час мужества», «Выбор Донбасса», «Время Донбасса» и др.

«Допить этот август, возможно последний…»

 
Допить этот август, возможно последний,
По капельке, вязкую терпкость смакуя,
Шагнуть в свою жизнь, совершенно другую,
Как в поезд, идущий из области летней
 
 
В осеннюю область: там звон колокольный
Стучится в висках перебором вечерним.
Уйти в листопады, и это, наверно,
Окажется верным поступком безвольным.
 
 
Увидеть дожди на границе Вселенной,
Стучаться в окошки оставленных хижин…
Мы всё-таки ходим, мы всё-таки дышим
И в жизни обыденной, неполноценной
 
 
Пытаемся пить этот август последний
По капельке, вязкую терпкость смакуя.
Сентябрь одежду свою дорогую
Уже примеряет. Почти незаметны
 
 
На линии жизни следы исправлений.
Как весь этот август печальный, последний…
 

«Бессильный душ напоминает дождь…»

 
Бессильный душ напоминает дождь…
Как продолженье радиоэфира
В ночном дожде живут царицы мира,
И среди них монахинь не найдёшь…
Найдёшь блудниц и гордых поэтесс,
Безвестных повелительниц трамваев.
И дождь идёт, и город изнывает,
Прочувствовав весенний перевес
Пасхальных дней… Воистину воскрес
Твой Бог, твоё пленительное чудо.
И душ пошёл по телу многолюдно,
И дождь пошёл, как чудо из чудес.
 

«И море далеко, и образы печальны…»

 
И море далеко, и образы печальны,
Томительный рассвет переполняет дом,
И кофе поутру горчит необычайно
В пространстве городском…
 
 
В пространстве городском бесцветные маршрутки
Развозят суету по душам по утрам,
Преобразуя мир в расплавленные сутки,
Преобразуя нас, и терпкая жара
 
 
Нас заставляет жить без лишних одеяний,
И мы хотим туда, где море и песок.
Нас одевает день в неощутимость ткани,
В неощутимость слов, в неощутимость строк.
 
 
О мой короткий век, не прожитый у моря,
Ты так стремился в даль непознанных миров,
Ты продолжаешь жить с непризнанною болью
Разрушенных войною городов.
 
 
О мой короткий век, прощальным сообщеньем
Ты ходишь по умам возлюбленных друзей,
И ритмы лишних слов глухим сердцебиеньем
Звучат в тиши музейных галерей…
 

«Ну, что там у тебя? Опять весна?…»

 
Ну, что там у тебя? Опять весна?
Опять сирень и томное броженье
Души, её тоска подтверждена
Свеченьем окон: их предназначенье —
Светить всю ночь, как светится маяк
Под Севастополем, где стаксельная шхуна,
Плывущая по морю кое-как,
Спасается от гибели. Лагуна
Твоей квартиры создана судьбой,
Судьба твоя обыденно-печальна,
Но всё-таки, мой ангел, Бог с тобой,
И всё, что было, так необычайно,
Так удивительно. Вся прожитая жизнь
Полна событий, странных и обычных.
Прекрасно всё, ты заново родись,
Живи у моря в свете фантастичных
Июльских звёзд. Обыденный прибой,
Цикад звучанье, клёкот томных чаек…
И всё-таки, мой ангел, Бог с тобой
И этот сонный мир с индийским чаем…
 

«И ночь твоя уже не ночь…»

 
И ночь твоя уже не ночь:
В сплошном тумане сновидений
Ты никому не нужный гений,
Ты гений, убежавший прочь
Из лабиринта этих стен,
Из однокомнатной квартиры,
Из дома, города и мира,
Из преклонения колен
Перед бесстыдным божеством,
Живущим где-то по соседству.
Проходит по задворкам детства
И возвращается в твой дом
Твоя обычная тоска
И дрожь болезненная пальцев.
Бредут по улице скитальцы,
И ищет смыслы «Гугл Хром».
А смыслов, как обычно, нет,
Остался лишь в воспоминаньях
Последней встречи миг прощальный
И неуслышанный ответ…
 

«И в эти дни – жара и полный фарш…»

 
И в эти дни – жара и полный фарш:
Гипертония, вызов на работу.
И это так обычно для кого-то,
И этот кто-то – я. Желанен дождь,
Как для данайцев – проститутки Трои.
Но что-то тут летает над тобою,
А что это – не сразу и поймёшь.
Под вечер только пение цикад,
Стихает шум привычных комбатантов,
Все ходят тихо, словно на пуантах,
О чём-то очень важном говорят.
К примеру, что закончилась вода
На время или, может, навсегда,
Но это так… Лишь Гефсиманский сад
Цветёт-цветёт, стремясь плодоносить
Всё то, что так желанно для народа:
Котлеты, сплетни, дождевую воду,
Оранжевый платок, приятный вид
Из окон на прозрачный перекрёсток.
Так день проходит. Ты опять подросток,
И ночью мир с тобою говорит…
 

«Гуденье пчёл в предчувствии плодов…»

 
Гуденье пчёл в предчувствии плодов,
Ночного сада томное кипенье,
Как будто корабельных парусов
В преддверьи бури светопреставленье.
Есть сад, есть дом, есть полночь и покой.
Деревья, ощутив порывы ветра,
Качаются над грешной головой,
Прощая всё и разгоняя лето.
И кажется, предчувствие грозы
Важней грозы. Остановись, мгновенье!
Гуденье пчёл и трепет стрекозы,
И несколько минут – без сожаленья.
 

«Я закурю. Закончится война…»

 
Я закурю. Закончится война,
По улицам пройдут войска, и ночью
Всё так же будет виден из окна
Весь этот мир усталый и порочный.
Соседский заиграет патефон
Какую-то мелодию из детства.
И всё пройдёт, как марево, как сон,
Без ощутимых смыслов и последствий.
Я закурю. Бессонный интернет
В компьютере запомнит всё, что нужно,
И всё, что нужно, он сведёт на нет,
Оставив только то, что равнодушно
Признает верным. Кончится война.
Закончатся слова и недомолвки,
Но, как обычно, виден из окна
Ночной туман. Пустынной остановкой
Ночной троллейбус брезгует. Звенят
Под напряженьем голые троллеи,
А небо завершает звездопад,
Погасших звёзд ни капли не жалея.
Я закурю. В пред восхищенье сна
Я закурю, усталый и голодный.
Ну что ещё? Закончилась война.
И город спит всемирно, всенародно.
 

«И окно в этот мир на границе судьбы и безвестия…»

 
И окно в этот мир на границе судьбы и безвестия
Занавешено тонкой прозрачной дневной занавеской души,
И автобусы медленно движутся прочь из безвестной глуши,
Ну а мы остаёмся дышать, говорить, лицедействовать.
 
 
Лицедействует город в своей театральной извечности,
В лицедействе кофейных бесед зарождается день.
Этой новой весны отражённая в зеркале тень
Остаётся штрихом моей выстраданной человечности.
 
 
И, оставив портфель у двери, обожжёнными крыльями
Ты взмахнёшь, превратившись в небесный бесстыдный полёт.
Город смотрится в небо, живёт и чего-нибудь ждёт,
Ну а ты пролетаешь, и ангельскими эскадрильями
 
 
Заполняется день, город машет раскрытыми окнами,
Повинуясь желанью лететь в исключительный мир…
Только души в тиши растворённых в пространстве квартир
Остаются дышать кислородом дождя одинокого.
 
 
Эти крылья раскинутся в небе пространства безвестного,
Это небо останется жить в пелене облаков.
Этот тонкий рисунок значительней тысячи слов,
Этот день продолжает дышать, говорить, лицедействовать…
 

«В моих безумных сутках сто часов…»

 
В моих безумных сутках сто часов.
Сто демонов стоят за каждым часом
И смотрят на меня и безучастно
Губами шевелят. А в сотне слов,
В пыли, и в чьих-то странных политесах,
И в трепете вечерних занавесок,
И в скрипе переполненных шкафов
 
 
Я нахожу мгновенья прежних дней,
Которые в пространстве сточасовом
Меня зовут к моим первоосновам:
Дела, давно забытые, людей,
Людей, давно забытых и умерших,
Каких-то никому не нужных женщин
И корабли на берегах морей.
 
 
В моих безумных сутках корабли
Плывут и оставляют всякий мусор
На глади сочинений безыскусных.
А демоны мне шепчут: удали
Все глупости, все городские мысли.
Есть сто часов для сочиненья истин
В предвосхищенье берега земли
 
 
Пустого острова. Есть только сто часов.
Есть только миг в пространстве сточасовом.
Ты соберись: порой одно лишь слово
Важнее, чем сто тысяч тормозов,
Которые, возможно, не спасут.
А демоны опять чего-то ждут,
Безмолвствуя под тиканье часов.
 

«Мечешься, ходишь гоголем по улицам суеты…»

 
Мечешься, ходишь гоголем по улицам суеты,
Сетуешь о потере нравственных ориентиров,
Но мир, тебя окружающий, – это всё-таки ты,
Не станет тебя – и больше не будет этого мира.
 
 
И, может быть, это надо куда-нибудь записать,
Чтобы потом, перелистывая старый блокнот с подсказками,
Всё, что тобой забывается, медлительно забывать,
Как и положено богу, спокойно и беспристрастно.
 
 
Просто смотреть на небо – в небе сияет Ра,
Мыть свои ноги в речке, от холода цепенея,
Пить своё крепкое пиво, закусывая фуа-гра,
Выслушивая на видеохостинге вымыслы чародеев
 
 
О том, что мир – это ящик или подземный лаз,
О том, что вершина мира находится возле носа.
Тот, кто тебя рисует, по сути, твой богомаз.
Ты просто пьёшь своё пиво, выкуривая папиросу.
 
 
Мир сложен из стёкол окон и тёплых ночных дождей,
Мир – это только тобою придуманное пространство.
И если тебе не нравится, не сваливай на людей,
А просто поверь в своё вымученное постоянство.
 
 
Так заполни баклажку пивом ночных дорог
И положи в котомку махорку и бутерброды.
Нет ничего в этом мире, в нём ты сумасшедший Бог,
Придумавший его случайно вечером после работы.
 

Писатели ближнего зарубежья

Игорь Павлюк

Известный украинский поэт, один из ярчайших представителей современной литературы Украины.

Родился в Волынской области 1 января 1967 года. Учился в Санкт-Петербургском военном училище, работал журналистом. В 1992 году окончил Львовский государственный университет им. Ивана Франко, факультет журналистики. С 2003 года живёт в Киеве.

Доктор наук по социальным коммуникациям. Член британского ПЕН-клуба. Автор многих книг. На основе стихов Игоря Павлюка созданы театральные постановки. Его пьеса «Вертеп» входит в репертуар Львовского драматического театра им. Леси Украинки. Произведения переведены на русский, белорусский, польский, английский, латышский, болгарский, японский, китайский и другие языки.